да... нет, нет, нет... да... нет... сознание было лишь перемигиваньем
света и тени. С погружением все больше и больше в тень. С тихим припля-
сом сердца...
это делают с белогорячечными, которые мечутсЯ и мешают всем жить. А в
Первую они, мол, переведут менЯ попозже.
совестясь) мне выговорил:
пивко пить.
езда (в твоем вагоне) вырубили свет. Но, сказали, глаз оживет С это ско-
ро. Ныли губы и скула. Лицо опухло. Хуже было, что ударили по почкам;
денек Я мочилсЯ красным; но прошло.
ролептиков.) Я был бухой, как у них здесь говорилось. Бухих переводят из
палаты в палату с уважением, на каталке. Во времЯ сна. Я уснул, а очнул-
сЯ уже в Первой.
нахожу себЯ (обнаруживаю) в незнакомой больничной палате с восемью кой-
ками. Кроме спящей, мостом выставившейсЯ в мою сторону спины соседа, ни-
чего живого не вижу. Все курят, а Я тут. ЗаспалсЯ с побоев.
лесной оболочке. И тотчас на самом ее верху, ожила боль С похоже, голов-
наЯ (с побоев, как с похмелья).
препаратов погружал менЯ в особую жизнь, вернее сказать, в особую не-
жизнь (в недожизнь), с еще более запаздывающим откликом химическиРпрепа-
ратных чувствишек С моих нынешних чувств. В лежачем положении Я хорошо
слышал эти нарзанные взрывчики в висках, в ушах, под кожей лба и щек С
взрывчики переохлажденной психики. Мое ТяУ растворяли (как в кислоте), а
Я не рычал, не бил кулаком в стену, не кусал соседа. Лежал себе на кой-
ке, с рукамиРногами, с несолеными слезами и нечувственными чувствами.
теперь он видел мою выгнутую мостом в его сторону спину. А Я вполоборота
смотрел вверх С больничный потолок был ровен, как белаЯ дорога, как
взлетнаЯ полоса. Как несколько параллельных высоких взлетных полос, раз-
меченных, разделенных кантами белых панелей.
дет ли толк, если Я начну усилием заставлять себЯ думать? (Спохватился.)
Жить с желанием покурить, с желанием съесть две травянистые больничные
сосиски вместо одной С вот весь смысл. Жить с этими теплыми струйками,
готовыми политьсЯ из глаз вместо слез. А дернусь С забьют. Было понятно.
Но понятно как некий вариант. Без тотальной безнадежности. ЗабитаЯ кула-
ками жизнь С тоже жизнь человеческая, а не жизнь вши. Вот что Я понял.
(Забитому человеку, возможно, не все в жизни будет удаваться. Но кому
удаетсЯ все?..) Забьют С окажусь вдруг с тихими, гдеРто рядом с Веней С
переведитеРка его к Венедикту Петровичу, доктор Пыляев! И ведь переве-
дут, пойдут навстречу. Иван Емельянович велит, а доктор Пыляев, из доб-
роты, даст нам койки рядом... Почему нет? Я прямоРтаки увидел нашу сцену
встречи, ВенЯ и Я. Реальность будущего оборачивалась (обеспечивалась)
реальностью прошлого. Двое впавших в детство. Качающие головами, да, да,
да, да, на своих кроватях, и Я тоже кивну С да. На прогулках во внутрен-
нем дворе больницы С оба С будем смотреть на ручьи после дождя, как мно-
гоРмного весен назад. (Вернулись!) А отец и мать с небес cмогут увидеть
своих чад у ручьЯ вместе: двух старичков, седых и безмозглых, с бумажны-
ми корабликами.
Палата номер раз
замедленного и тяжело припоминаемого ночного сновидения. Вялые и ника-
кие. Недообразы. Однако же мы, больные из Первой, были и оставались
людьми живыми.
лись и спали (и даже спали) с лицами, готовыми вотРвот заплакать. Слез
нет, но готовность к слезе у всех. Врачебный эффект, похоже, в том и
состоял: в переживаниях, не соответствующих реальности С скорбь, мучав-
шаЯ тебя, была вечная, была ни о чем. Просто скорбь. Просто затянувшаясЯ
мука. Это как бы и не твои (по масштабу) скорбь и мука. Это вообще не
ты. ТвоЯ увеличеннаЯ тень.
ним. Мордатый такой. Беззубый...У С шепнула мне сестра Маруся) считалась
тень с фамилией њиров. Наемный убийца, он стрелял людей в их квартирах
без разбора, детей тоже, и был прислан сюда на предмет последней экспер-
тизы, уже Тс вышкой в карманеУ. Признание психом С единственный шанс
жить. Но и багровый њиров в этих стенах не гляделсЯ злодеем, ни даже уг-
рюмцем С Я представил, сколько (и каких!) кубиков плавало в его венах,
чтобы придать его лицу банально человеческий облик. (Величие нейролепти-
ков лишний раз восхищало.)
плямкал поРстариковски деснами. Был еще насильник Вася, без фамилии, и
тоже весь заплаканный, но неугрюмый. Были два солдата с правонарушениями
С в когоРто стреляли то ли сами стрелялись. Оба проходили теперь принуд-
лечение. А страшным, на мой взгляд, был лишь сосед справа Сережа С Сесе-
ша (так он шепелявил). Он был молод и Явно слабоумен. Он тоже чтоРто со-
деял. Не знаю, каким он виделсЯ там, в миру, вне препаратов, но здесь он
был самой страдающей и несчастной тенью.
они умоляли. Не зная, как выразить муку иначе, Сесеша неотрывно смотрел
на менЯ с соседней кровати (смотрел в упор, близко). Он уже не отдавал
себе отчета. Он только хотел, чтобы ему помогли. Губы его вдруг беззвуч-
но шлепали, это он меня, полуседого мужика, пыталсЯ позвать: ТПаРпа...У
С одна и та же, повторяющаясЯ детскаЯ ошибка: ТПаРпа. ПаРпа...У С вот
чей взгляд страшил. А неприятные белесые глаза њирова вряд ли кого пуга-
ли. Бельмы. (Могло быть и от лекарств С глаза выпучиваются.) Волк с опу-
щенной головой.
њиров кивнул, чуть слышно обронив:
наружить (чуть ли не обнародовать) себя, свои чувства. ДелитьсЯ хотелось
с каждым. С Сесешей, страдальчески и немо смотрящим. С њировым. И даже с
исчирканной сортирной стеной, особенно с этой стеной С мы возле нее ку-
рим и скрытно, поРтихому, водянисто плачем. (Стена плача, это Я после
подумал.) Но уже с очередной серией уколов активные жизненные центры
блокируются, а чувства подавлены. Теперь рот замыкается. Рта у тебЯ нет.
Наступает мука отчуждения, мука молчания, но уже с сильно запоздавшей
жаждой выговориться. Эта новаЯ одержимость молчанием (и самим собой) пе-
реходит в невероятную тоску. Плакать, вот чего хочется. њтоб глаза были
поминутно мокры и чтоб расслабленное сердце обтаивало, как обмылок.
њувство вины давит. В этой твоей вине нет ни сколькоРнибудь интуитивного
смысла, нет ей и разумного объяснения. Но все равно ты виноват. Глаза
полны слез. Все мы ходим придавленные. Врачи ждут. Как именно человек в
таком состоянии в ближайшие дни себЯ выдаст С уже не вопрос. КакРто его
прорвет.
Эриксон Стивен
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Маккарти Кормак
Пехов Алексей