лась можжевеловая чаща, где стояли вечные сумерки, глухо пахнущие можжу-
хой же, и опять наблюдал за движениями Семена.
машних-то спросить? Оторвался ты от нас совсем, Павел... - сумрачно за-
метил Семен, обходя рослый куст можжухи.
вела и нюхая ее, растертую в пальцах.
развилинку можжевелового ствола. Сучок оторвался и повис на тонкой ни-
точке коры.
мывая на ногу с высоким, искусственным каблуком.
приехал. За три тыщи ты прослыл в Москве.
вертываясь к брату.
брата. Оно было непонятно и холодно, как книга, написанная на чужом язы-
ке.
сапога.
ся. - У меня в кашеварах анархист один. Ничего, ребята не жалуются, дело
свое знает...
Антоном с победой себя поздравляешь. Вот погоди: развернемся, тогда... -
он оборвался, остановленный внимательным взором Павла. - Ну, чего смот-
ришь?..
Павловых коротких усов.
Семен и снова видел перед собой книгу непроницаемого смысла.
огромных можжевелов, гнили одно на другом три дерева, выдранных с корнем
из земли. Павел сел на одно из них, но гнилая древесина с хрустом осела
под ним. Он пересел ниже и показал Семену место рядом, но тот остался
стоять.
ягоду на вкус.
мый раз! - Семен отвечал, почти не думая.
легонько пожал плечами Павел. - Ты мне уж очень любопытен теперь, Се-
мен... - голос Павла смягчился до искренности, и Семена, когда садился,
вновь кольнула тревога. - Очень я к тебе любопытен... я ведь сразу уз-
нал, что это ты и есть! Я и вообще к человеку стал любопытен, ты не гля-
ди, что я... - Он запнулся и лицо его на мгновенье омрачилось. - У меня
вот в отряде сто сорок жратвенных единиц всего, а среди них - дьякон.
Да-да, не дивись. Долговолос и теперь, а уж очень в нем такое... ког-
да-нибудь в старое время крепко обижен был. Да я его тебе покажу потом,
если захочешь. Вот я гляжу на него и все не могу понять, откуда столько
берется в нем?.. Да и вообще в людях, брат, непонятного больше, чем по-
нятного. Мне вот третьего дня в голову пришло: может, и совсем не следу-
ет быть человеку... Ведь раз образец негоден, значит на смарку его, дело
простое. А и на смарку нельзя... - Павел криво усмехнулся. - Что ты тут
поделаешь... человек, это, брат, историческая необходимость!.. - Семен
не понимал слов Павла, но ему показалось, что лоб у Павла стал как-то
выпуклей, а губы вяло обвисли. Павел разглядывал жучка, ползшего у него
по ладони. - Устал я, что ли, - не знаю. Вот теперь, на просторе-то и
глупо как-то кажется. Думать всегда на просторе нужно, в лесу напри-
мер... Да и чорт его разберет, человека!..
думали о разном. Обступавший их можжевел воплощал в себе, казалось, суть
их молчанья. Можжевел - дерево скрытное, колкое, не допускающее в себя,
замкнутое, строгое к жизни, самое мудрое из наших дерев: голубые и розо-
вые кольца свои кладет скупо, неторопливо, и в каждом кольце запах по-
коя, молчания, знания. Травы в этом темном можжевеловом месте почти не
было. Не нарушаемый человеком, он рос здесь высоко и густо, прозрачно,
синих оттенков. На дне глубоких рек, где верхнее теченье уже не задевает
низа, такая же безмолвная синева.
кая кукушка вела свой непостижимый счет. Солнечный луч, который, пробив-
шись сверху, бил в начале разговора в лицо Павлу, теперь уполз далеко и
сидел на колкой можжевеловой хвое. Павел, все еще глядя на жучка, спро-
сил у Семена о причинах, толкнувших того на столь большой размах. Семен
бестолково повторил все то, что говорил накануне барсукам. Волнуясь, он
копал ямку обломком палки, но прежнего недоверия к Павлу как будто уже
не оставалось в нем. Когда кончил, ямка в лесном прахе и свидетельство-
вала о Семеновом волненьи.
менову ямку носком сапога. - Я тебя не уговаривать, конечно, пришел, а
уж если зарубил, то и выслушай...
ка, засыпанная случайно и торчавшая теперь, как будто убеждала даже, что
никогда и не было здесь ямки, а травинка так от века и росла. Потом го-
ворил Семен и опять раскидал ямку, а Павел снова ее засыпал, и ни тот,
ни другой не замечали. Они поднялись вдруг, словно по уговору и постояли
так с минуту, несогласные. Искусственный каблук Павла пришелся как раз
на ямку, только что засыпанную им же.
грустно сказал Семен, подымая брови, и отшвырнул далеко обломок палки.
идя рядом с Семеном из леса. - Да, вот я и говорю, - продолжал он, - все
равно к нам придете... и не потому только, что мы вам землю стережем!
Не-ет, без нас деревне дороги нету, сам увидишь! И ты не мной осужон...
ты самой жизнью осужон. И я прямо тебе говорю, я твою горсточку разомну!
Мы строим, ну, сказать бы, процесс природы, а ты нам мешаешь... А вот и
грибы! Ты говорил, что нет грибов, - и Павел наклонился над пнем.
они шли молча. - Ну, я свою лошадь там, в овражке привязал! - развязно
сказал он, стыдясь перед братом, что приехал не один, нарушив условье.
мешливо переглянулись. Павел приехал тоже не один. Но не это удивило
обоих. Верховой Павла, малый в кубанке с красным дном, сидел на Семено-
вой подводе, рядом с барсуками, и что-то оживленно рассказывал, сильно
напирая на слова, обозначающие степень размаха, размах чувства. Оба, Ба-
рыков и Супонев, слушали с почтительным вниманием. Все они дружелюбно
курили, и не было, казалось, никакой причины завтра же, быть может, схо-
диться на последнюю схватку.
ладно! - подтолкнул брата Семен.
го-то дезертирского бунта.
сюда!.. Чорт...
ную папироску и окурок сунул себе куда-то в волоса. Рослый в кубанке за-
суетился у лошадей.
что-де крепколобы барсуки, нейдут на уговор!
нога Павла не мешала ему ладно сидеть в седле.
ты на две, - на-ко, пригодится там тебе... в обиходе! - и протягивал Се-
мену наган, - кобур, вишь, у него расстегнут был! Ну, вот, и смутило ме-
ня...
мыслям и всю дорогу вертел в руках уворованный у кубанца наган.
мысок, услышал Семен равномерное поскрипыванье луба и лыка за поворотом.
И почти одновременно увидел шедших навстречу подводе людей с лубяными
котомками за плечами. Их было больше двадцати, бородачи из двадцать
третьей, вся двадцать третья целиком. Татарченок, единственный моло-
денький среди них, шел с ними молча, как и все.
ный растрескавшийся прах дороги - песок с глиной, - вытирали рукавами
потные лица. Было почти нечем дышать, парило. По небу, какому-то черно-
му, замедленно плыли легкие облачка, похожие на белые лепестки. Но ниж-