был предпринят обход по избам. Исполкомская комиссия, в составе продко-
миссара, Матвея Лызлова и красноармейца, вышла после обеда второго дня
из исполкомской избы и направилась на Выселки, откуда предполагалось на-
чать. По настоянию продкомиссара выход был сделан без оружия, чтоб не
будоражить зря мужиковского воображения. Только красноармеец был снабжен
винтовкой, ибо, будучи без винтовки, он скорее возбудил бы подозрения
мужиков. В той крупной игре, какая началась всего несколько дней назад,
это было не только неудачным, а и бессмысленным ходом чрезмерно размяк-
шего сердца. Этот необдуманный шаг и поверг наземь зловещую тишину того
дня.
свод. Парило. В безветренных полях никли цветы: даже и цветам нечем было
дышать.
что пошли обходом исполкомщики, побежали бабы к ним навстречу, наспех -
на щеколды и засовы затворяя дома. Мужиков нигде видно не было, один
только высокий бабий стон стоял на широкой улице села. Бабы бежали с
пустыми руками, но гневные, встрепанные, похожие на наседок, вспугнутых
с гнезда.
цем, ушедших вперед. Их окружили и разъединили бабы, разевая в ярости
рты, гулкие как печные горшки.
дение делало их опасными даже и для взвода солдат, а тут было всего
трое, безоружных. - Грудные ребята у нас осолодку жрут... а мы тебя,
зевластого, яйцами кормить станем?!.
прорваться к продкомиссару сквозь непроницаемое кольцо баб.
ливо повертывал голову то в одну, то в другую сторону. Какая-то, кривая
и бесстыжая, со сбившимся назад платком, кричала пронзительно в самое
его ухо, опираясь на его же плечо:
закажу, чтоб кур топтал?..
вдуматься - мешал крик. А когда добрался до смысла петуховой поломки,
стало уже поздно. Бабы, атаковавшие двух передних, очевидно были злей и
упористей. Напрасно Лызлов и шуткой и угрозой и щипком за мужнее место
силился отбиться от бабьего напора. Волна все подымалась, и уже нельзя
было уйти из-под волны.
запутавшуюся в бабьих подолах и напрасно искавшую выхода, и смаху кинула
ее красноармейцу в лицо. Это случилось быстро. Тот не успел остеречься,
куриная лапа попала ему прямо в глаз. Он зашатался, зажмурился и не-
вольно отпихнулся от баб винтовкой. На беду, в сутолоке бабьего бунта
находилась и безвредная Рублевская молодайка, - ходила на шестом месяце.
Удар пришелся ей в живот. Она высоко и нелепо взмахнула раскинутыми ру-
ками и с пронзительным криком "убили" повалилась на земь, среди рассту-
пившихся в ужасе баб.
бабьих голосов подхватила Аксиньин вопль. Улица стала пустеть, бабы раз-
бегались. И точно только этого последнего сигнала и ждали мужики. В под-
воротнях, в плетнях, в углах и закоулках заворошилось живое и рассержен-
ное. Мужики бежали с кольями, косами и топорами. Вынесся откуда-то и
Егор Брыкин. Блестя полоумными глазами, он волочил за собой шестерину,
взмахнуть которой все равно у него не хватило б сил.
нибедов и несся снизу в распахнутой жилетке, обливаясь потом и вытаращив
глаза.
пыль гулким топом яловочных сапог.
оцепенело глядели вокруг себя. У Лызлова, как от великой боли, оскали-
лись зубы, и был жуток желтый оскал крепких его зубов. Продкомиссар тер
себе подбородок, бормоча что-то непослушными губами. А третий, зажимая
ладонью подбитый глаз, с ужасом глядел уцелевшим глазом на бабу, повер-
женную во прах, на лежавшую рядом с ней винтовку. Красивое лицо Рублевс-
кой молодайки синело и зверело от судорог. Отовсюду приближались.
кто-то сзади.
летом Гарасим черный.
разнивал с другого конца порезанного провода. К вечеру Сергей Остифеич
затянул ремень на шинели потуже и выехал в Воры. К этому времени уже со-
вершенно сложился у Сергея Остифеича план: надо заехать в Воры, за бума-
гами и с каким-нибудь поручением уезжать в уезд от начинающихся бес-
чинств... Ехал он не спеша, потому что небезопасно было шуметь по темени
возле этого края Кривоносовых болот. По-разному шалила в этом месте ле-
тучая братия над проезжими. А лошадь у Половинкина была белая: - хорошая
цель и по темноте. В одном повороте дороги Сергей Остифеич даже соскочил
с лошади и вел ее на поводу, пока не миновал подозрительный осинник.
