и купол Никиты-мученика, что на Швивой горе. Дальше, в туманно-пыльной
дали, обманывался глаз. Там загорались серебряные точки в окнах, но
очертанья самых окон размывала мгла.
последнюю свою, самую сокровенную книжку. Сеня сидел вверху, как раз над
ним, чутко впитывая в себя эту непомерную торжественность закатной Моск-
вы. Победителем ее чувствовала себя разволновавшаяся Сенина сила. Но
сердце не хотело биться вместе с затихающими разбродными шумами города.
Оно стучало по своему, быстро, четко и властно. Так несется в неизвест-
ность мглы, ударяя некованными еще копытами, молодой жеребенок по гулкой
ночной дороге.
как кончится Быхалов, откажет он деньги сыну, если тот к тому времени до
полной трухи по тюрьмам не догниет. А лавку - кому ее и оставить, как не
Карасьеву, человеку непьющему и обходительному, знающему благодетелям
почесть, делу оборот, деньгам счет. Переменит Карасьев вывеску, приотк-
роет мясное: денежка закопит денежку, рублик погонит рублик, и выйдет из
того усидчивого Карасьевского нажима под старость каменный домок. И шес-
терки козырями бывают: примером тому Секретов Петр.
кая мелкота, как пришел он вместе с Ермолашкой Дудиным из деревни, хит-
роватый, рыжий, изворотливый, гнилыми грушами да квасом с лотка торго-
вать. С Дудиным Петька в решку игрывал и на кулачках дрался, к Катушину
книжки ходил читать. Был лопоух.
лась москательня в каменной прорешке между двух домов, и вывеска утверж-
дала безграмотно, что москательщик тут - Петр Секретов. Лопуха в нем
признали и свыклись. Стекло ли вставить, масла ли деревянного купить или
рожу полюбовнику залить кислотой, - шли непременно к Лопуху: у него то-
вар свежий, с ручательством, и запросу нет.
москательни-то и нет. Досочками забита прореха, вывеска сорвана: ни то-
вара, ни хозяина. Такая беда, пришлось брюхатой - Петром была покойница
на сносях - на Москварецкую тащиться и у незнакомых покупать.
прошел по Зарядью: желторозовый дом Берги продают, им в гвардейском пол-
ку для поддержания чина и фамилии в деньгах нужда. Смекала голь, како-
го-то хозяина бог на шею посадит. Вдруг Дудинская жена открыла во сне:
дом Берги продали, а купил лопоухий барин, бесфамильный, неподслушанный.
Дудин тогда же бабу побил, чтоб не суеверила попусту. А через неделю и
приехал новый барин с женой. Пригляделись зарядцы - Лопух. Очень тогда
Секретова не взлюбили, что помимо Зарядья, окольной статью, в люди вы-
шел. Впрочем Секретов от их злобы ущерба себе не чувствовал.
мельницы, и мучные оптовки, а еще дочка Катеринка с глуповатинкой. Сек-
ретов к ней и лазил по пожарной лестнице в светелку, обаловал ее, моло-
дую да глупую, небрежной мимоходной лаской, а на четвертом месяце, как
объявилась Катеринкина любовь, деловым скромным образом предложил Петр
Секретов купцу честной свадебкой Катеринкин грех покрыть.
Бить Катьку не будешь? прямо говори...
шики: только тогда им и счет, если в сотню сложатся. Отделал себе квар-
тиру в доме против желто-розового владенья своего и по всем комнатам
кнопки провел во избежанье вора.
приятеля давнего детства. Оделся победней, в самые рваные сапоги, и по-
шел Петрушу, друга сердца, проведать. Пришел, встал в дверях, головенку
набок, улыбается с горьким умиленьем на Секретовское благолепие и пока-
чивается, будто с пьянцой. А на самом деле был дико трезв, даже слишком
для Ермолая Дудина.
ременная жена, а с другой - шурин Платон.
вая творог с ватрушки. - Какая у тебя надобность?
