Владимир Маканин
Андеграунд, или Герой нашего времени
Хайдеггера, если бы не перевод Бибихина! Но толькоРтолько замер, можно
сказать, притих душой на очередном здесь и сейчас, как ктоРто уже пере-
таптываетсЯ у двери. Звонок. Впускаю С и даже в глазок не глянул: Ясно,
что ктоРто теплый пришел из завершающегося, но еще шумного свадебного
застольЯ на нашем этаже. И точно: Курнеев. Муж Веры. Везет мне.
Пьяненький.
кухню. Идем на кухню, если хочешь посидеть, поболтать о чемРто. (Уже
знаю, о чем. О его жене. Бедный.)
прибирать? Я на это ленивый.)
Курнеев начинает издалека. Вам, одиноким, С одна жизнь. Нам, женатым С
другая. Жена это жена. Жена это боль и это великаЯ радость! Пары, из-
вестно, подбираютсЯ на небесах. А вот как они подбираются, и как прити-
раются, и как постепенно, кирпичик к кирпичику, подгоняетсЯ судьба к
судьбе, С знают не все. А писателю может стать интересно и пойти в стро-
ку. Да, говорю, как раз мне и пойдет в строку. С Рассказать? Рассказы-
вай. (Когда Я им нужен, чтобы выболтаться, Я писатель. Я уже привык.
Когда не нужен С Я шиз, сторож, неудачник, тунеядец, кто угодно, старый
графоман.)
но ел. К тому же Курнеев поет (а Я понимаю в пьяноватом хоровом пении).
И потом какРникак мужик выдал дочку. Уже поздний час, отгуляли, гости С
марш по домам. Уходят последние, но жена все еще дирижирует застольем,
крутится, наливает, роняет бутылки, громоздит последнюю гору еды... а
мужик? А мужик, как следует поддав, ушел. Он ведь сам по себе. (СлонялсЯ
коридором тудаРсюда. Курил.) А теперь увязалсЯ поболтать, пока весь не
выговоритсЯ С нормально!
(муж о жене).
с Ханюковым, с техником по ремонту, с умельцем на все руки. Слегка су-
масшедший С на общий взгляд. Но красив. (С норовом. њуть что, скрипит
зубами.)
Вот почему Курнеев ко мне вяжетсЯ в последнее время. В коридоре остано-
вит. Угостит хорошей сигаретой.
лось. Сынишка родился. Однако же и сынишка нам не помог.
сийского инженераРконструктора. И с характерными инженерскими залысина-
ми, на его лбу столь мощными, что похожи на белые клещи, вцепившиесЯ ему
в самое темя.
Сначала Бубнов, всем известный на заводе задира. Потом киномеханик куд-
рявый. А потом вдруг летчик некий. Говорит ей, а что, Верка. Махнем на
точку? Бери Витеньку. И ведь махнули. Сказано С сделано. А там своЯ же-
на. А там свой Витенька. Трудно сказать, о чем этот летчик думал... Ведь
дурак. Ведь какой же дурак! На космонавта тренировался. Я, Петрович,
только спустЯ годы стал понимать, что страсть к похвальбе, страстишка,
жажда красиво сболтнуть С совершенно лишает людей разума!
мое сердце. Так он думает.
нок. Но ему было важно сказать С едем! махнем!.. Взрослый человек. А ума
С шиш. МоЯ Вера там заболела с горя. Жар. И рвало ее. И надо возвра-
щаться. И еще меняли поезд на какомРто вокзале. А при пересадке, среди
шума, среди толп целинников, они тогда валом валили в степную сторону,
Вера потеряла сознание. Может быть, не на вокзале, а в поезде. Она не
помнит. Очнулась в тихом железнодорожном медпункте. Одна. Витеньки
нет...
ватую и вполне бытовую историю о том, как Вера Курнеева потеряла ребен-
ка. Как она металась тудаРсюда, бегала, плакала, слала телеграммы на-
чальникам станций, пока не кончились деньги. Нет. Нигде нет. КтоРто заб-
рал Витеньку, ее маленького Витеньку С и хорошо, если хорошие люди.
(Курнеев глянул: как Я? внимателен ли?) Вернулась в Москву без сына. Он,
Курнеев, тотчас тоже поехал, тоже там пропадал, высматривал, слал телег-
раммы, ездил, спал на деревянных скамьях десятка маленьких станций и по-
лустанков во всей округе. Искал и спрашивал С нет и нет.
рину всякие там медальоны, родинки, записки. А еще мне сказали, что та-
ких малых плачущих детишек берут, чтобы ходить с ними по вагонам и ми-
лостыню просить. Нищие крали детей. Обычно у спящей матери. С дитем на
руках нищенка может и песни в вагонах не петь. И заработок. И проезд
льготный. Дети в новых руках быстро гибнут. А им что С зароют его недели
через триРчетыре, вот и пожил.
Наташи. Той, что выдали замуж. (Той, чью свадьбу гуляют сегодня.)