и молодые девки любят ворожить об суженых.
необыкновенно заблистали, и румянец снова выступил на лицо.
считая ступени вверх по лестнице, - каково ж, когда заставят считать вниз!
княжне на мою руку, понимаешь...
уговор: теперь ты должен положить мне золотой на ручку, а за первый поцелуй,
который даст тебе твоя желанная, подарить мне богатую фату.
говоришь. Чего б я не дал за такое сокровище!
протянул ладонь своей руки. Цыганка схватила ее, долго рассматривала на ней
линии, долго над ней думала, наконец произнесла таинственным голосом:
головах венцы из камени честна, много лобызаний дал ты ей; да недавно ей
спели "упокой господи!", дал ты ей заочно последнее земное целование.
хлопая в ладоши.
- Что ж далее?
высокий, черный глаз из ума выводит... бровь дугой... бела, как кипень...
белянки перед ней!
тебе, что она не из земли русской, а из страны далекой, откуда лебеди сюда
прилетают...
углубись в рассматривание ладони, продолжала:
расточи его своею ветреностию; береги и себя! В твоей суженой не рыбья кровь
здешних русских женщин... Первое дитя будет у тебя мужеска пола... Далее
черты путаются так, что не разберешь! Довольно для руки сердечной; дай мне
правую ручку (Волынской передал ей другую руку). Эта владеет
мечом-кладенцем, или... перышком, которое, говорят, режет исподтишка, что
твое железо! Правая ручка достает деньги, честь, славу!.. О! для этих вещиц
забываете вы и про любовь, а наша сестра горюй и сохни!
вспомнила старину!.. Вот теперь-то и запутаешься...
собираешься бороться с человеком, который еще сильнее тебя. Брось свои затеи
или укроти свой ретивый нрав, уложи свое сердце. Силою ничего не возьмешь,
разве возьмешь лукавством. Выжидай всего от времени... Уступай шаг первому:
довольно, если будешь вторым...
человеком, который этого бы стоил, который бы любил Россию и делал бы ее
счастливою.
беда тебе!
живого, который, право, дает советы не хуже хитрого секретаря Цесаря Боргия!
{Прим. стр. 35}
книга, видишь много впереди и назади, похожа на одну особу, которую... я
уважаю, и потому мне очень полюбилась.
отвечала она, - мне все равно, лишь бы твоей милости в угоду было.
ворожее, придворным барышням, явись в полдень во дворец, спроси меня, - тебя
позовут, я за это берусь.
(Волынской положил палец на свои губы.)
скорей откушу себе язык и проглочу его, чем проговорюсь. Прощай же,
талантливый мой; не забудь про фату!
чтобы ее и цыгана, который с ней, полиция нигде не тревожила и что я за них
отвечаю.
вручена чудесной Цивилле {Прим. стр. 36}. Он отправился с Зудой в другую
комнату, а Мариула, произнеся вслед им вполголоса, но так, чтобы они
слышали: "Зачем я не знатная госпожа? Зачем нет у меня дочери?" - спешила к
товарищу своему.
обрадовался ее появлению. Жестокий, с лишком в двадцать градусов, мороз
прохватывал его до того, что он, за неимением с кем погреться вручную, готов
был побарахтаться с медведем. Но как Мариула, после милостивого обхождения с
нею кабинет-министра, сделалась важной особой в доме его, то и доставила
вход в кухню своему товарищу, едва не окостеневшему. Там его отогрели и
обоих накормили, как свиней на убой. Во время их обеда сбегали не раз в
кухню дворовые люди и перешептывались о чем-то с поварами. И потому цыганка
на вопросы свои, издали забегавшие о семейной жизни гостеприимного и доброго
барина, получила только ответы, утвердившие ее в мысли, что Волынской
вдовец.
бормотала про себя.
подвязывая себе бороду платком. - Того и гляди, что оставишь нос и уши в
этом чухонском городке, который ближе бы назвать городскими слободками. Там
палаты, около них жмутся мазанки; здесь опять палаты, и опять около них
мазанки, словно ребятишки в лохмотьях связались в игру с богатым мужиком. А
меж ними луга да площади, как будто нарочно, чтоб ветру ходить было
разгульнее!
меня нельзя было!
носу страшно было бы показаться к ней. Сердце петухом поет во мне от одной
мысли, что она меня испугается и велит выгнать. (Немного помолчав.) Завтра
во дворец?.. Я погублю ее сходством, я сниму с нее голову... На такой
вышине, столько счастия, и вдруг... Нет, я не допущу до этого... Вырву себе
скорее глаз, изуродую себя... Научи, Василий, как на себя не походить и не
сделаться страшным уродом.
только мое дитя, мое сокровище. Возьми все, что у меня есть; мало, я пойду к
тебе в кабалу.
одеваешь меня... Разве только убить себя велишь, тогда тебя не послушаю. Да
из какой же беды хочешь себя исковеркать?
ж бы я пришла сюда, как не посмотреть на ее житье-бытье? Мариорица в чести,
в знати... за нею ухаживают, как за княжной, за нее сватаются генералы... и
вдруг узнают, что она... дочь цыганки!.. Каково мне тогда будет? что
станется с нею?.. Нет, не переживу этого! скорей накину на себя петлю!.. На
беду, она похожа на меня, как две капли воды; вот уж и Волынской и его
приближенный признают это... Признают и другие!.. Господи, господи! от одной
мысли меня в полымя бросает!.. Из княжон в цыганки!.. Каково так упасть!.. Я
ее лелеяла, я берегла ее от этого позора; она не знает, что я мать ее, -
пусть никогда и не узнает!.. Мне сладко быть матерью, а не называться только
ею; сладко видеть Мариорицу счастливою, богатою, знатною; не хочу ничем
потревожить ее счастия... Умру с тем, что я могла б одним словом... да! таки
одним словом... и не сказала его. Видишь, мне одной обязана она всем. Бог
это знает да я! Вот что меня утешает; вот, Васенька, что меня утешит, когда
глаза мои станут навеки закрываться.