Сергей Остифеич был прав: уже не храбрость, а глупость - подставлять се-
бя под баловную пулю незнакомого удальца.
донес всплески дальнего набата. Место тут было очень просторное. Сергей
Остифеич вскочил в седло и хлестнул лошадь. Воры, окруженные лесами, не
были видны Сергей Остифеичу: Сергей Остифеич подъезжал с юга. Тут ему
показалось, что видит на облаке отсвет огня. Причина набата стала ясна.
Опасности не предвиделось. Сергей Остифеич еще раз подхлестнул кобылку.
кой-нибудь из крайних домов. "Разойтись пожар не может, ветер не в ту
сторону. А вместе с тем и хорошо: вниманье мужиков хотя бы временно отв-
лечется на пожар. А там, может быть, и совсем схлынет, рассеется мужи-
ковское волненье. Недолог мужиковский гнев!" Так думал Половинкин, тря-
сясь в седле. Набат стал опять слышен. Исступленно и без сопровожденья
малых колоколов, бухал большой, в суматохе утерявший все свое досто-
инство старшинства. "Должно быть, Пуфла горит!" - подтвердил свои догад-
ки Половинкин и в третий раз подогнал коня.
И вдруг перед самым селом стало жутко. Он напрягся до багрового стыда и
переупрямил страх. Привязав кобылку к перилам моста, он пеше добрался до
подъема холма. Попалось на пути подобие водоотводного рва, Половинкин
переполз его. К этому времени стало совсем темно, приходилось итти почти
наощупь. Так, в темноте, он нашарил плетень крайнедеревенца. Жгучее, не-
осознанное любопытство охватило Сергей Остифеича, - вот так же в царскую
войну, когда в темноте нужно было миновать вражеский дозор или черный
наблюдающий глазок пулеметного гнезда. Это было любопытство здорового
человека к смерти. - Приникнув к плетню, выглянул.
пожара. Горела исполкомская изба, стоявшая чуть-чуть на отлете. Ветер
затих, и огонь выпрямился. Дыма не было, целые рои небыстрых искр порха-
ли по темноте. Красные сумерки стояли над селом. В улицах царило непо-
нятное оживленье. Вдруг оборвался набат. Кто-то, перебегая от дома к до-
му, кричал хрипло и властно, из последних сил: "Братцы, оружайтесь!
Братцы...". Его призыву отвечал неровный гул. Сергей Остифеич не мог
оторвать остановившегося взгляда от горящего исполкома. Покорял его и не
отпускал итти этот огромный столб почти неподвижного огня.
шпорить до крови белую кобылу, скакать с донесением в уезд. Но произошло
другое. Село встало под знак мятежа. Исполком горел. Все нити подчинения
его уезду были порваны. Половинкин ощутил себя освободившимся ото всех
недавних забот. Теперь он принадлежал себе самому. И целый вихорь осмыс-
ленных, здравых решений не одолел одного, неосмысленного. Что-то пошеве-
лилось в груди, и грудь вздохнула, и тотчас же где-то там, на глубине
пощекоталось удивительное желание - быть там, посреди криков, смятенья и
опасности. Не отрезвленный и холодом ночи, он стал пробираться за околи-
цей к середине села.
огненным столбом. В свете его Половинкин узнал: Воровской поп, Иван Маг-
нитов, удирал на телеге, нагруженной доверху поповским скарбом и ре-
бятьем. Сам он сидел на пузатом комоде и держал на коленях, в обнимку,
самовар. После заворота дороги влево все это стало еле приметно, и
только в глянце самовара предательски торчал красный отсвет пожара.
"Ага, бежишь!", с насмешливым волнением подумал Половинкин и хотел уже
продолжать свое опасное предприятие, но во время прижался к черной стене
мужиковской бани. В мимобегущей, темной и широкой фигуре, спотыкавшейся
и падавшей, узнал Сергей Остифеич попадью. Она догоняла поспешающего му-
жа, задыхаясь и крича шопотом:
подносом, прижимая его к груди, и побежала она под спуск холма, напрасно
взывая к мужу.
бабы ругались, как мужики. Куриный бунт, куриная смехота разбухла в