Мишка, точно отчаявшись, скривил губы и погладил усы. - А вот в соседней
губернии и вправду, говорят, начинается. Вот я и говорю тебе, что мне
сердце велит! Лето мы с тобой в лесах перекочуем, а потом сызнова
гульнем. А здесь нашей свечке неделя сроку всего, а там потухнет. - Миш-
ка стал говорить тише. - Семен из упрямства не пойдет! Он ровно безумный
какой-то теперь... разъела его нужда эта, подкрепленье, подкрепленье!
Расея! - сипло захохотал он, а руки держал в боки. - Расея! словно Ра-
сея-то за морем, гора такая... А мы и есть Расея! Я - Расея! - сердито с
раздутыми ноздрями ткнул себя Мишка в грудь. - И откуда он слова-то та-
кие выковыривает, дурак... - Он оглянулся на дверь.
его сейчас жду... Вот до его прихода и говори!..
глядел на голые руки и тяжело опускал взор.
го свое есть! А ты ему заместо вина, ты пьяная... ты как отрава пьяная,
как вино! Ишь, как ноздря-то ходит, ишь! Ходи, ходи, бубни-козыри!.. -
словно в смертном недуге выкрикивал Мишка. - А ты мне всякая мила. Ну,
что ж, и Дунька во мне другого голубила... и ты меня чужими словами тра-
вила. На чужих пирах объедки жру, ровно вор какой! - хохотал он с лицом,
почти исказившимся.
взгляды, зябко запахнулась в кожан.
счас светит, холодная... Ветром от нее дует. Чорт!..
сбросила кожан на пол, и села так, что могла видеть Мишкино лицо. Было
такое, словно вычерпывали кувшинами буйную Мишкину волю взмахи отяжелев-
ших Настиных ресниц. - Нет, ты не отвертывайся! Ты мне в лицо гляди, вот
так! Видишь, какая я... Хорошая, плохая?.. Ну, отвечай... ты!
озлятся, что Половинкина он выпустил, не дал потешиться всей этой...
дряни! - прибавила она с трудом и не думала раскаиваться в неверно вып-
рыгнувшем слове. - А я вот жду его, Мишка, и каждая кровиночка во мне
тлеет... Сколько кровинок - столько пожаров! Понимаешь? Напрягись и пой-
ми! Ах, ты ведь не знаешь, какой он... Он - как река, вот! Мы не видим
всего, потому что маленькие, да он и сам себя не видит!.. - она, раска-
чиваясь и заплетя на колене руки, озабоченно опустила глаза и вот приба-
вила. - Знаешь, Мишка... ведь ужасно это трудно вот... любить такого!..
поздно. Когда он здоровался с Мишкой - оба хотели скрыть свои обоюдные
замешательства друг перед другом. - Настя сказала шумно и радостно:
шего на ползшую по столу землемерку. Землемерка, раскачиваясь, ползла от
огня, и, по мере удаления ее, удлинялась ее тень. - Он меня тут бежать
уговаривал!.. - Настя внимательно следила за Семеном и, едва тот сделал
движение рукой, перебила его. - Но он не уйдет, не бойся. Он с нами бу-
дет, до самого конца! Ты знаешь, Сеня... он ведь тоже ужасно хороший,
только он - ну вот как бы...
вышел! - грубо усмехнулся Мишка и, не взглянув на Настю, пошел вон из
землянки.
ковским делам, как предполагал Юда, взмучивая барсуковские воображения,
а совсем для иного. "Узнал я, что это ты и есть Семен Барсук... слышал о
тебе... хочу повидаться, узнать, во что ты вырос". Местом встречи назна-
чалась ямина на опушке Кривоносова бора, сто сорок шагов от дороги,
двадцать - от повалившейся сосны. "И приходи по хорошему, завтра в полу-
день без оружья: нам и слов хватит. И без провожатых приходи... и я тоже
один приду!" - Тон записки был таков, словно Павел не сомневался в Семе-
новом согласии.
его. Ночь, те два часа, что оставались после ухода от Насти до рассвета,
он не спал, а просидел на своем пеньке, глядя в пустой луг и ожидая вос-
хода. Солнце взошло как-то сразу и не в меру ретиво, и скоро начала раз-
ливаться в воздухе духота, покуда еще смиряемая утренней влагой. Начало
дня обещало к исходу своему - грозу, - первовесеннюю проливную. Уже ког-
да Семен выезжал на место свиданья с Павлом, повевало едкой пылью по до-
рогам, а кусты разлохматились, нахохлились, пряча лист от солнца и пыли.
