Дэвид Герберт Лоуренс

Сыновья и любовники

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. ПЕРВЫЕ СУПРУЖЕСКИЕ ГОДЫ МОРЕЛОВ

"Низинный" вырос на месте "Преисподней". Так называлась улочка,
состоящая из крытых соломой, кособоких домишек на берегу ручья, при
Гринхиллской дороге. Жили тут углекопы, что работали неподалеку а
небольших шурфах с подъемниками. Ручей прятался средь черной ольхи, почти
вовсе не пострадавшей от близости шахт, откуда ослики, устало бредущие
вокруг ворота, вытаскивали уголь на поверхность. И повсюду окрест
рассыпаны были эти шурфы, иные выработанное еще во времена Карла II, и
немало углекопов и осликов копошилось в земле, точно муравьи, оставляя
среди полей и лугов несуразные бугры и небольшие черные проплешины. И
домишки этих углекопов, сгрудившиеся то там, то тут по два, по три, а то и
вытянувшиеся в улочку, вместе со стоящими на отшибе фермами и жилищами
чулочников, образовали поселок Бествуд.

Потом, лет шестьдесят назад, все вдруг переменилось. Мелкие шурфы
исчезли под натиском шахт, принадлежащих финансовым тузам. В Ноттингемшире
и Дербишире обнаружились большие залежи угля и железной руды. Родилось
акционерное общество Карстон, Уэйт и Кь. При чрезвычайном волнении
собравшихся лорд Палмерстон официально открыл первую шахту Компании в
Спини-парк.

Примерно в ту же пору пресловутую "Преисподнюю", о которой с годами
пошла дурная слава, сожгли дотла и таким образом избавились от всяческой
грязи.

Карстон, Уэйт и Кь увидели, что дело оказалось прибыльное, и в долинах
ручьев вокруг Селби и Наттола стали закладывать новые копи, так что скоро
работа шла уже в шести шахтах. От Наттола по высокой насыпи среди леса
протянулась железная дорога, мимо развалин небольшого картезианского
монастыря, мимо родника Робин Гуда, к Спини-парку, потом к Минтону, - к
большой шахте среди пшеничных полей, от Минтона через обработанные поля в
долине к Банкер-хилл, а там разветвлялась и уходила на север, к Беттерли и
Селби, откуда уже видны Крич и холмы Дербишира; шесть шахт, точно черные
шляпки гвоздей, вбитых то там, то здесь, и соединила петля тонкой цепочки
- железной дороги.

Чтоб было где разместиться множеству углекопов, Компания построила
Квадраты, четырехугольники домов среди холмов Бествуда, а потом в долине
ручья, на месте "Преисподней", возвела "Низинный".

"Низинный" состоял из шести кварталов шахтерских домиков - два ряда, по
три квартала в каждом, точно домино, на котором шесть очков, и в каждом
квартале двенадцать домиков. Оба ряда расположились у подножья довольно
крутого склона, и оттуда, по крайней мере из окон мезонинов, видно было,
как противоположная сторона долины полого поднимается к Селби.

Домики сами по себе были солидные и очень славные. Идешь - и всюду
палисадники, и в нижней, теневой части поселка, в них примулы, аврикулы и
камнеломка, а в верхней, солнечной, - гвоздика турецкая и обыкновенная; у
каждого домика ясные окошки, и крылечко, и невысокая живая изгородь из
бирючины, и окошки мезонинов. Но так оно снаружи - к улице у всех
шахтерских жен обращены нежилые гостиные. А жилая комната, она же кухня, в
глубине дома, окнами на зады поселка, на жалкий огород и на выгребную яму
за ним. А между рядами домов, между протянувшимися из конца в конец
выгребными ямами - узкая улочка, где играют дети, судачат женщины, курят
мужчины. Так что хоть и был "Низинный" так хорошо построен и так славно
выглядел, истинные условия жизни были там совсем неприглядные, ведь
жизнь-то шла в кухнях, а кухни выходили на эту чумазую улочку выгребных
ям.

Миссис Морел переезжала из Бествуда в "Низинный" безо всякого
удовольствия - он простоял к тому времени уже двенадцать лет и лучшие его
дни миновали. Но выбора у нее не было. Хорошо хоть дом ей достался самый
последний в ряду, в верхней части поселка, а значит, соседи только с одной
стороны, а с другой - лишний клочок земли под огород. И поселившись в
крайнем доме, она слыла среди здешних женщин чуть ли не аристократкой -
ведь за дома, стоящие среди других домов, арендная плата была пять
шиллингов в неделю, а за ее дом - пять с половиной. Но это превосходство
не очень-то ее утешало.

Миссис Морел было тридцать один год, и замуж она вышла восемь лет
назад. Небольшого росточка, хрупкая, но с решительной осанкой, она от
первого знакомства с жительницами "Низинного" как-то съежилась. Переехала
она в июле, а в сентябре должна была родить своего третьего.

