Чтение 48–й страницы книги ~Отель "Империал": выход в WINDOWS~

утром съездил в клинику Вазгена, сделал рентген черепа, долго ждал
результата: пуля прошла насквозь, но мозг не задела. Шутка.

Никакие жизненно-важные органы не повреждены. Нет, действительно, все
было в порядке, небольшая шишка, черепушка цела, Данилов с детства с
необычайным восторгом уплетал рыбу в любом виде, потому что его мама все
время говорила, что в рыбе фосфор, а он очень полезен для костей. Данилов в
темноте даже немножечко светился. Вот когда твердость кости пригодилась,
иначе быть бы черепу надтреснутым.

Ближе к восьми подъехал экипаж Нестерова с молоденькой барышней,
напросилась Женечка посмотреть на сеанс гипноза. А может, старушек не
любила...

Потом прямо напротив окон Нонны Богдановны возник и сам маг и
волшебник, с чемоданчиком и в котелке, но окна у Серафимовой были еще
заклеены, и Михаилу Ивановичу Буянову пришлось войти, как все нормальные
люди входят -- через вентиляцию.

Опять шутка. Вошел, как все люди.

Оставалась только Юля, племянница Серафимовой, и сама подопытная --
Евдокия Григорьевна Эмина.

Серафимова поила гостей чаем с кексом и обсуждала с Братченко и
Нестеровым свою новую версию. Братченко не был в числе приглашенных, да и не
приходил он: она общалась с ним по телефону.

-- Ты все телефоны дал участковому, чует мое сердце, затоскует Губарев,
приедет домой.

-- Приедет, он уже едет в Одинцово, -- закрыв глаза, произнес Буянов,
-- я вижу его, испуганный, худой такой мужичишка, светловолосый, жилистый.

Нестеров мотнул головой, поражаясь чудо-способностям маэстро. А ведь
точно портрет Губарева воссоздал.

-- У него еще... сейчас... у него точки белые в каком... в правом
глазу, -- выдал Буянов поднатужившись.

-- А! -- крикнул испуганный Нестеров. -- Данилов, покури, а?

Убитый наповал происходившими в трубке телефона чудесами, Братченко
решил срочно ехать в Одинцово. Тем более что если так долго занимать
телефон, никакой участковый не сможет дозвониться.

Глава 7. ЛИТЕРАТУРА

Всякая вонь, сражающаяся с вентилятором, вероятно, мнит себя Дон
Кихотом.

Эмиль Кроткий

ЧУЖИЕ ГЕРОИ

Буянов превзошел сам себя.

-- Ты не хочешь посетить Центральный Дом писателя? -- спросил он
Серафимову. -- Там вечер поэзии, и есть возможность познакомиться с
интересными людьми.

Поскольку Буянов никогда и ничего не говорил просто так, Нонна
Богдановна обреченно вздохнула. Зачем ей нужен вечер поэзии, когда она и так
не засыпает без Рильке, Аполлинера, Уитмена и Хосроу?

-- Я пойду туда с тобой, -- сказал Михаил Иванович.

-- Знакомить с интересными людьми?

-- Отчасти. Мне надо подготовиться к сеансу с Эминой, и ты мне
поможешь. Кроме того, проверим с тобой одну мою версию твоего дела.

-- Ты решил стать сыщиком?

-- Я решил побыстрее раскидать твои дела, чтобы ты отдохнула.

-- А с кем ты меня хочешь познакомить? -- ревниво спросила Нонна
Богдановна, вспомнив Данилова.

-- С писателем Ароном Мюнхгаузеном. Шучу. С нештатной ситуацией, к
которой ты, дорогая моя, должна быть готова.

...Большой зал Центрального Дома писателя, наполненный самой
благодатной публикой -- учителями литературы, восседавшими на желтого плюша
креслах, сверкал огнями имен, обозначенных в пригласительных билетах.
Публика собиралась на Доронину, Волчек, Лучко, Варлей. Но когда началось
действо, все великолепие гирлянды изысканных имен разбилось о мутные и
путаные объяснения устроителей вечера, что именно эти-то знаменитости как
раз прийти и не смогли. Вот взяли этак хором -- сговорились -- и не смогли.
Но зато будет выступать литературный семинар Иволгина из Писинститута. А это
еще весомей и современней...

И действительно, вместо милых нашим взорам актрис отрекомендованный
известным прозаиком некто Рвотин-Блин читал свой новый, а главное -- длинный
рассказ о перхоти. В зале постепенно завитало недоумение, а когда и все
остальные выступающие стали самовыражаться в таком же духе, зал стал редеть.
Полненькая зарифмуечка Даша Ату в лопнувших выше колен колготках и газовых
перчатках читала про то, что ее вот бросили, и теперь она -- Татьяна Ларина,
только ждет генерала (за армянина не пойдет), чтобы выскочить замуж и
отомстить своему Онегину. "Онегина" она ценила изрядно. В ее опусе даже были
такие строки:

Грудь держи и попей молоко.

