бедра казались ей смешными, убыстряющиеся толчки - просто фарсом. Подскоки
ягодиц, сокращение бедного маленького влажного пениса - и это любовь! В
конце концов нынешнее поколение право, чувствуя презрение к этому
спектаклю. Поэты говорят, и с ними нельзя не согласиться, что Бог,
создавший человека, обладал, по-видимому, несколько странным, если не
сказать злобным, чувством юмора. Наделив человека разумом, он безысходно
навязал ему эту смешную позу, вселил слепую, неуправляемую тягу к участию
в этом спектакле. Даже Мопассан назвал его "унизительным". Мужчина
презирает половой акт, а обойтись без него не может.
стороны; и хотя она лежала податливо, ее так и подмывало рвануться и
сбросить с себя мужчину, освободиться от его жестких объятий, от этой
абсурдной пляски его бедер, ягодиц. Его тело представлялось ей глупым,
непристойным, отталкивающим в своей незавершенности. Ведь нет сомнения,
что дальнейшая эволюция отменит этот спектакль.
далекий, канувший за пределы ее разумения, сердце ее заныло. Он уходил от
нее, отступал, как отливная волна, кинувшая на берег ненужный ей камешек.
Рыдание вдруг сотрясло ее, и он очнулся.
слова не утешили ее: она плакала навзрыд.
почему-то не могу. Все мне кажется таким ужасным.
коли не любишь, неволить себя - грех. Да только ведь орех с червоточиной -
один на сотню. Что же теперь, из-за одного ореха вешаться?
надсадное удовольствие. Конни не выносила эту его народную манеру говорить
- вишь, понужать, эка невидаль. Еще встанет сейчас и начнет прямо над ней
застегивать эти нелепые вельветовые брюки, Микаэлис из приличия хоть
отворачивался. Такая самоуверенность, ему и в голову не придет, что в
глазах людей он просто клоун, дурно воспитанный клоун.
вцепилась в него как в бреду.
- шептала она в исступлении, не понимая, что говорит, удерживая с невесть
откуда взявшейся силой. Она искала спасения от самой себя, своего
внутреннего неприятия, сопротивления, которое было так сильно.
себя крошечным комочком. Сопротивление исчезло, в душе воцарился ни с чем
не сравнимый покой. И тогда эта нежная, доверчиво прильнувшая к нему
женщина стала для него бесконечно желанна. Он жаждал обладать этой мягкой
женственной красотой, волнующей в нем каждую жилку. И он стал, как в
тумане, ласкать ее ладонью, воплощавшей чистую живую страсть. Ладонь его
плыла по шелковистым округлым бедрам, теплым холмикам ягодиц, все ниже,
ниже, пока не коснулась самых чувствительных ее клеточек. Она
отогревалась, оттаивала в его пламени. Мужская его плоть напряглась
сильно, уверенно. И она покорилась ему. Точно электрический разряд
пробежал по ее телу, это было как смерть, и она вся ему раскрылась. Он не
посмеет сейчас быть резким, разящим, ведь она беззащитна, вся открыта ему.
И если бы он вонзился в ее тело кинжалом, это была бы смерть. На нее
нахлынул мгновенный ужас. Но движение его было странным, замедленным,
несущим мир - темное, тяжелое и вместе медленное колыхание космоса,
сотворившее Землю. Ужас унялся у нее в груди, ее объял покой, ничего
затаенного не осталось. Она отреклась от всего, от себя и предалась
несущейся стремнине.
немую бездну; где-то в глуби бездна расступалась, посылая в стороны
длинные, тягучие валы, - расступалась от нежных и сильных толчков; толчки
уходили все глубже; валы, которые были она сама, колыхались сильнее,
обнажая ее, порывая с ней... Внезапно нежное и сильное содрогание
коснулось святая святых ее плоти. Крещендо разрешилось, и она исчезла.
Исчезла и родилась заново - женщиной!
что пережитого чуда. Исходя любовью к чужому мужчине, она не замечала, как
таинственный гость уходит от нее. После столь мощно явленной силы он
уходил кротко, неосязаемо. А когда совсем исчез, из груди ее вырвался
горестный крик утраты. Он был само совершенство! Она так любила его!
безгласный бутон; и она опять вскрикнула, на этот раз с недоуменной болью:
ее женское сердце оплакивало мощь, обернувшуюся немощью.
от избытка чувства - сожженная в пепел жертва и вновь родившееся существо.
Непостижимая для нее мужская природа. Руки ее блуждали по его телу, а в
душе все еще тлел страх. Страх, который вызывало в ней это непонятное,
совсем недавно враждебное, даже отталкивающее существо - мужчина. А теперь
она с нежностью касается его. Сыны Божий и дочери человеческие. Как он
красив, как гладка его кожа. Как прекрасен, могуч, чист и нежен покой его
тела, заряженного страстью. Покой, присущий сильной и нежной плоти! Как он
прекрасен! Как прекрасен! Ее ладони робко скользнули ниже, коснулись
мягких ягодиц. Совершенная красота! Новое, неведомое знание, как пламенем,
опалило ее. Нет, это невероятно - ведь только что эта красота
представлялась ей чуть не безобразием. Несказанная красота этих круглых
тугих ягодиц. Непостижимо сложный механизм жизни; полная скрытой энергии
красота. А эта странная загадочная тяжесть мошонки? Великая тайна! Начало
начал всего, девственный источник прекрасного...
изумление, благоговейный восторг, граничащий с ужасом. Он молча притянул
ее к себе, все это время он так и не сказал ни слова. Она прижималась к
нему все плотнее, стараясь быть как можно ближе к этому чуду. И вот опять
полный, непостижимый покой точно подернуло рябью: медленно, угрожающе
заворочался фаллос. И сердце ее объял священный трепет.
восприятия. Все ее существо трепетало живым, неуправляемым трепетом
плазмы. Она не понимала, что происходит. Не помнила, что с ней было. Она
знала одно - ничего сладостнее она никогда прежде не испытывала. И уже
после всего на нее снизошел полный, блаженный покой отрешенности, и она
пребывала в нем Бог весть сколько времени. Он все еще был с ней,
погруженный, как и она, в океан молчания. И на поверхность не вырвалось ни
одного слова.
моя! Любовь!" Он молча прижал ее к себе, она свернулсь калачиком у него на
груди, упиваясь совершенной гармонией...
цветка, такие покойные и такие странные.
отчуждает его.
твердо и с нежностью. Она еще теснее прижалась к нему. Он был скуп на
слова, а ей хотелось, чтобы он снова и снова повторял, что любит.
уже не было ни искорки страсти, а только бережное любование. А ей хотелось
слышать уверения в любви.
по-женски печалясь, что час ее миновал.
ней, застегивая брюки, глядя на нее вниз темными, расширенными глазами,
лицо слегка порозовело, волосы растрепались - и такой он был естественный,
спокойный, уютный в неярком свете фонаря, такой красивый, не найти слов. И
ей опять захотелось крепко прижаться к нему, обнять; в его красивом лице
она подметила полусонную отдаленность и опять чуть не расплакалась - так
бы схватить его и никуда не пускать. Нет, этого никогда не будет, не может
быть. Она все не вставала, нежно белел округлый холмик ее бедра.
удивительным созданием, которое принадлежало ему.
Панов Вадим
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Ларссон Стиг
Земляной Андрей
Бажанов Олег