Вез Семена Барыков, но ехал еще и Супонев, не безоружный: под соломой,
на дне подводы спрятаны две винтовки.
синевы мрака, что сразу же и отметил Барыков.
ся к Семену: - эх, Семен Савельич, не понимаешь ты мужиковского серд-
ца!..
из Попузина, - гремела телега, тряслась баба, и щеки у ней тряслись. Ее
расспрашивал Семен, остановив подводу, крепко ли стоит у них Советская
власть, не шатается ли. Попузинка отвечала, что-де крепко, что-де не ша-
тается. И опять ехали, пока не указал Супонев, лениво копаясь в носу, на
поваленное дерево:
них. На молодой траве не виднелось ни копытного, ни колесного следа.
Вправо, в полуверсте, змеился овражек; - ближайший его берег полого схо-
дил вниз. Туда и велел Семен съехать Барыкову, там и дожидать - его ли
самого, его ли свиста. Сам он недолго постоял у ямины, ковыряя палкой
траву, - надоело, да и солнце жгло, несмотря на белую его рубаху. Он по-
дался в лес, бесцельно околачивая палкой сухие сучки елей. А был май,
полз копытень под ногами, цвела голубель. Ее восковые, розово-белые цве-
ты хрупко торчали на малых кустках, как крохотные ушки, настороженные
слушать тишину утра, проникнутую влагой и острой лесной прелью. "Еще не
приехал, - сообразил Семен. - Можно будет подглядеть, один приедет Па-
вел, или нет"... И тотчас же эхом отозвалось внутри, что затем и приехал
не один, чтобы хоть чем-нибудь воспротивиться надвигающейся издалека,
жесткой воле Павла. Боясь упустить приезд Павла, он ходил по лесу вблизи
самой опушки, делая как бы круги. Вдруг понял, что круги эти и есть
признак его волненья. Несколько мгновений колебалось в нем неуверенное
желание уехать назад, не повидавшись с Павлом. Он остановился и ударил
палкой по толстой ели. Палка сломалась, осколок ее упал невдали. Уже с
обломком в руке он продолжал ходить, ощущая в себе какой-то дерзкий на-
пор.
вал дятел съедобное из сосновой коры, за кору же и держась, быстрым и
ловким клювом. Стук был непрерывен, мелок и быстр. Странное оцепенение
нашло на Семена, кровь прилила к шее, шея затекла, а он все глядел на
дятла и на небо, видное за ним. "Ишь ведь как, ровно молотком работаешь!
А я не могу так, как дятел, - текла по телу оцепенелая мысль, - потому
что у меня голова большая, а у него маленькая..." Вдруг Семену стало
как-то чудно и любопытно; он подошел к дереву и сам постучал в него
лбом, стараясь достигнуть дятловой быстроты и четкости в ударе. Четкость
звука, как и быстрота, вовсе не удавались. Он хотел уже вторично попро-
бовать, но обернулся неожиданно для самого себя и, облившись расслабляю-
щей дрожью, увидел Павла. - Он узнал его сразу, несмотря на преграду
прошедших лет, стоявшую между ними подобно мутному стеклу. Хромой, жи-
вой, настоящий, Павел сидел на дереве, положа руки себе на колени, и за-
думчиво следил за бородатым, вздумавшим подражать дятлу...
брату и потирая красноту лба. - Ты давно тут?..
и сидел все время.
метил, - просто объяснил Павел. - А сперва-то я и не узнал тебя. Вижу,
какой-то в белой рубахе...
себе и с досадой следил, как овладевает им смутительное чувство нелов-
кости.
тебя... ведь раньше ее не было.
раньше у меня не было... борода выросла потом!..
две сосны заскрипели друг о друга.
бы и не заметил Семенова выпада Павел.
обломком палки. - Вот к жнитву...
сился Павел. - Пойдем куда-нибудь поглубже, хочешь? - и испытующе погля-
дел на брата. - Вон туда пойдем, хочешь? - и показал туда, где усилива-