сказал:
громады. Голосовали все, в том числе и группа Короткова у входных дверей.
Девочки подняли розовые ладони с торжественной нежностью и улыбались,
склонив головы набок. Я был очень удивлен: почему голосовали коротковцы?
Сам Коротков стоял, прислонившись к стене, и терпеливо держал поднятую
руку, спокойно рассматривая прекрасными глазами нашу компанию на сцене.
ввалился в зал в настроении чрезвычайно мажорном, споткнулся о двери,
оглушительно рыкнул огромной гармошкой и заорал:
такой... туш.
глазами. Боровой задрал голову, открыл рот и затих, но гармошку продолжал
держать очень агрессивно - ежеминутно можно было ожидать самой настойчивой
музыки.
голоса. Значит, будем считать, что принято единогласно.
загоревшимся чувством подхватили в эту непривычную для них форму
выражения, и, может быть, в первый раз со времени основания монастыря под
его сводами раздались радостные легкие звуки аплодисментов человеческого
коллектива. Малыши хлопали долго, отставляя пальцы, то задирая руки над
головой, то перенося их к уху, хлопали до тех пор, пока на возвышение не
вышел Задоров.
и лицо и костюм его были измазаны мелом. Теперь, как и всегда, он вызывал
у меня ощущение незапятнанной чистоты и открытой простой радости. Он и
сейчас прежде всего предложил вниманию собрания свою пленительную улыбку.
самый старый и когда-то был самый плохой. Антон Семенович, наверное, это
хорошо помнит. А теперь я уже студент первого курса Технологического
института. Поэтому слушайте: вы приняли сейчас хорошее постановление,
замечательное, честное слово, только трудное ж, прямо нужно говорить, ой,
и трудное ж!
кто подумает сейчас: принять можно, а там будет видно. Это не человек,
нет, это хуже гада - это, понимаете, гадик. По нашему закону, если кто не
выполняет постановлений общего собрания - одна дорога: в двери, за ворота!
Карабанов, тоже измазанный, только уже во что-то черное, и спросил в
тишине удивления:
понадувались, як пип на ярмарку?
гармошкой.
кто гопака! Наталко, серденько! Смотри, хлопцы, какая у нас Наталка!
Петренко, на ее косы и на косой зубик в зарумянившейся ее улыбке.
спросил Боровой и снова рявкнул гармошкой.
Карабанова, подумал, склонил голову, вдруг растянул свой инструмент и
заиграл какой-то особенный, дробный и стрекочущий танец. Карабанов
размахнулся руками и с места в карьер бросился в стремительную,
безоглядную присядку. Наташины ресницы вдруг взмахнулись над вспыхнувшим
лицом и опустились. Не глядя ни на кого, она неслышно отплыла от берега,
чуть волнуя отлаженную в складках, парадно-скромную юбку. Семен ахнул об
пол каблуком и пошел вокруг Наташи с нахальной улыбкой, рассыпая по всему
клубу отборный частый перебор и выбрасывая во все стороны десятки ловких,
разговорчивых ног. Наташа подняла ресницы и глянула на Семена тем
особенным лучом, который употреблялся только в гопаке и который
переводится на русский язык так: "Красивый ты, хлопче, и танцуешь хорошо,
а только смотри, осторожнее".
радости: уже и юбка у нее не чуть волнуется, а целыми хороводами складок и
краев летает вокруг Наташиных ножек. Куряжане шире раздвинули круг, спешно
вытерли носы рукавами и загалдели о чем-то. Дробь и волны, и
стремительность гопака пошли кругом по клубу, подымая к высокому потолку
забористый ритм гармошки.
раздвинули пацанью податливую икру, и Перец, избоченившись, стал над самым
водоворотом танца, подергивая ногой и подмигивая Наталке. Милая, нежная
Наташа гордо повела на Переца чуть-чуть приоткрытым глазом, перед самым
его носом шевельнула вышитым чистеньким плечиком и вдруг улыбнулась ему
просто и дружески, как товарищ, умно и понятливо, как комсомолец, только
что протянувший Перецу руку помощи.
тревожно оглянулся во все стороны, взорвал в себе какие-то башни и
бастионы и, взлетев на воздух, хлопнул старой кепкой об пол и бросился в
водоворот. Семен оскалил зубы, Наташа еще быстрее, качаясь, поплыла мимо
носов куряжан. Перец танцевал что-то свое, дурашливо ухмыляющееся,
издевательски остроумное и немножко блатное.
тени пробежали с белого лба на встревоженный рот. Он кашлянул, оглянулся,
заметил мой внимательный взгляд и вдруг начал пробираться ко мне. Еще
отделенный от меня какой-то фигурой, он протянул мне руку и сказал хрипло:
вздернул голову и хотел сказать весело, но сказал по-прежнему хрипло:
часа три - срок для всякого преображения рекордный.
начался галдеж. Стоя на цыпочках, командиры орали во всю глотку, призывая
членов своих отрядов. В клубе возникло два десятка течений, и несколько
минут эти течения, сталкиваясь и пересекаясь, бурлили в старых стенах
архиерейской церкви. По отдельным углам клуба, за печками, в нишах и на
средине начались отдельные митинги, и каждый из них представлял
грязно-серую толпу оборванцев, среди которых не спеша поворачивались белые
плечи горьковцев.
через пять минут и в клубе и во дворе стало тихо, и только отрядные
меркурии#31 пролетали со срочными поручениями, трепеща крылышками на
ногах.
наблюдал дальнейшие события. Мне хотелось молчать и не хотелось ни о чем
думать. Екатерина Григорьевна и Лидочка, радостные и успокоенные, слабо и
лениво отбивались от каких-то вопросов товарища Зои. Брегель стояла у
пыльной решетки паперти и говорила Гуляевой:
же? Ведь это все внешнее.
оглянувшись, заметил тот прекрасный предмет, который издавна называется
миром. Было около двух часов дня. По ту сторону пруда под солнцем
нагревался соломенный лишайник села. На небе замерли белые спокойные
тучки, остановившиеся над Куряжем, вероятно, по специальному расписанию,
впредь до распоряжения: в какой-то облачный резерв.
кровати, вытряхивают солому из матрацев и подушек, связывают все это в
узлы. В узлах - одеяла, простыни, старые и новые ботинки, все. В каретном
сарае Алешка Волков принимает все это барахло, записывает и направляет в
дезкамеру. Дезкамера приехала из города. Она устроена на колесах.
Дезкамера работает на току, и распоряжается там Денис Кудлатый. На
противоположной паперти, с той стороны собора, Дмитрий Жевелий выдает
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Контровский Владимир
Маккэфри Энн
Зыков Виталий