новой надежды.
и она. Мужнина "жизнь разума" и ее собственная мало-помалу теряли
содержание и смысл. Вся их совместная жизнь, если верить
разглагольствованиям Клиффорда, строилась на прочной, проверенной годами
близости. Но выпадали дни, когда ничего, кроме беспредельной пустоты,
Конни не чувствовала. Многословье, одно многословье. Подлинной в ее жизни
была лишь пустота под покровом лживых, неискренних слов.
знаменитость. Книги уже приносили немалый доход. Повсюду - его фотографии.
В одной галерее выставлялся его скульптурный портрет, портреты живописные
- в двух других. Из всех новомодных писательских голосов его голос был
самым громким. С помощью почти сверхъестественного чутья лет за пять он
стал самым известным из молодых "блестящих" умов. Конни, правда, не
очень-то понимала, откуда взялся блеск. В уме, конечно, Клиффорду не
откажешь. Чуть насмешливо он начинал раскладывать по полочкам человеческие
черты, привычки, побуждения, а в конце концов разносил все в пух и прах.
Так щенок игриво выхватит поначалу клочок диванной обивки, а потом,
глядишь - от дивана рожки да ножки. Разница в том, что у щенка все выходит
по детскому недомыслию, у Клиффорда - по непонятной, прямо стариковской
твердолобой чванливости. Какая-то роковая мертвящая пустота. Мысль эта
далеким, но навязчивым эхом прилетела к Конни из глубины души. Все - суть
пустота и мертвечина. И Клиффорд еще этим щеголяет. Да, щеголяет! Именно -
щеголяет.
набросал сюжет и приступил к первому акту. Да, Микаэлис еще больше
Клиффорда поднаторел в искусстве щеголять пустотой. У обоих мужчин,
лишенных сильных чувств, только и осталась страстишка - щегольнуть,
показать себя во всем блеске. А страстью (даже в постели) обделены оба.
Микаэлис отнюдь не гнался за деньгами. Не ставил это во главу угла и
Клиффорд. Хотя и не упускал случая заработать, ведь деньги - это знак
Удачи! А Удача, Успех - цель как одного, так и другого. И оба тщились
показать себя, блеснуть, хоть на минуту стать "властителями дум" толпы.
участвовала в этом, ей неведом был их сладострастный трепет. Ведь даже
заигрывание с Удачей попахивало мертвечиной. А ведь не сосчитать, сколько
раз Микаэлис и Клиффорд бесстыдно предлагали себя Вертихвостке Удаче. И
тем не менее, все их потуги - тщета и пустота.
ней намного раньше. Ах, как встрепенулся Клиффорд. Вот еще раз предстанет
он во всем блеске - чьими-то стараниями и к своей выгоде. И он пригласил
Микаэлиса в Рагби читать первый акт.
костюме, в белых замшевых перчатках, с очень красивыми лиловыми орхидеями
для Конни.
взволнована до глубины своего естества (если от него хоть что-нибудь
осталось). А сам Микаэлис был великолепен - он просто трепетал, сознавая,
что заставляет трепетать других, - казался Конни даже красивым. Она вновь
узрела в его чертах извечное смирение древней расы, которую более уже
ничем не огорчить, не разочаровать, расы, чье осквернение не нарушило ее
целомудрия. Ведь в рьяной, неукротимо-похотливой тяге к своевольной Удаче
Микаэлис был искренен и чист. Столь же искренне и чисто запечатлевает
африканская маска слоновой кости самые грязные и мерзкие черты.
то был, пожалуй, наивысший триумф в его жизни. Да, он победил, он влюбил в
себя супругов. Даже Клиффорда, пусть и ненадолго. Именно - влюбил в себя!
сомнениями, руки и в карманах брюк не находят покоя. Конни не пришла к
нему ночью... И где ее сейчас искать, он не знал. Кокетка! Так испортила
ему праздник!
