покрытие.
гигантских конструкций разливалось над ними, как северное сияние.
в кобуру. С предохранителя надо снимать, когда стреляешь!
силами.
грубовато огладил колкое жнивье на Ромкином затылке.
метров, путь до фосфоресцирующих громад оказался неблизким - как выяснилось,
гладкий стеклистый пол скрадывал расстояние. Отупев от пережитого, они
плелись молча, лишь изредка вздыхая и оглядываясь на сильно уменьшившуюся
пятиэтажку. Если верить наручным часам Василия, дело шло к половине
четвертого.
запрокинули головы.
Огромная, как небоскреб или телебашня, вся изрезанная по вертикали канавами
и расселинами, колонна возносилась, мерцая, к стеклистому потолку, в который
и врастала на умопомрачительной для русского провинциала высоте.
корень, то срез пня скорее всего имел бы форму амебы.
ответил.
остановились.
уровне человеческого роста были глубоко вырублены три огромные корявые
буквы. Короткое матерное слово.
Василий. - Выходит, мы тут все-таки не первые...
же стало с тем, кто это выдолбил? Надпись осталась, а сам?
своей разгромленной комнате, а за ним, раскинув руки неравной длины,
ковыляет враскачку страшная безликая кукла. С кривоватого белесого плеча
медленно соскальзывает гардина, сорванная и брошенная ей в голову Василием
(Зачем? Она ведь и так слепая!), а он, выиграв очередную пару секунд, рвет
дверцу шкафа и выдергивает ящики, точно зная, что где-то тут должен быть его
пистолет.
грозно подбоченившись, стоит жена и, сводя брови, наблюдает за безобразной
сценой.
не понимая, насколько это опасно.
меняться, и вот уже две слепые белесые твари, раскинув руки, идут на него с
двух сторон. Теперь не выкрутиться... С этой отчаянной мыслью он и
проснулся.
покрытое испариной лицо, быстро сменилась растерянностью, и, испустив
болезненное "о-ох...", Василий зажмурился и уронил тяжелую взъерошенную
голову на грудь.
упирающуюся в светло-дымчатое слегка искрящееся покрытие На ощупь оно было
упругим и прохладным, как чисто вымытый линолеум. А с виду - и не подумаешь
даже - хрупкое, твердое: щелкни - зазвенит..
как бы склеенную из вертикально набранных коротких соломинок. Стена уходила
ввысь и кончаться никак не желала. Он полулежал, опираясь на локоть, в
глубокой, как комната, вдавли не, являющейся началом канавы, бегущей чуть ли
не до самого верха титанической колонны. Здесь же, в нише, у противоположной
стены, скорчившись, спал лопоухий стриженый Ромка, причем, судя по тому, что
глаза его так и катались под веками, во сне ему тоже приходилось несладко.
присвистнуть. Вокруг был день! В каких-нибудь ста метрах от их логова
соломенно посверкивал такой же резной небоскреб, а покрытие напоминало гладь
пруда в безветренное пасмурное утро.
соскальзывает с бедра. Он прихлопнул ее ладонью, но поздно - табельное
оружие глухо ударилось об пол. Поспешно нагнулся и, уже подбирая, в смятении
ощутил, что левая ягодица у него, кажется, голая. Схватился со шлепком... Ну
точно, голая! Извернувшись, оглядел левый бок.
потрудился вор-рецидивист высокого класса, вооруженный импортным лезвием, -
все части одежды, соприкасавшиеся с полом, исчезли бесследно. Ошарашенный,
он перевел взгляд на то место, куда положил перед сном фуражку, и увидел,
что от нее остались одни только металлические причиндалы: кокарда, распорка
и две пуговицы. Все остальное, надо полагать, было втихаря съедено
стеклистым мелкогубчатым полом.
во сне Ромка, и Василий воззрился на него, раздувая ноздри. Затем лицо
сержанта исказилось злобой, и он шагнул к спящему с явной целью поднять его
пинком в ребра. Но, к счастью, осуществиться этому зверству было не суждено
- наполовину съеденный ботинок свалился с занесенной уже ноги.
кобурой. - Паразит ты лопоухий! Твоя же очередь была!
раскрыл совершенно безумные глаза. Попав из одного кошмара в другой, он
смотрел на Василия и ничего пока не понимал.
разбуди!
тихонько замычал. Тут Василий почувствовал угрызения совести и, замолчав,
принялся горестно изучать повреждения... Что хозяева сволочи, он заподозрил
еще вчера, но чтобы так изуродовать форму! Василий чуть не плакал.
новенькая же форма была!
штатское носил весьма бережно, казенное - тем более. Поэтому немудрено, что
вся эта история вывела его из равновесия... Правда, и Ромка, слегка
опомнившись, тоже повел себя не лучшим образом.
сотен - так, значит, уже не штаны тебе, да? Кроссовки за триста порвал,
выбросил - ничего? Родители новые купят?.. И покупают ведь! И воруют, чтобы
вас одеть! Так даже этого не цените!
потери. От резиновой палки не осталось практически ничего, часы остановились
на четверти пятого и заводиться больше не желали. С фонариком случилось и
вовсе нечто загадочное; все его пластмассовые детали как бы растаяли, и
теперь, если потрясти, он тарахтел, как погремушка. Но что самое обидное -
металлическая кувалдочка, отломанная Ромкой от летающей тарелки, как лежала,
так и осталась лежать целехонькая...
наконец Василий, явно имея в виду автора матерной надписи.
Чем она тебе зажует?
окончательно. - Жрать охота, - сообщил он сварливым старушечьим голосом.
разобрать и собрать свой "Макаров". Слава Богу, хоть оружие было в
порядке...
остановились в недоумении. Справа, неподалеку, на искристом покрытии
выстроились шеренгой четыре молочно-белые глыбы.
ноги из полусъеденных ботинок и крадучись двинулся в обход, жестом
скомандовав Ромке заходить справа. Тот испуганно моргнул - и подчинился.
Пока шли, его дважды омыло ознобом - почудилось, что из-за глыбы осторожно,
как щупик улитки, высовывается гладкий слепой отросточек головы. Слава Богу,
только почудилось...
Жюль Верн
Жюль Верн
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Перумов Ник
Ильин Андрей