И не думай, что бабы все дуры.

Ты входил в меня, милый, так же легко,

Как в историю литературы...

Другая, в своем видении мира, изящно называла тахту сексодромом и
недоумевала, почему появив-шаяся в спальне жена героя, случайно ударившаяся
о решетку камина, была столь недовольна. Неожиданно, в порыве страсти,
выступающая испортила воздух и, всхлипнув, предпочла быть "заменима
пустотою" и исчезла со сцены. Ее присутствие еще какое-то время ощущалось...

Третья тоже читала лирику в духе:

По воскресеньям он живет с женой,

и это нас утроит между прочим...

Почему "утроит" -- не объясняла.

По творческому семинару создавалось впечатление, что в него входят
исключительно одинокие, до патологии озабоченные одной только темой женщины.
Свою распущенность они выдавали за особое величие души, а неопрятность -- за
признак аристократизма.

Серафимова вышла покурить и почти немедленно столкнулась нос к носу с
обаятельной длинноногой блондинкой.

Обе дамы, еще не зная друг друга, раскланялись.

-- Анастасия Каменская, -- представилась незнакомка. И уже через
секунду обе они были увлечены исключительно друг другом. Присели на
банкетку.

-- Я вас видела в фильме, но в жизни вы гораздо интересней, -- сказала
Нонна.

-- А я только читала про вас. Боже мой, как тесен мир!

-- Это не мир тесен, это нас мало, -- грустно сказала Серафимова.

-- Нонночка, Настя, скорее, там действо исключительно для вас обеих, --
закричал выскочивший из зала Михаил Иванович.

На сцене стоял неопрятный высокий плотный человек в невымытой бороде и
читал что-то рифмованное. Оно было о голом короле, которого народ довел до
того, что не на что ему было купить мантию. Обе женщины недоуменно взглянули
на психиатра.

-- У него вид кретина. И это писатель?

-- Я просто хотел вам показать вашего "лифтера". Вот он -- Алексей
Запоев...

КОНТРОЛЕР

Юля, студенка медицинского института, сбежала с последней пары, потому
что у тети Нонны этим вечером намечались фантастически интересные занятия и
потому что она очень любила, когда все собирались вместе. Она перешла
Садовое кольцо и села в троллейбус, чтобы доехать до Покровки. Там она
пройдется пешочком до нужного ей дома, а если повезет, две остановки еще
прокатится на двадцать пятом или сорок пятом. Студенческий билет у нее в
кармане, беспокоиться о билетиках и компостерах не надо.

В "букашке" очень часто проверяют. Как нагрянут в салон троллейбуса: то
ли бандиты, то ли контролеры -- не поймешь.

Она проехала уже "Красные ворота", когда по ее плечу постучали.
Странно, что она, сидящая в середине троллейбуса, не слышала, чтобы других
просили предъявить проездные документы, неужели начали с нее? Она
обернулась: черные курчавые волосы, постриженные ровным длинным каре без
челки, как пружинки хлестнули по щекам. Она подняла глаза. Над ней стоял
контролер и смотрел не в лицо своей будущей жертве, а почему-то на ее ноги.
Юля была в черных колготках и короткой (ну не такой уж короткой!) юбке. Она
спрятала ноги и судорожно полезла за студенческим. Неожиданно ее прожгло
отчаяние: студенческое удостоверение она с собой сегодня не взяла, а без
него студенческий проездной недействителен. Если контролер об этом вспомнит,
ей крышка.

Юля медленно и спокойно рылась в сумке, быстро соображая, что ей
делать. Посмотрела в окно: троллейбус подъезжал к Глазной больнице. Черт!
Перед самой остановкой -- светофор! Проклятый контролер! Стоит и ни с места,
пошел бы проверил билетики у тех мордоворотов, что сидят к ней лицом на
местах для инвалидов и пассажиров с детьми. Ну, слава Богу, тронулись!

-- Девушка, не смотрите в окно, я вас отсюда без билета не выпущу. Или
платите штраф, -- прокричало большеголовое контролерское привидение, --
платите штраф.

-- Вот, -- Юля встала в проходе и, опершись пятой точкой о перила,
вынула из сумочки проезд-ной и показала контролеру.

Пока тот соображал -- долю секунды, двери открылись, Юля махнула в
воздухе билетом и выскочила на тротуар. Ничего, доберется и отсюда,
переулками.

Она побежала от троллейбуса, прислушиваясь, когда же захлопнутся его
двери и он тронется с места. Так и не услышала, свернула в Большой