нее и его тревога. Он спросил, что она думает о его пьесе, нравится ли?
Как воздух нужна ему похвала, она подстегивала его жалкую, слабенькую
страсть, которая, однако, неизмеримо сильнее любого плотского
удовольствия. И Конни не жалела восторженных слов, в глубине души зная,
что и ее слова мертвы!
чисто? Почему б нам не пожениться?
встрепенулась.
этого так хочется. Самое лучшее для меня - завести семью и остепениться.
Ведь у меня не жизнь, а черт-те что! Я прожигаю жизнь! Послушай, мы ведь
созданы друг для друга! Просто идеальная пара! Ну, давай поженимся. Скажи,
что, ну что тебе мешает?
похожи все мужчины. Витают в облаках. Придумают что-нибудь и - раз! -
вихрем устремляются ввысь, причем полагают, что и женщины должны следом
воспарить.
тебе, не заметит даже, что тебя нет рядом. Он вообще никого, кроме
собственной персоны, не замечает. Ведь я вижу: тебе от него никакого
толка. Он занят только собой.
стремится выставить себя благородным.
проявить себя. Но это еще не самое главное. А главное: будет ли женщине с
ним хорошо? Способен ли он ее осчастливить? Если нет, то нечего такому и
думать о женщине... - Он замолчал и, как гипнотизер, вперил в нее взгляд
больших, чуть навыкате, карих глаз. - Я же не сомневаюсь, что способен
дать женщине все, что она ни попросит. Я в себе уверен.
изумлением, которое легко принять за восторг. А в душе по-прежнему пусто.
кольцами, серьгами, ожерельями; любой ночной клуб - к ее услугам! С кем бы
ни пожелала познакомиться - пожалуйста! Захочет - пусть прожигает жизнь...
или путешествует, и везде ей почет и уважение! Разве этого мало, черт
возьми!
смотрела на него, но душа безмолвствовала. Даже разум не внял радужным
посулам. Даже в лице ничего не переменилось, ни один мускул не дрогнул, а
раньше Конни бы загорелась. Сейчас же ее сковало какое-то бесчувствие,
нет, не "воспарить" ей вслед за Миком и его мечтой. Она лишь
зачарованно-помертвело уставилась на него; правда, почуяла за барьером
слов мерзостный запашок Вертихвостки Удачи.
вперед и умоляюще, со слезами на глазах смотрел на Конни. И кто знает, что
в нем сейчас преобладало: гордыня ли, требовавшая, чтобы Конни
подчинилась, или страх, что она и впрямь уступит его мольбам.
По-твоему, Клиффорда можно сбросить со счетов, а по-моему - нет. Вспомни
только о его увечье...
козырнуть своим одиночеством. Я всю жизнь одинок! Пожалейте меня,
разнесчастного, ну, и далее в том же духе! Чушь! Если нечем больше
похвастать, кроме увечий да невзгод... - он внезапно замолчал, отвернулся,
видно было лишь, как сжимаются и разжимаются кулаки в карманах брюк.
Конни как никогда страстно. И все же оргазма одновременно с ним она не
достигла. Только потом в ней вдруг разгорелось желание, ее так потянуло к
этому детскому нежному телу. И неистово вверх-вниз заходили бедра, а Мик
героически старался сохранить твердость не только духа, но и плоти,
отдавшись порыву ее страсти. Наконец, полностью удовлетворившись,
постанывая и вскрикивая, она затихла.
насмешливо сказал:
научиться! Придется подчиниться!
постели Мик может удовлетворить женщину, лишь уступив ей инициативу.
кончил. Терплю, стиснув зубы, пока ты своими стараниями удовольствие
получаешь.
ослепительно хорошо, сейчас она любит его - к чему же эти слова! В конце
концов, она не виновата: он, как почти все нынешние мужчины, кончал, не
успев начать. Оттого и приходится женщине брать инициативу.
она.
стиснув зубы, и чтоб ты мной верховодила?!