липпыч, - льстиво забубнил Дудин, пряча ватрушку в карман и там разминая
ее в крошки от злобы. - Как, бывало, в ребятишках мы с вами бегали, уж
такой вы жулик были, смрадь, можно сказать, и не приведи бог! И гашничек
у вас, извиняюсь, тоже всегда расстегнут был. Ах, какая смешная история!
Я б и еще сказал, да вон их стесняюсь, - он кивнул на Катерину Иванну,
пугливо замершую с непрожеванной ватрушкой во рту.
он кнопку под столом, - вскочили в дверь дворники, взяли Дудина в охап-
ку, унесли. Там, на заднем дворе, возле собашника, и постарались они,
кто кого перехолопит в услужливости хозяину. Некому было Дудину жало-
ваться, а жена, сама хирея день ото дня, замечать стала, что кашлять
стал глуше и нудней Ермолай, после того, как сходил в гости к другу
сердца и давней юности.
посуда, и запел орган. Зарядье - место бойкое, в три быстрых ключа заби-
лась в "Венеции" жизнь. Линии Секретовской жизни были грубы, ясны и не-
затейны, как и на мозолистой руке. Все у него было правильно. Короткая
его шея не давала вихляться и млеть головище, не то что у Дудина, длин-
ношеего. Разум свой содержал в чистоте и опрятности, не засаривал его
легковесным пустяком, подобно Катушину. Проветриваемая смешком, не боле-
ла его душа ни тоской, ни жалостью, ни изнурительной любовью.
вочку Настю. Быть бы в той нечаянной семье счастью и хотя бы наружному
благополучию, как вдруг простудилась Катерина и слегла. Дочке тогда тре-
тий год шел, когда у матери ноги опухли. Все же переползала от кровати к
окну, бездельно сидела под окном, наблюдая чужую жизнь, жалко улыбалась,
стыдясь самой себя.
чая камилавку, дар прихожан приходскому попу. И оттого, что прожил без
любви, а перед тем собачка у него околела, полюбил он Катерину Иванну,
чужую в чужом окне, тоскующую. Но только в убогих стишках своих смел го-
ворить он о своей любви. Ключ же от сундучка, где таилась его тетрадка,
стал прятать далеко-далеко, на шейный шнурок.
штопала носки самому. Вскоре, однако, совсем ей ноги отказались служить.
Положили тогда Катерину Иванну в угловой комнатушке, завесив окно той
самой шалью, в которой, к слову сказать, к свадьбе ехала. Двигаться Ка-
терина Иванна уже не могла, и все надобности за нее оправляла Матрена
Симанна, новоявленная тетка Катерининой двоюродной сестры, из Можайска.
Эта, толстая и злая, и креститься помогала хозяйке ее малоподвижною ру-
кой, она же и молитвы за нее шептала, поясняя целителю Пантелеймону ту-
пое бормотанье хозяйкиных губ. Она же приходила на помощь и в остальном.
пришел к жене.
хо, стоя в дверях, и обмахнул увлажнившиеся глаза рукавом.
пальцами себя в лоб.
Секретовской женою. Приходил вымытый, в чистенькой старенькой рубахе,
садился возле кровати и сидел тихо, полузакрыв глаза. Иногда - рассказы-
вал слышанное и читанное, смешное, не получая никакого ответа да и не
нуждаясь в нем. Своей любви остался Катушин верен и любил Катерину, быть
может, больше, чем если бы она была здорова. Он же пробовал лечить ее
отваром капустного листа.
очередная монашенка, и из года в год, возле столика, уставленного ле-
карственным хламом, бесшумно сидел Катушин. Так он научился понимать
смутный язык больной. Однажды сказал Насте:
дал!..
смехе, как в цвету.
была с фокусом, плакала и моргала, как и всякий настоящий человек. Не-
долговечны детские утехи. Вечерком распорола Настюша кукле животик, чтоб
узнать фокус куклиной жизни. Там оказалась только пружинка да еще жестя-
ной пищик, вонявший столярным клеем. Настюша пружинку вынула и на другой
день сделала из нее просто проволочку, а куклу облила чаем, чтоб скрыть
преступленье, и линялую, обесчещенную, подкинула матери под кровать.
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Браун Дэн
Пехов Алексей