них и не ждал) С при выносе из комнаты, на повороте в дверях, они с ходу
закрутили мое тело, отчего кишечник, в спазме, тут же разрядился, напол-
нив мои брюки, а запах вони ударил до неба.
еще быстрее.
сговор (деловой уговор), слышал, что речь шла о хотЯ бы трех кварталах в
направлении метро. Подальше отсюда. Но алкаши, получив свои деньги впе-
ред, не стали долго трудиться. Они ограничились тремЯ домами, оттащив
менЯ недалеко, к углу этого же квартала.
поставили, то есть прямо и головой вверх, как человека, С колени мои
беспрерывно дрожали, и Я не знаю, чем и как Я держался. Но стоял. Смыш-
леные, они какРто хитр у прислонили менЯ к приоткрытой двери парадного,
ею же и зажав. Потом Я, конечно, сполз вниз.
что пыталсЯ подняться. Нашел, нащупал два валяющихсЯ кирпича, кирпич к
кирпичу рядом С и сел на них мокрой тяжелой задницей.
менЯ нет знакомых, чтобы ездить в такси, вяло решил Я. И не стал вгляды-
ваться. Но ошибся. њерез минуту Я увидел приближающегосЯ Викыча, а с ним
ЛеонтияРХайма.
комый мне ЛеонтийРХайм бойко объяснял, что он живет у Михаила, что он
русский и сделал себе обрезание. њто он уже улетающий, вылет через
дваРтри дня, и он до чертиков рад со мной познакомитьсЯ С два днЯ погу-
ляем?!
осторожно вели к машине. ТА мы обкакались! А мы обкакались!..У С весело
(и в то же времЯ шепотком) повторял ЛеонтийРХайм суроволицему Вик Викы-
чу, а Викыч ему тсРс, давай, мол, не проговоримсЯ таксисту С не пустит в
машину...
что настелят газет, что следов не будет и, понятно, за лишнюю плату.
Торг состоялсЯ уже в пути, при счете пятнадцать тысяч сверх, двадцать
тысяч, двадцать пять... Я отключился.
квартиры и ковер с узнаваемым кичРрисунком (почти надо мной). И конечно
С знакомый шум голосов: предотъездный гул.
и упаковывалась. Стучали два молотка. Вперестук заколачивались бесчис-
ленные Ящики, вознЯ и капризный детский плач, вскрики и оклики, а в
дальнем уголке, как в красном углу, тихонько сидела их старенькаЯ праба-
бушка (единственнаЯ с еврейской кровью). Ее везли в Израиль как самое
дорогое. В другом углу, на кровати, валялсЯ Михаил, больной, с высокой
температурой. Он махнул мне рукой С видишь, мол, какаЯ сквернаЯ нам выш-
ла осень! А Я и махнуть рукой не смог. Я был много хуже. Вик Викыч и Ле-
онтий обмыли менЯ в ванне, ЛеонтийРХайм, чуть заикающийсЯ на букве ТмУ
(МРмРожно?.. МРмРмиллион...), рассказывал жизнерадостные байки, подымаЯ
мой дух. Он не замолкал и на миг, только чтобы Я посмеялся! Вряд ли его
клокочущаЯ веселость и расточаемаЯ доброта были лишь нервозностью чело-
века перед отъездом (и затаенным ожиданием новой жизни) С скорее другое:
Леонтий с этими прибаутками оставлял мне (оставлял здесь) свою костромс-
кую жизнь, бери, мол, ее себе сколько сможешь. Такой вид прощанья. Эта
жизнь сама выходила С уходила из него.
Мне дали чистое белье, предусмотрели под менЯ клеенку,
шутили, что, к счастью, у менЯ нет кашля, и еще
предлагалось подыскать мне под бочок некашляющую
костромскую вдовушку. Из дурашливых баек ХаймаРЛеонтиЯ Я
и посейчас помню о чукче, к которому забрела
геологРженщина, лыжница, наткнувшаясЯ в пургу на
заснеженный чум С в чуме сидел чукча (мРмРмужчина) и
скромно играл, зажав в зубах и пальцах китовый ус:
уса, Я так захохотал, что пустил струю; Викыч и Леонтий тоже захохотали,
принесли мне таз с новой водой, Я обмылся, а они вновь помогли мне сме-
нить все перед сном. Ушли. Я так счастливо спал. Мне виделась пурга (не
могу сказать, снилась, шел прямой повтор из детства), и как Я, мальчи-
ком, бегу на лыжах в разгулявшийся, воющий февральский снег. (Потому и
сцепились памятью чукча, лыжница.)
разделительнаЯ стрелкаРуказатель ЕВРОПАСАЗИя, залепленнаЯ снегом. Я бе-
жал мимо старенькой надписи, перемещаясь с одного континента на другой
слишком легко и неуважительно, как все дети. Я потерял варежки. На мосту
через замерзшую УралРреку снежинки лепились к голым рукам. И таяли, нав-
сегда уходЯ (входя) в мои детские вены памятью о трансконтинентальном
переходе. Пурга утихла. Я спал.
Зою Валерьяновну С известную мне с давних времен Зою, отчасти тоже шар-
латанку, но с талантливыми знахарскими руками. ЗоЯ и подлечила. Неделю
грела она руками мой желудок, кишки. Прогрела и позвоночник, а также да-
ла дозированное дедовское средство, толченый куриный пупок. Тњерез два
днЯ встанешьУ, С сказала непререкаемым тоном ведьмы, через два , повто-
рила прихрипываЯ и ушла, и через три (некотораЯ неточность) днЯ мой ки-
шечник перестал взрываться, Я ожил. Странно, что она, алчная, ничего не
взяла ни с Викыча, ни с ЛеонтияРХайма с его зелеными купюрами. Может,
просто спешила.
ленно) слышу их направленное тепло. Как бы две параболические антенны
она держит то у моей спины, то у живота. (А прогревались кишки.) Огром-
ные и удивительно теплые мягкие ладони. њто не мешало ее рукам быть
хваткими, цепкими, как у скряг прошлых веков, хапаЯ по пути, что попада-
лось С деньги, подарки, вкусную еду, мужчин.
берут менЯ с собой С в общагу ведь едем, в твою общагу! С кричат. Они
уже подхватились, натягивают на менЯ рубашку, свитер и чуть ли не силой
тащат менЯ с постели в жизнь. Ух, догуляем! Надо же какРникак Леонтию
здесь, в России, свое допить С да, да, да, допить и допеть!..
от подушки, говорит Вик Викычу:
обычно провоцируют друг друга С мол, кто первый вступит? Петь в одиночку
Ворона значит накликивать смерть. Так что не забежать вперед ни на пол-
такта. В этом ирония, шутка и давняЯ игроваЯ их договоренность С один
без другого тем более не поет. В любой вечер, в любой компании!
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Максимов Альберт
Шекли Роберт
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия