Андрей Лебедев

Кедря и Карась

Повесть
Вместо предисловия:

Молодой офицер, или как принято говорить в войсках, - "гусь"
- явление до чрезвычайности забавное.

Юноша, в самую пору свою, когда радостно оттого, что и ус
черен, и плечо упруго, одевает вдруг китель с лейтенантскими
погонами.

Позади пять лет казармы - лет самой лучшей поры, которые
можно было бы употребить в наше мирное время совсем по-иному -
весело, вольно, радостно. Пять лет казармы, солдатская шинель,
разве что с курсантским галуном на погоне, солдатская жратва,
всюду строем и все по команде.

Но вот училище окончено, и гибкий станом новоиспеченный
лейтенант вступает в свою первую офицерскую должность. Он рад
жизни и всему окружающему пространству, как молодая собака,
выпущенная погожим днем погулять после долгого домашнего ареста.

Он идет упругой походкой сильного, здорового человека.
Скрипит и пахнет новой кожгалантереей офицерская портупея, звенят
подковки хромовых сапог. Короткие волосы обильно вспрыснуты
одеколоном, а поверх шевелюры - роскошная фурага, про которую так
и хочется сказать: "- муха не сидела".

Он идет и поет.

Он идет лишь потому, что бежать не приличествует чину, а то бы
побежал вприпрыжку от радости.

Он юн и агрессивен. Он красив и умел. Он военный, и этим уже
многое сказано. Он специально выбрал форму одежды для строя -
сапоги и портупею, хотя теперь, в статусе офицера он волен, ходить
в брюках на выпуск, ботинках и рубашке. Но он знает, что сапоги и
бриджи подчеркивают длину ног, а портупея особенно стройнит.

Уже потом, через год, а то и через два, когда эта игра начнет
надоедать, в его голосе появится ирония и вместо: "Товарищ
рядовой, ко мне!" он будет, устало молвить: "Эй, военный, иди сюда
дорогой".

Уже потом, когда портупея потеряет первозданный блеск, и от
штабных сидений на пояснице станут отрастать салы с мясами, он
полюбит брюки с ботинками и рубашки навыпуск.

Но сейчас он полон желания быть красивым, звонким, тонким и
блестящим.

_Он заслужил это право пятью годами лишений_

Он заслужил, он старается, и видит Бог, у него это
получается.

Но как по-иному и как забавно происходит все это с гусями-
двухгодичниками!

Кадровые в основном не любят двухгодичников. Двухгодичник не
выстрадал права на офицерские погоны, он не хлебал пять лет
курсантской каши - он, по мнению кадрового офицера, неоправданный
баловень судьбы и государства.

В разговорах между собой, кадровые называют
вольноопределяющихся "двухгадишниками", подразумевая тот смысл,
что пришли в армию на два года, нагадили и ушли.

Действительно, за что его двухгодичника любить? То, что
профессионалу-кадровику дается потом, кровью и годами лишений,
любителю-выскочке, для которого служба в армии не профессия, а
лишь короткое веселое приключение, дается на знаменитом блюдечке с
голубой каемочкой.

Особенно раздражает порою даже приводит в бешенство, порядок
присвоения "этим карасям" очередных званий. Двухгодичник полтора
года ничего не делает, только гадит, да водку пьет, а ему бац, и
старшего лейтенанта присвоили. Да за эту звезду кадровому три года
на взводе рылом землю пахать. Вот ведь несправедливость какая!
Ходят эти двухгодичники, нос кверху, старших не уважают и на все
им наплевать - лишь бы до дембеля дотянуть как-нибудь.

И действительно, "студент", в отличие от кадрового, лишен
необходимости лебезить перед начальством. Что бы там ни случилось,
у него одна перспектива - дембель.

Но, прежде всего, гусь-двухгодичник смешон. Гусь-двухгодичник
- это карикатура, это мультфильм "Ну, погоди!" и книга "Двенадцать
стульев" вместе взятые. Начнем с того, что это просто ряженый в
чужое и поставленный не на свое место человек.

Нелепость военной формы на гражданском - это еще полбеды,
самый смех, вся комичность ситуации в том, что этот ряженый
военный вместо того, чтобы вести себя тихо и скромно, порою
пытается изобразить из себя гвардейского удальца - поручика
Ржевского, лихого командира и отчаянного повесу.