Муж ее был углекоп. Они не прожили в своем новом доме еще и месяца, как
наступил праздник, открылась ярмарка. Она знала, Морел, конечно же, не
упустит случая повеселиться. В понедельник, в день ярмарки, он ушел
спозаранку. Дети были страшно возбуждены. Семилетний Уильям умчался сразу
же после завтрака, ему не терпелось порыскать среди балаганов. Энни,
которой было всего пять, он с собой не взял, и она все утро хныкала,
просилась туда же. Миссис Морел хлопотала по хозяйству. С соседями она еще
толком не познакомилась и не знала, кому доверить девчушку. Пришлось
пообещать ей, что они отправятся после обеда.

Уильям прибежал в половине первого. Этот живой светловолосый
веснушчатый мальчонка слегка смахивал на датчанина или норвежца.

- Мам, пообедать можно? - воскликнул он, прямо в шапке вбегая в дом. -
Она начнется в полвторого, мне один дяденька сказал.

- Пообедаешь сразу как будет готово, - ответила мать.

- А еще не готово? - воскликнул он, сердито уставясь на нее синими
глазами. - Тогда побегу без обеда.

- И думать не смей. Обед будет готов через пять минут. Еще только
половина первого.

- Там все начнется, - чуть не плача крикнул мальчуган.

- Ничего страшного, даже если и начнется, - сказала мать. - Теперь
только половина первого, у тебя еще целый час.

Сынишка стал торопливо накрывать на стол, и все трое тотчас уселись.
Они ели пудинг с джемом, и вдруг Уильям вскочил со стула и замер. В
отдалении послышалось побрякиванье запущенной карусели, затрубил рожок. С
исказившимся лицом мальчик посмотрел на мать.

- Вот видишь! - сказал он и кинулся к вешалке за шапкой.

- Пудинг прихвати... еще только пять минут второго, выходит, ошибся
ты... два пенни свои забыл, - одним духом прокричала мать.

Вконец разогорченный, мальчик вернулся, схватил монетку и, ни слова не
сказав, выбежал вон.

- Хочу на ярмарку, на ярмарку, - захныкала Энни.

- Да уж пойдешь, маленькая плакса, ишь как вся сморщилась, - сказала
мать.

И попозже устало побрела со своей девочкой вдоль живой изгороди вверх
по холму. Сено с полей уже убрали, и на стерню выпустили скот. Было тепло,
мирно.

Миссис Морел не нравились такие праздники. Здесь крутились две упряжки
деревянных коней, одна с помощью пара, другую водил по кругу пони; вертели
ручки трех шарманок, слышался треск одиночных пистолетных выстрелов,
оглушала трещотка торговца кокосовыми орехами, громко скликали охотников
поиграть в "тетку Салли", владелица кинетоскопа хриплым голосом зазывала
поглядеть диковинные картинки. Мать увидала своего сына - он стоял подле
балагана со львом Уоллесом и упоенно глазел на изображения этого
знаменитого льва, который убил негра и оставил на всю жизнь калеками двух
белых. Она не стала мешать сыну и пошла купить ириску для Энни. Но скоро
Уильям уже стоял перед ней, отчаянно взбудораженный.

- Ты ж не сказала, что придешь... тут столько всего, правда?.. этот
лев, он убил трех человек... я свои два пенса потратил... вот, погляди.

Он вытащил из кармана две рюмочки для яиц, на обеих нарисовано по
мускусной розе.

- Я их выиграл вон в том киоске, загнал шарики в ямки. Я их за два кона
получил... полпенни за кон... вот, погляди, на них мускусные розочки. Мне
их хотелось.

Это ему для нее хотелось, поняла мать.

- Гм! - сказала она довольная. - Они и вправду милые.

- Возьми, а то вдруг я разобью.

Сейчас, когда пришла мать, в нем все так и бурлило, и он потянул ее по
ярмарке, показывая все подряд. Потом у кинетоскопа она объяснила ему, что
значит каждая картинка, получился прямо рассказ, и мальчик слушал как
завороженный. Он не отходил от нее ни на шаг. Так и льнул к ней,
переполненный мальчишеской гордостью за мать. Ведь в своей черной шляпке и
накидке она казалась настоящей леди, не то что другие. Встречая знакомых
женщин, миссис Морел им улыбалась. А когда устала, спросила сынишку:

- Ну как, пойдем домой или еще побудешь?

- Уже уходишь! - воскликнул мальчик, и такой упрек выразился у него на
лице.

- Уже? Да ведь пятый час, как я понимаю.

- Ну почему, почему ты уходишь? - жалобно протянул Уильям.

- Если тебе не хочется уходить, останься, - сказала мать.

И вместе со своей девчушкой не спеша пошла прочь, а сын смотрел ей
вслед, огорченный до глубины души и все-таки не в силах расстаться с
ярмаркой. Проходя мимо трактира "Луна и звезды", миссис Морел услышала
громкие мужские голоса, до нее донесся запах пива, и она прибавила шаг,
подумала, что и ее муж, должно быть, там.

Около половины седьмого вернулся сын, теперь уже усталый, бледный и