живое небо, опушка леса притихла в сумерках, силуэты подсолнухов на краях
огородов собрались и отдыхают после жаркого дня, теряется в неясных
очертаниях вечера прохладный и глубокий спуск к озеру. У кого-нибудь на
крыльце сидят, и слышен невнятный говор, а сколько человек там и что за
компания - не разберешь.
различать и узнавать предметы. В этот час в колонии всегда кажется пусто.
Спрашиваешь себя: да куда же это подевались хлопцы? Пройдитесь по колонии,
и вы увидите их всех. Вот в конюшне человек пять совещаются у висящего на
стене хомута, в пекарне целое заседание - через полчаса будет готов хлеб,
и все люди, прикосновенные к этому делу, к ужину, к дежурству по колонии,
расположились на скамьях в чисто убранной пекарне и тихонько беседуют.
Возле колодца разные люди случайно оказались вместе: тот с ведром бежал за
водой, тот шел мимо, а третьего остановили потому, что еще утром была в
нем нужда: все забыли о воде и вспомнили о чем-то другом, может быть, и
неважном... но разве бывает что-нибудь неважное в хороший летний вечер?
рассказывает одну из своих замечательных сказок:
попа. Что такое? Куда попы девались? А сторож и говорит: "То ж, наверное,
наших попов черт носил сегодня в болото. У нас же четыре поппа". -
"Четыре". - "Ну, так оно и есть: четыре попа за ночь в болото
перетащил..."
взвизгивает Тоська: ему не столько нравится черт, сколько глупый сторож,
который целую ночь смотрел и не разобрал, своих попов или чужих черт
таскал в болото. Представляются все эти одинаковые, безыменные жирные
попы, все это хлопотливое, тяжелое предприятие, - подумайте, перетаскать
их всех на плечах в болото! - все это глубокое безразличие к их судьбе,
такое же вот безразличие, какое бывает при истреблении клопов.
баритонный поддразнивающий говорок Буруна, снова смех, но уже не одной
Оли, а целого девичьего хора, и на поляну вылетает Бурун, придерживая на
голове смятую фуражку, а за ним веселая пестрая погоня.
На поляне остановился заинтересованный Шелапутин и не знает, что ему
делать - смеяться или удирать, ибо у него тоже с девочками старые счеты.
нашему настроению. И кладовые колонии, и селянские погреба, и даже
квартиры воспитателей не перестали еще быть аренной дополнительной
деятельности, хотя и не столь продуктивной, как в первый год нашей
колонии. Пропажа отдельных вещей в колонии вообще сделалась редким
явлением. если и появлялся в колонии новый специалист по таким делам, то
очень быстро начинал понимать, что ему приходится иметь дело не с
заведующим, а с значительной частью коллектива, а коллектив в своих
реакциях был чрезвычайно жесток. В начале лета мне с трудом удалось
вырвать из рук колонистов одного из новеньких, которого ребята поймали при
попытке залезть через окно в комнату Екатерины Григорьевны. Его били с той
слепой злобой и безжалостностью, на которую способна только толпа. Когда я
очутился в этой толпе, меня с такой же злобой отшвырнули в сторону, и
кто-то закричал в горячке:
наполовину была цыганской. На смуглом лице лешего были хорошо пригнаны и
снабжены прекрасным вращательным аппаратом огромные черные глаза, и этим
глазам от природы было дано определенное назначение: смотреть за тем, что
плохо лежит и может быть украдено. Все остальные части тела Лешего слепо
подчинялись распорядительным приказам цыганских глаз: ноги несли Лешего в
ту сторону, в которой находился плохо лежащий предмет, руки послушно
протягивались к нему, спина послушно изгибалась возле какой-нибудь
естественной защиты, уши напряженно прислушивались к разным шорохам и
другим опасным звукам. Какое участие принимала голова Лешего во всех этих
операциях - невозможно сказать. В дальнейшем истории колонии голова
Лешего была достаточно оценена, но в первое время она для всех колонистов
казалась самым ненужным предметом в его организме.
попался: то сопрет с воза, только что прибывшего из города, кусок сала, то
в кладовкеиз-под рук стянет горсть сахарного песку, то у товарища из
кармана вытрусит махорку, то по дороге из пекарни в кухню слопает половину
хлеба, то у воспитателя в квартире во время делового разговора возьмет
столовый нож. Леший никогда не пользовался сколько-нибудь сложным планом
или самым пустяковым инструментом: так уж он был устроен, что лучшим
инструментом считал свои руки. Хлопцы пробовали его бить, но Леший только
ухмылялся:
хотя бы и вы были на моем месте.
опыт, много путешествовал, много видел, сидел понемногу во всех губернских
тюрьмах, был грамотен, остроумен, страшно ловок и неустрашим в движениях,
замечательно умел "садить гопака" и не знал, что такое смущение.
исключительная вороватость нам начинала надоедать. Наконец он попал в
очень неприятную историю, которая надолго привязала его к постели. Как-то
ночью залез он в пекарню и был крепко избит поленом. Наш пекарь, Костя
Ветковский, давно уже страдал от постоянных недостатков хлеба при сдаче,
от уменьшенного припека, от неприятных разговоров с Калиной Ивановичем.
Костя устроил засаду и был удовлетворен свыше меры: прямо на его засаду
ночью прилез Леший. Наутро пришел Леший к Екатерине Григорьевне и просил
помощи. Рассказал, что лазил на дерево рвать шелковицу и вот так
исцарапался. Екатерина Григорьевна очень удивилась такому кровавому
результату простого падения с дерева, но ее дело маленькое: перевязала
Лешему физиономию и отвела в спальню, ибо без ее помощи Леший до спальни
не добрался бы. Костя до поры до времени никому не рассказывал о
подробностях ночи в пекарке: он был занят в свободное время в качестве
сиделки у постели Кузьмы и читал ему "Приключения Тома Сойера".
первый смеялся над своим несчастьем.
Ведь так тебя и убьют когда-нибудь.
я не настоящий вор. Надо будет еще раза два попробовать, а если ничего не
выйдет, то и бросить. Правда же, Антон Семенович?
попробуй сегодня, все равно ничего не выйдет. Не годишься ты на такие
дела.
спер, - наверное, они у тебя сейчас в карманах.
Карабанов:
было с так называемым окружением. Селянские погреба по-прежнему
пользовались симпатиями колонистов, но это дело теперь было в совершенстве
упорядочено и приведено в стройную систему. В погребных операциях
принимали участие исключительно старшие, малышей не допускали и
безжалостно и искренне возбуждали против них уголовные обвинения при
малейшей попытке спуститься под землю. Старшие достигли настолько
выдающейся квалификации, что даже кулацкие языки не смели обвинять колонию
в этом грязном деле. Кроме того, я имел все основания думать, что
оперативным руководством всех погребных дел состоит такой знаток, как
Митягин.
живущих в колонии, и прекрасно понимал, что взять в колонии - значит
обидеть хлопцев. Но на городских базарах и у селян ничего святого не было
для Митягина. По ночам он часто не бывал в колонии, по утрам его с трудом
поднимали к завтраку. По вокресеньям он всегда просился в отпуск и
приходил поздно вечером, иногда в новой фуражке или шарфе и всегда с
гостинцами, которыми угощал всех малышей.Малыши Митягина боготворили, но
он умел скрывать от них свою откровенную воровскую философию. Ко мне