ного карабина. Он баловался. Прицелился и вновь лихо щелкнул. И вот
этого, считай, шпокнул!.. А этому я могу полжопы оторвать. Убить нет,
он за деревом, а полжопы пожалста!..
солнце бутылку водки или (было поутру!) замечательный китайский тер-
мос, Вовка тщательно прицеливался и вдребезги разносил выстрелом за-
метный предмет. Но сейчас ничего привлекательного не было.
траву, Рубахин сам вызывал его в себе?) один и тот же дурной, беспоко-
ящий сон: прекрасное лицо пленного юноши.
рекрестье по силуэту скалы: по кромке камня... по горному кустарни-
ку... по стволу дерева. Ага! Он приметил тощего боевика; стоя у дере-
ва, тот кромсал ножницами свои патлы. Стрижка дело интимное. Зеркальце
сверкнуло, дав знак, Вовка мигом зарядил и поймал. Он нажал спуск, и
серебристая лужица, прикрепленная к стволу вяза, разлетелась в мель-
чайшие куски. В ответ раздались проклятья и, как всегда, беспорядочная
стрельба. (И словно бы журавли закликали за нависшей над дорогой ска-
лой: гуляль-киляль-ляль-киляль-снайпер...) Фигурки на скале забегали
кричали, вопили, улюлюкали. Но затем (видно, по команде) притихли. Ка-
кое-то время не высовывались (и вообще вели себя скромнее). И, конеч-
но, думали, что они укрылись. Вовка-стрелок видел не только их спря-
тавшиеся головы, кадыки на горле, животы он видел даже пуговицы их ру-
башек и, балуясь, переводил перекрестье с одной на другую...
к высокой траве (с той же нехитрой солдатской мыслью: поспать).
глазами лицо распадалось, едва возникнув. Оно размывалось, утрачивая
себя и оставив лишь невнятную и неинтересную красивость. Чье-то лицо.
Забытое. Образ таял. Словно бы на прощанье (прощаясь и, быть может,
прощая его) юноша вновь обрел более или менее ясные черты (и как
вспыхнуло!). Лицо. Но не только лицо стоял сам юноша. Казалось, что он
сейчас что-то скажет. Он шагнул еще ближе и стремительно обхватил шею
Рубахина руками (как это сделал Рубахин у той скалы), но тонкие руки
его оказались мягки, как у молодой женщины, порывисты, но нежны, и Ру-
бахин (он был начеку) успел понять, что сейчас во сне может случиться
мужская слабость. Он скрипнул зубами, усилием отгоняя видение, и тут
же проснулся, чувствуя ноющую тяжесть в паху.
очереди цок-цок-цок-цок-цок выбивала мелкие камешки и фонтанчики пыли
на дороге возле застывших грузовиков. Грузовики стояли. (Рубахина это
мало волновало. Когда-нибудь да ведь дадут им дорогу.)
ки нынче крепкие сигареты (купил в сельском магазинишке вместе с порт-
вейном), сигареты были на виду, торчали из нагрудного кармана. Рубахин
выбрал из них одну. Вовка тихо посапывал.
небо, а слева и справа (давя на боковое зрение) теснились те самые го-
ры, которые обступили его здесь и не отпускали. Рубахин свое отслужил.
Каждый раз, собираясь послать на хер все и всех (и навсегда уехать до-
мой, в степь за Доном), он собирал наскоро свой битый чемодан и... и
оставался. "И что здесь такого особенного? Горы?.." проговорил он
вслух, с озленностью не на кого-то, а на себя. Что интересного в сты-
лой солдатской казарме да и что интересного в самих горах? думал он с
досадой. Он хотел добавить: мол, уже который год! Но вместо этого ска-
зал: "Уже который век!.." он словно бы проговорился; слова выпрыгнули
из тени, и удивленный солдат додумывал теперь эту тихую, залежавшуюся
в глубине сознания мысль. Серые замшелые ущелья. Бедные и грязноватые
домишки горцев, слепившиеся, как птичьи гнезда. Но все-таки горы?!.
Там и тут теснятся их желтые от солнца вершины. Горы. Горы. Горы. Ко-
торый год бередит ему сердце их величавость, немая торжественность но
что, собственно, красота их хотела ему сказать? зачем окликала?
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Белов Вольф
Шилова Юлия
Андреев Николай