Евдокия Ивановна живет в старенькой избе у самого вьезда в совхоз. А рядом
с избой крытый соломой сарайчик, и в нем осиротевшая загородка, где еще
так недавно жил веселый чистенький поросенок. Зовут поросенка Шалуном. Он
и теперь живет на свете, только эта жизнь протекает в большой теплой и
светлой свинарне совхоза. Он и теперь отызвается на свое имя, и теперь
считает, что имеет к Евдокии Ивановне особое отношение. Когда она подходит
к станку, он небрежно расталкивает толпу своих сожителей, таких же
четырехмесячных красавцев, как и он, задирает к ней оживленную благодарную
мордочку. Его маленькие глазки способны выразить очень много, и понимать
их умеет только Евдокия Ивановна. Она читает в глазах
Шалуна и любовь, и ребячью шутку, и память о разных деликотесах, которыми
иногда баловала его Евдокия Ивановна. Она напоминает ей те счастливые
четыре месяца, когда Шалун был не простым поросенком, а премией за ударную
работу, когда она могла с гордостью рассказывать всем о случае накануне
Первого мая, когда люди слушали этот рассказ с интересом, и если
завидовали немного, то зависть у них была хорошая. Все хорошо знали, какая
замечательная работница Евдокия Ивановна, как она знает и любит свое дело,
какие образцовые поросята из месяца в месяц выходят из ее питомника. Все
знали еще и другое: Шалун никогда не станет обыкновенной свиньей, которую
можно зарезать и сьесть, он всегда будет другом Евдокии Ивановны и всегда
будет первомайской премией за ее ударную работу. И так было потому, что и
сама Евдокия Ивановна не мгла иначе смотреть на Шалуна.
свиней, а премией он перестал быть две недели назад. И вставало перед ней
трудным вопросом: были ли в ее недавней жизни эти четыре месяца, когда она
считалась премированной ударницей и когда все ей немного завидовали, когда
живым доказательством ее успеха был веселый чистенький Шалун?
что показать: и бело-розовые животики поросят, и сухой пол в проходе, и
свежую солому в станках, и тишину, и даже приятный запах во всем
отделении. И наверное, в бумагах было написано, а если не в бумагах, то в
памяти людей, что не было у Евдокии Ивановны никаких скандалов, ни
повальных смертей, ни голода, ни холода. Все шло по-прежнему, только глаза
у Евдокии Ивановны стали грустные, да иногда подсмеивались над ней
мужчины:
у разных начальников. Кладовщик - тот прямо говорил:
прижал моментально.
нужно.
посматривал на поросят, разговаривал вежливо и даже хвалил иногда Евдокию
Ивановну, а один раз сказал с досадой:
оформить. И никто ничего не знает: ни бухгалтер, ни завхоз, ни кладовщик,
разве так можно?
обо всем этом.
3
В конце августа приехал в совхоз новый городской начальник, товарищ
Голубченко. Другие здорово волновались, когда узнали о его приезде, а
Евдокия Ивановна была спокойна: все у нее в порядке, придраться не к
чему. В отделение зашли целой кчей: и Голубченко, и Семен Иванович, и
главный бухгалтер, и завхоз с кладовщиком. Голубченко сказал весело:
просто рукаи попробовал, за ушами посмотрел, за хвостики подергал. Сначала
молчал, а потом улыбался, а когда дошел до конца, обернулся ко всем и
засмеялся даже:
можете таким поросятником. Как вас зовут?
все должны знать, весь совхоз!
бухгалтера. Но главный бухгалтер другнул одобрительно головой, и глаза у
него сделались довольными:
Продолжайте, Евдокия Ивановна, продолжайте. Я пришлю к вам из других
совхозов посмотреть. Покажите им...
успехов. А когда он уехал, директор Семен Иванович молча посмотрел на
главного бухгалтера и ушел к себе.
4
не была премирована! Бред, говорили, сон! Немедленно составьте акт!
внимательно и доверчиво улыбнулась:
5
получить.
А он пускай здесь живет. И подрос к тому же, уже перевели его.
пожал плечом:
6
сейчас август месяц? Это невозможно будет провести.
главного бухгалтера и прошипел:
ДОКТОР
Давно-давно, еще в начале непа, его, Ваську Корнеева, привел в колонию
милиционер. Васька шествовал рядом с милицинером, засунув руки в карманы,
с пренебрежением оглядывался на придорожные бурьяны. С таким же
пренебрежением он потом стоял перед моим столом и руки все держал в
карманах. Я в то время был еще неопытен и в глубине души побаивался
Васькиного хмурого недружлеюбия. Начал с формального вопроса:
рассмотреть меня. Рассмотрел и снова в сторону: