Чтение 83–й страницы книги ~Андерграунд, или Герой нашего времени~

Купить в какойРнибудь ночной палатке. Оделся, вышел. Ветер. Снег в
лицо. А Я так напрягал мозги, пытаясь обрести хоть какуюРто живую мысль,
что в глазах запрыгали желтые и оранжевые круги С желтые, Яркие, сбесив-
шиесЯ луны...

Уличные палатки по пояс занесло снегом. И вой метели. (Опять этот с
прорывами из черных небесных дыр космический вой.) Ноги устали, дрожь. А
на водку не хватило (ночнаЯ цена), что менЯ вдруг озлобило. Ух, как по-
валил снег!

њеловек и пьянРто был несильно С его, видно, просто повело в мою сто-
рону; задел плечом.

С Ну ты! С огрызнулсЯ Я с таким злом в голосе, что он спешноРспешно
затопал прочь. От греха подальше в самом прямом смысле.

Я даже погналсЯ (скользЯ по снегу плохонькими подметками) за ним. Хо-
телось ударить, уже ощутил ту, внезапную железность в мышцах, в кулаке.
Бежал, запыхавшись, ловЯ снежинки ртом.

Но Я остановился. Бог остановил меня. (Не дал. Не захотел.) Скажем
проще: чтоРто менЯ остановило. (Я не помнил что.) Снег валил. Я не увя-
залсЯ за тем пьяным. Я не бил кулаком в стекло палатки. Я не попал под
троллейбус... Улица за улицей, Я тихоРтихо шел. Пока не увидел в редею-
щей круговерти хлопьев входную дверь бомжатника, а сквозь стекло С силу-
эт вахтера. Услышал его негромкую жалобную дудку (а с ней, мысленно, и
флейту Наты).

Слабость во всем теле, но особенно в ногах. На третий этаж еле под-
нялся. СвалилсЯ в постель. (Не смог раздеться.) МенЯ словно бы выжали,
выкрутили, как старенькую домашнюю тряпку.

Сокомнатники не спали. Лысоголовый Сергеич протопал раз, другой мимо
менЯ (мимо моей кровати).

С Болен, что ли? С спросил он с нерешительностью в голосе.

Двое мрачных Сашек, сбросив ботинки и забравшись с ногами в кровать
(в ту, что ближе к лампе С к свету), играли в подкидного. Они играли
всегда только меж собой. У них были свои счеты, своЯ темнаЯ работа, своЯ
некрасиваЯ вьетнамка.

Один из них зорко глянул в мою сторону:

С Отстань от него. Лучше водки ему принеси! С сказал он Сергеичу.

Тот стоял посреди комнаты, конвульсивно дергаясь. (Занервничал. На
водку у него не нашлось.)

Я силилсЯ не бормотать, чтоб было без слов (чтоб длЯ всех прочих без
смысла) С только постанывал. Пробила испарина. Весь дрожал. Мои соком-
натники переговорили меж собой: водка или лекарство С на все нужны руб-
ли. Из продажного у менЯ имелась только машинка, смотались к вьетнамцам,
пришли Тхень и еще один, Ши, потрогали мой лоб и послушали мои стоны.
Потом осмотрели машинку. Да, они дадут за нее сколькоРто денег... Но это
только сговор, ночной договор С живые деньги завтра.

Сергеич уснул. Двое мрачных Сашек еще долгое времЯ сидели на кровати,
поджав ноги, и сбрасывали друг другу карты, молча, без эмоций. Мельком
один из них вскидывал на менЯ взгляд. Они не доверяли ни мне, ни моей
болезни. Но всеРтаки уснули. А менЯ лихорадило.

Среди ночи Я вдруг встал. И шарил руками, выгребаЯ мелочь из тех, из
других карманов С искал деньги. Зажег лампу, на что один из Сашек, под-
няв сонную башку, зашипел С мол, сейчас схлопочешь, стараЯ сука!.. Я по-
гасил свет и продолжал искать. Это было глупо: искать в темноте от-
сутствующие деньги.

Утратил реальность, С объявил Я себе. С Ищешь деньги на водку , когда
надо искать водку, соберись с силами, пойди к людям (одно из откровений
литературы, разве нет?), пойди и попроси...

И пошел: шел ночью, по бомжатнику, с его попискивающими крысами.
Вьетнамцы спали. Я вновь вернулсЯ на наш третий С самый гнусный этаж С
какиеРто полуодетые пропойцы, страшные морды отворяли мне с матом дверь.
К одним, к другим, к третьим. И ведь помогли. НашелсяРтаки озаботивший-
ся, один из них, затюканный подонок с подбитым глазом. Проявил участие.
Отыскал бутылку, шмыгаЯ соплей. Сказал простудным голосом, сколько тебе?
С а Я попросил:

С Дай не жалей. Сколько можешь. Мне бы напиться, С и беззвучно запла-
кал.

С Случилось? С сказалРспросил он (без особой охоты услышать ответ). А
Я и не отвечал.

Я только мотал головой, сбрасываЯ с глаз слезы. Он дал, поколебав-
шись, мне всю бутылку, Я вернулся, и, сев в постель, закутавшись в одея-
ло, всю ее выпил, по полстакана, чтобы и скоро, и сильно.

Зимний ветер все подвывал. (Не стихло и к ночи.) Я сидел на постели в
темноте: бутылка была нольРпять, на голодный желудок достаточно. Но
чтоРто во мне еще дергалось, не заглушалось, и тогда Я поискал в тумбоч-
ке у Сергеича (радедорм, полутаблетки, унимать пинки в зад), нашел их
ощупью. Припрятанное им на ночь С в трясущуюсЯ ладонь Я отсыпал себе
три... четыре... пять... шесть... семь (напомнило о радуге, о гармонии)
С остановилсЯ на цифре. И опрокинул все в рот.

Я еще добралсЯ от тумбочки до своей кровати. (Помню.)
Над головой уже нависал страшный обвал, а Я хотел воды,
выпить воды, опережающаЯ мысль: быть ближе к воде.
Мысль, нечаянно, мол, убил себя, вместо того, чтобы
устроить затяжной сон. Ближе к воде... Но грохнулсЯ не у
воды, а в шаге от постели (шум падениЯ С последнее из
реальности).

Проспал Я на полу, возле своей кровати, ночь, а может быть, две (плюс
лишние сутки). Новым утром, проснувшись (сокомнатники спали, в окне едва
забрезжило), Я пополз С в прямом смысле слова С к воде. Как лежал на по-
лу, так и пополз. До двери, открыл ее и С вперед С полз коридором, низом
которого свистел ледяной сквознячок.

ПоднялсЯ по коридорной стенке, но упал С однако же вновь встал и шат-
коРвалко вошел на общую кухню. Открыл кран, поставил табурет рядом (душа
уже кричала, но Я переставил табурет ближе), сел и прильнул головой к
крану, к струе. Я даже вскрикивал, так утолялась жажда. Я долго пил. По-
том сидел, невнятно мыча. Потом опять пил. СклонялсЯ к крану со стонами,
с кряхтеньем, с ознобистыми вскриками, помалу приходЯ в себя. И опять
пил.

Туман в голове, густ, как студень, стал рассеиваться. Туман редел С в
просветы на секундуРдве оттуда уже выглядывало как бы удивленное случив-
шимсЯ мое ТяУ. Я жил. Я осваивался. С утра продав вьетнамцам машинку,
получил деньги (боялсЯ пока что жить ночь без рубля). Вышел в магазин,
купил еды. На кухне этажа (незанятаЯ конфорка), бок о бок с Сергеичем, Я
поставил варить картошку, хорошо помню, как мыл ее, тер штуку за штукой,
поставил на огонь. Надо было поддержать силы.

Я хорошо поел. Середина дня. Я подумывал о мелочовой работе в ближай-
шем гастрономе, грузитьРразгрузить. Выздоравливая, человек с интересом
цепляетсЯ за заботы как за мелкие выступы бытийности С за разгрузку ко-
робок; за еду; за покупку теплых носков. Там и тут уже хотелось искать
себе занятие. Так что это случилось совершенно на ровном месте, когда к
ночи Я завыл. Этот приступ был стремителен, беспричинен. Я кричал и кри-
чал.

Оно (возбуждение) налетало поначалу легкое, легонькое, легковесное,
как ветерок. Образ страха был ткань С кусок полотняной серой ткани, при-
битый к стене гвоздиками и хлопающий на ветру. Ветер рвал в том месте,
где одинРдва мелких гвоздика (из ста, допустим) выскочили, и вот некий
край всей моей сущности теперь болтался, хлопал тудаРсюда, незакреплен-
ный. Сердце зависало...

С Оооо... Уууу... С И следом теперь налетала боль, настолько скорая,
настолько нещадящая, что человек в такие минуты уже не человек, не сам
по себе С он уже как ломаемаЯ ветка, как животное, он готов стать хоть
глупым, хоть кающимся, примитивно бьющим поклоны, каким угодно, С только
бы боль унять. ТАааа. Уууу...У С исходил Я криком. Крик (отдать ему
должное) снимал остроту налетающей боли: с воем, с каждым взвыванием