глухие дикобразные леса. Никогда Воры закатной тихостью не любовались,
потому-то вечный в них порыв, мрак, спор. Лес наступал и воевал в этом
месте с человеком. Его и рубили прадеды нонешних с гневной неистовостью.
Он и горел не однажды, а все стоит, а раны пожогов и порубей восполня-
лись шустрым молоднячком. Ни разу не видали Воры, что там, в западной
стороне...
де нас не перерубить! Впереди бежала березка, а за ней поспешала ель.
Так не пропадала ни зола, ни щепа: из праха выбивала жизнь. Лес шагал на
Воров. Даже начала и возле самого колодца, что напротив Супоневского па-
лисадника, веселенькая березка лезть. Как ни теребили ее бабы на веники,
истово кудрявилась каждую весну, и ни думая, что за дерзость порубит ее
какой-нибудь топором.
версту шел каемкой веселый лес, белоствольный, с голосистой птицей и
быстрым зверем. А за каймой берез становились неприметней тропы, непро-
ходней чащи, - с самого корня ели в сук шли. Запирал проходы человеку
тут угрюмый сторож, темно-синий можжевел. "Какой у нас лес! Сидяга! Ца-
пыга-лес", со злобой говаривал дядя Лаврен, черным словом припечатывая
свои сужденья, и казал след от пули, прошедшей на вершок выше щиколки. -
В давней молодости, сглупа, вздумал от рекрутчины укрываться в этих ле-
сах Лаврен.
памяти оставалось, как наезжал стрелять лосей в этот лес молодой Свину-
лин с приятелями. Зимами за Дуплею выл волк. Веснами пропадали коровы,
отбившиеся от стада, - думали на медведя мужики. А Попузинские мальчиш-
ки, ближние к лесу, каждогодно притаскивали целые выводки лисенят и дру-
гую тощую молодь. Лисенятам обрезали уши и, меченых, отпускали назад,
остальных силились приручить, но дохли звери и птицы, повядая от лесной
тоски.
по всем местам. После больших весенних дождей пестрели лысины, где были,
подобно ситцам блеклых сортов. Вдоль Курьи и до самой Мочиловки чернела
гнилая земля, вязкая. А где-то, почти рядом, в удивленье ученому челове-
ку, занимали крупные места полупески. Так росли без обиды, в полуверсте
друг от друга, и сухая песчанка с колким трескучим стеблем и обжиревшая
болотная безымянка с маслянистым, круглым листом. Попадались и камнистые
места, а к Каламаевскому лесу прибежали черные и красные глины. Это и
заставило Каламаевских промышлять горшечным ремеслом, - селу их названья
Гончары.
ных, правнук Ивана Андреича. Он человек был денежный, доброй души и аме-
риканского ума, но русской выделки. На бездорожном месте приспичило ему
выстроить керамический завод. Тайная цель Свинулина была высокая цель:
облагородить великорусское крестьянство, а заодно уж и прилежащую морд-
ву, посредством внедрения изящной посуды в мужиковский обиход. Был выпи-
сан заграничный мастер по поливе, немец. Он и наделал изрядные количест-
ва цветочных ваз, печных изразцов и огромных блюд, в золотых отливах -
по мнению его самого - не уступавших и старым мавританским. В добавление
к серии рукомойников в виде крылатой, плюющейся головы и корчаг, изобра-
жавших как бы розаны, но только сумасшедших размеров, была изготовлена
на какую-то выставку ваза неизвестного назначения, четыре аршина высоты.
На вазе был представлен сюжет мифологического свойства и столь игривый,
что мужики настрого запретили своим бабам, работавшим на заводе, прохо-
дить мимо этой небывалой Свинулинской выдумки. Впоследствии, когда Сви-
нулин женился, в вазу эту собирали дождевую воду. Ее разнесло одним
осенним заморозком. В отбитом днище пробовала одна домовитая хозяйка
огурцы солить, но огурцы получались поганого вкуса и цветом походили на
мертвячину.
земского поддержать художественное начинание. Мужик посмеивался, а барин
тощал. Тут еще правый заводской флигель сгорел, подожженный в отместку,
- рискнул Свинулин жалованье выплатить продуктами производства. Чтоб вы-
лезти из долгов, Свинулин принял большой заказ на помадные банки и на 30
тысяч Наполеонов, - тогда справляли юбилей Отечественной войны. Немец
обиделся и уехал. Помадных банок заказчик не принял, потому что умер,
поев арбуза. А Наполеоны ни с того, ни с сего потрескались единодушно
однажды утром, все 30 тысяч... И уж на заплату этой трещины не хватило у
Свинулина рублей...
ума! Как будто для того лишь голова, чтоб краше распускались на ней уда-
лые, льноподобные кудри... - В революцию завод сгорел, и в яму обвали-
лись уродцы, вышедшие из ямы же. Сорное Свинулинское место задернулось
соснячком и березками и разным плодовитым, крепким, игластым. И опять
стала новина, - какому плугу ее заново поднять? И какой Микула оросит ее
кровавым потом, чтоб дала, наконец, плод? И откуда придет он, с востока
ли алеющего зарей, с запада ли, отгороженного лесами и окрашенного зака-
том...
холмы чередуются с оврагами, - изрыты темными хитрыми ходами, заселены
ночным зверем, барсуком. Тут солнце редко, барсучья держава тут. И о чем
шумят вершины ночного леса, ведомо только им.
просторнее, отделаны не барсучьей неразумной лапой, а заступом и топо-
ром. Окруженное с двух сторон топями, было это место самым безопасным в
том краю. Сюда и пришли люди, выходцы из Воров. Было их не больше сотни,
но число их скоро увеличилось вследствие обстоятельства непредвиденного
и потому скорбного для уезда.
кой Лызловым. А Васятке Лызлову, самому еле ушедшему от смерти, с гору
представлялась и муха, сидевшая на щеке убитого отца. - Поэтому и выхо-
дило, что весь почти юго-западный край уезда встал на дыбы и кажет мед-
вежьи когти городу, что у мятежников и пушки, и пулеметы, что даже и де-
ти, и бабы свирепствуют, идя в тесном строю с мужиками, скрипя зубами и
неся смерть. Невидимые уста разносили невозможные слухи и про десять ты-
сяч вооруженного мужичья, и про широкие их планы, - даже являлся в них
сам пугачевец Кривонос, якобы воскресший ради такого удобного случая по-
куралесить среди живых. Ясно, что этому не верил никто, но в каждой го-
лове было знание об этом.
робнейшее донесение о происшествиях в Воровском округе. Товарищ Брозин,
составлявший донесение, сам испортил все дело. В телеграфное донесение
ради образности слога вставил он нечто о русской Вандее и о мужицком Бо-
напарте. Так же указывалось, что молчание губернии будет несмываемым
пятном на совместной работе уезда и губернии.
при намеке на Бонапарта покачал головой, на Вандею - пожал плечами, а
при упоминаньи о пятне даже и засмеялся, вспомнив, что в прежние времена
был пятновыводчиком Брозин. В секретном ответе предлагалось справляться
собственными средствами, если уж не сумели ладить с мужиками.
лова, камнем свалился в уезд Сергей Остифеич Половинкин. Спокойный и
хмурый, он явился на заседание уездных властей. Там, минуя свою
собственную историю и ставя после каждого слова точку, сообщил он, что
не о тысячах идет тут речь, а всего о какой-нибудь сотне. Далее товарищ
Половинкин предложил дать ему полуроту хотя бы из тех красноармейцев,
которые несут гарнизонную службу в уезде. С помощью их надеется он прек-
ратить пожар в самом начале, который, по его словам, не имея за собой
никакой политической подоплеки, являет собою только некоторым образом
месть за отнятый у села Воры Зинкин луг. Возражение предуисполкома о не-
целесообразности этого ввиду полной политической невоспитанности красно-
армейцев, только что взятых от сохи, не было принято должным образом к
сведению. - Так говорилось в протоколе чрезвычайного того заседания.
заданный товарищем Брозиным в конце заседания: каким образом удалось то-
варищу Половинкину уйти из подобных неприятностей в живом виде, если все
остальные товарищи честно погибли на месте своего долга. Сергей Остифеич
вопрос понял и, подойдя к улыбавшемуся Брозину в упор, раздернул на гру-
ди гимнастерку одним рывком. Одна из отлетевших пуговиц ударилась Брози-
ну в щеку, и только тут понял Брозин, отчего, рассказывая, Половинкин
дышал так тяжело и как-то странно вихлялся телом. Вся грудь Сергея Ости-
феича, от подбородка до пупка, представляла собой одну взбухшую синюю
рану, расцарапанную какой-то неистовой пятернею в кровь. - После этого
Брозин уже молчал.
войны, когда был фельдфебелем, - ночи, напоенные ужасом, когда и рвала,
и кричала, и кусала все кругом одушевленная человеческим безумством
сталь. Но страшней сотен их была эта, в которой тихо звенели комары и
невнятная зудящая боль подползала к голове, бесила разум. Острей вошло в
память, как стоял он голый под деревом и косил глаза на собственный нос,
на котором медленно, перебирая лапками, набухал комар. Весь мир со всем,
что есть в нем, был заслонен тогда от Половинкина красным комариным пу-
зом. Потом, когда его освободили, он бежал, безумно воя и прискакивая,
голый, к Мочиловке, на ходу стирая с себя комаров, облепивших его глад-
ко, как сукно. Тогда еще зарницы совсем опутали небо в горящую порывис-
тую паутину... Здоровью Сергея Остифеича был положен предел в ту ночь.
Уже била его знобящая лихорадка, а порой безумьем наливалась голова и
грозила разлететься тысячью острых осколков.
Контровский Владимир
Перумов Ник
Суворов Виктор
Круз Андрей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия