Чтение 92–й страницы книги ~Андерграунд, или Герой нашего времени~

С Почему? Раньше ты мог постоять у выхода.

ВенЯ лаконичен:

С Сестра новая.

ХолинРВолин (видно, хотел вновь выпить) поощряет выпить заодно и ме-
ня. Пью. Когда мы чокаемся, ВенЯ отводит глаза (его детскаЯ душа съежи-
вается).

Я, надо признать, опрокидывал стопки в рот с большим удовольствием;
также с удовольствием и с некоторым уже любопытством вслушивалсЯ в их
застольный спор, полупьяные врачи о политике! Иван Емельянович утверж-
дал, что цезаризм С Явление традиционное и историческое, настолько исто-
рическое, что совместим с чем угодно, хоть с разрухой, хоть с азами де-
мократии, а вы (это Холину) С вы просто нетерпеливы, как все молодые и
живущие. Молодые и жующие, С тут же корректирует ХолинРВолин...

Вижу С менЯ манит Адель Семеновна. Она уходила С и опять пришла.

С њто такое? С Я встрепенулсЯ (тотчас вспомнил, что Я никто,
больной).

Но Адель Семеновна только делает знак: подожди! Она занята: она нано-
во смешивает длЯ врачей ТчистенькийУ с водой. Священнодействует, превра-
щаЯ воду в водку. Как торопящийсЯ мессия, она осеняет святую жидкость
трехперстием (с зажатыми в нем фиолетовыми кристалликами марганцовки).

Завершив со спиртом и неспешно шагнув поближе, Адель Семеновна, мед-
сестра с родинкой на шее, сообщает мне шепотком: ТЖенщины тамУ, С с под-
мигом, хитрый и спокойный ее шепот. ДлЯ врачей ни звука. (Зачем трево-
жить С они ведь сразу с вопросами, кто, куда и почему?!) Мы с ней, лицо
к лицу, перешептываемся. ТКакие женщины?У С ТТвои, наверноУ С ТКто та-
кие?У С переспрашиваю Я. (Никак не могу понять.) С ТПоди, поди. Бабы
пришлиУ, С велит она уже приказным тоном, но опять же спокойно, шепотом,
не длЯ их дипломированных ушей. Вышколена. И своЯ в доску.

Высвобождаю руку из рук Вени. Он (оглянулсЯ на медсестру) боязливо
вжимает голову в плечи.

Адель Семеновна, глазом не моргнув С Ивану:

С Ему (мне) надо выйти. Ему, Иван Емельянович, надо в палату. Он (я)
скоро вернется...

Иван кивает: да, да, пожалуйста!

ХолинРВолин и вовсе машет рукой: не мешайте!..

Их политический, под водку, разговор вновь достиг высокой степени
обобщениЯ (и тем самым нового запальчивого счета цезарей). ХолинРВолин
вскидывает брови:

С ... Но тогда перебор! БорЯ разве десятый? Боря, извини, уже сам
двенадцатый! откуда так много?! С Оба шумно пересчитывают цезарей. С Не
получается, господа! Володя, Ося, Хрущ, Леня, Миша, Янаев, Борис...

С А старички? Андропов и њерненко?

С Но тогда и Маленкова перед Хрущевым приходитсЯ взять в счет?

С АРа. Ясно, Ясно! Забыли! Надо начинать не с Вовы, а с
Керенского! ну, разумеется, вот ведь кто первый у нас С
первый после череды царей!

Под их столь пристрастный учет (под строгий счет до двенадцати ) Я,
неприметный, ухожу из кабинета, шепнув Вене, что сейчас же вернусь.

Иду больничным коридором С это не коридор отделения, здесь простор,
кабинеты, здесь какие окна! (Двенадцать тех цезарей как двенадцать этих
окон.) Спускаюсь вниз.

В вестибюле, в виду огромных больничных дверей Я останавливаюсь на
миг в потрясении: там Зинаида!.. Зинаида, да еще приведшаЯ с собой под-
ругу, также заметно предпраздничную и тех же обещанных мне лет сорока с
небольшим. Обе, конечно, уже под хмельком. Надо же! (Я только тут вспом-
нил нелепый телефонный уговор.) ТТвойРто не мальчик?У С спрашивает Зина-
ида, и Я не сразу понимаю о ком. ТМой?У С ТНу да. Который в палате!У С
Ах вот что: она имеет в виду единственного в моей палате, кого также ос-
тавили стеречь стены на праздник. Логичного дурачка ЮриЯ Несторовича.

С Ему, Я думаю, сорок, С говорю в некотором раздумье.

С Ну, и отлично! С хвалит Зинаида. И подруга тоже показывает зубы с
металлом: мол, самое оно.

Сидим, сели в вестибюле, неподалеку от слегка испортившейсЯ и потому
беспрестанно мигающей надписи: выход . На скамье. (Пять длинных скамей
длЯ коротких встреч.) Пригляд двух гардеробщиц нас мало трогал. А дежу-
рящаЯ в вестибюле сестра и вовсе сюда не смотрит (торчит за столом, в
белом новехоньком халате, читает книжонку).

С Отлично или не отлично, но вас не пропустят. Зачем пришла?

С Как зачем?

С Я же тебЯ предупреждал. Я тебе по телефону все объяснил! С сержусь
Я.

Они хмыкают, обе слегка растерялись: как так?.. праздник или не
праздник?

Их женскаЯ невостребованнаЯ душа горела (горело их участие, их при-
нос). А что было делать? Как быть, если им уже не терпелось. Зинаида
открывает свою громадную сумку и (не вынимаЯ из недр) там же, в темноте
сумки, принесенную бутылку довольно ловко откупоривает. Слышно
бульканье. ПоявляютсЯ стаканчики. Длинные холодные вестибюльные скамьи,
а всеРтаки праздник! Обе женщины пересмеиваются, но смущены, на чуть ро-
беют, и вот Зинаида значаще спрашивает: ТМожет, позовешь его?У С ТНе
пьет онУ С ТСовсем?У С ТСовсемУ С Обе они сомневаются: неужели ж такой
больной? С ТњужБВГДЕЖЗИЙКЛМНОПРСТУФХЦњШЩЪЫЬЭ
Юяабвгдежз‚їклмноп€‰Љ‹ЊЌЋЏ"''""•--А Б
ВГДЕЖЗИЙКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЪЫЬЭЮяабвгд е
жзийклмнопрстуфхцшэяяящъыьэюядый нам человекУ,
С говорю Я, помалу обретаЯ иронию.

Зинаида ловит мой запах, когда мы (все трое) нешумно чокаемся:

С А ты, милый, уже гдеРто и с кемРто С а?

С Ерунда. С врачами.

С С врачаРаами?..

А Я не свожу глаз с приведенной Зинаидой женщины (как Я понял, длЯ
услады логического дебила). Вдруг и разглядел: какаРаая! Юрий Несторович
заслуживал, конечно, крошку счастьЯ с нашего праздничного стола, выпив-
ки, скажем, но он не заслуживал этих плеч и этой статной спины. Несом-
ненно их заслуживал Я. К чертям нейролептики! С Я слышал взыгравший
хмель и уже припрятывал от Зинаиды свои косые погляды.

А Зинаида расстроилась: до нее дошло, что менЯ далее, чем на больнич-
ную территорию не выпустят. Кусты на территории еще голы, травка
толькоРтолько С ах, ей бы, Зинаиде, лето! ах, утонуть бы в зелени кой с
кем (то есть со мной)! С она бы искала, уж она бы нашла среди ранней
прибольничной зелени землю посуше, да ветви поглуше. Ан, нет!..

МенЯ окликает пробежавшаЯ мимо Калерия, строго, по фамилии:

С НуРка, нуРка! к главврачу С быстро!.. С Но и на бегу она ни словца
про нашу потайную в вестибюле выпивку. Даже сушенаЯ КалериЯ уважает
праздник. Иду. Уже иду. Оклик тотчас делает менЯ управляемым С послушный
больной, пожилой, с седыми усами и с препаратом в крови (Я вмиг сделалсЯ
таким), ухожу.

Машу женщинам рукой: мол, пока, пока!

Поднимаюсь С на этажах тишина и безжизненность. Никого. Но стены сто-