Вот идет он - герой срочной и действительной служб. Спина
сутулая, брюхо (пять лет в пивном баре прошли не даром)- торчком
впереди. В отличие от кадрового гуся, гусь-двухгодичник сразу
оценивает достоинство повседневной формы "не для строя", то есть
ботинок и брюк на выпуск.

Ему ведь бриджи в ателье не подгоняли, ему на складе пьяный
прапорщик выдавал, ну и конечно размер попутал. Теперь в этих, с
позволения сказать, галифе и без того толстый двухгодичный зад
выглядит просто вызывающе омерзительным. Из-за жирной талии и
толстого зада, "этого выскочку" часто со спины принимают теперь за
крупное начальство, и если приходится обгонять, кадровые переходят
на строевой шаг и козыряют, кося взгляд на незнакомого старшего
офицера, однако, разглядев лейтенантские звезды, тут же плюются.

Итак, он начисто лишен выправки и одет как чучело, но это
далеко не все пороки офицера-любителя. Послушали бы вы, как он
командует своим бедным взводом, а то и того чище - ротой или
батальоном, когда ему случается быть дежурным.

Наш плац слышал такие команды, от которых составители первых
строевых уставов Советской армии генералы Тухачевский и Игнатьев
со стоном переворачивались в гробах.

Доводилось мне видеть на плацу молодого командира в брюках
навыпуск и в портупее. Для гражданского читателя поясню, что сие
сочетание также возмутительно невыносимо, как появление где-нибудь
в конторе столоначальника, одетого в пиджак поверх майки и трусов,
при галстуке на голую шею, в кедах и жокейской шапочке.

Однако если одетый таким образом столоначальник вряд ли смог
нормально руководить своим коллективом, так как его бы быстренько,
как миленького свезли куда следует, одетый столь немыслимым для
армии образом офицер-любитель запросто в течение двух часов
проводил строевые занятия, то есть легко руководил процессом, в
котором сам, как говорится, ни бельмеса. Вот чем отличается армия
от гражданки. Представьте себе, что где-нибудь на заводе появится
начальник цеха или там мастер, одетый в клоунские одежды и
отдающий бессмысленные команды и идиотские распоряжения. Я думаю,
что его быстро побьют и сдадут в санчасть. Однако в армии такого
не происходит. А ведь именно такими клоунами выглядят
двухгодичники первые два-три месяца своей службы.

Таким был и он, Валерий, Валерий Андрейчик - герой нашего
повествования.
1.

Что считать первым днем службы? День, когда впервые облачился
ты в офицерскую шинель и когда впервые какой-то солдатик с испугу
откозырял твоим новеньким лейтенантским погонам, или тот день,
когда ты выставил шесть бутылок водки своим соседям по
"благоустроенному офицерскому общежитию" и напился с ними до
пьяна, совершая ритуал прописки и вступления в службу?

Нет, если по порядку, то началом службы следует считать тот
момент, когда тебе, еще патлатому гражданскому шпаку с сутулой
спиной и шаркающей походкой, добродушный майор из 306-й комнаты
родного военкомата выдал бумагу, из которой следовало, что
лейтенанту Андрейчику В.В. предписывается прибыть (позднее
лейтенант узнает, что ударение в слове прибыть надо делать на
первом слоге) в город Красноуральск для прохождения службы. Еще в
этой бумаге, отпечатанной на бланке родного военкомата, были
фиолетовая крупная печать, пятизначный номер войсковой части, где
ожидала новоиспеченного лейтенанта волнующая неизвестность, еще
шесть цифр, категорически означавших надлежащий срок прибытия
туда..., да еще в довершение документа стояла чернильная каряка с
расшифровкой в скобках слева от нее: Фрунзенский военком
подполковник Огурцов.

Позднее, года через полтора, тогда уже старший лейтенант
Андрейчик В.В. станет понимать, почему таким добродушным и
домашним выглядел этот майор из 306-й комнаты, что выдавал ему
тогда, в тот волнующий первый день, вместе с предписанием еще и
именные проездные документы со звездочкой и надписью в титуле:
Министерство обороны.

Билеты годились как для проезда в купейном вагоне, так и для
полета самолетом, с небольшой доплатой.

От этих проездных документов и предписания исходило
будоражащее молодую кровь электричество, на них хотелось долго
смотреть и за этими бумагами виделась та могущественная
организация, частью которой отныне становился вчера еще