переходили от Деда Мороза к черной обезьянке, к желтенькому попугаю,
скользили по золоту цепей, искали новое, неожиданно милое среди нарядной
тишины ветвей.
и Митю, и Ваню Панченко, - нужно было говорить, вылить чувство,
размахнуться молодой душой. Заходил дед, затопал по комнате, ухватил Митю
за пояс:
елочного дерева, - настоящий, понимаешь, друг. Мне даже сны Ванькины
снятся.
мне танк. Почему? На каком основании танк? Здоровый такой, с пушками. А
потом догадался: это Ванькин сон приснился.
фашистов и не вспомнили!
посмеивался:
нежности, а я про них, проклятых, фашистов этих, всегда помню. У меня и
сын, видишь, и гость... в одном направлении. Ну, хлопцы! Без пяти
двенадцать.
подделки, по-настоящему новый, как сказал дядя Нечипор после энной рюмки.
Он много еще хороших, умных мыслей высказал, потому что понимал, в чем
дело: "Елка... это хорошо придумано, а впрочем... допустим, мелочь. Ну, а
если мелочь, отдавать ее фашистам или не отдавать?" Бомбардировщик и
танкист посмотрели внимательно на елку. Она в эту минуту словно из
скромности притаилась в углу комнаты, тихо мерцали свечи, и тихонько
поблескивали ее праздничные глаза. Ваня Панченко посмотрел Мите в глаза и
засмеялся. Митя положил деду руку на плечо:
эту елку к тому же мать организовала, к ней, брат... пусть лучше не лезут!
потом сказал ей в утешение:
телеграммы... они не всегда врут, телеграммы.
АВТОРСКИЕ МАТЕРИАЛЫ К ПОВЕСТИ "ФЛАГИ НА БАШНЯХ"
Глава "На всю жизнь"
Игоря здорово проработали на комсомольском бюро. Сначала он топорщился и
угрюмо настаивал на своем, но потом принужден был согласиться: он поступил
неосмотрительно, в подобных случаях нельзя выступать партизаном, не
поговоривши в бюро, не посоветовавшись с товарищами. Он согласился
выступить на общем собрании и сделал это без судорог:
Рыжикова простить меня.
прекратились, и многие склонны были обьяснить это тем, что Левитин попался
и теперь уже красть не будет. Колонисты продолжали свое наступление, но
все понимали, что первой бригаде нанесен чувствительный удар, от которого
она так скоро оправиться не может.
помогала: колонисты уважали его даже больше, чем раньше, фронт
колонистского наступления проходил уже на линиях сентября, новый завод был
накрыт крышей, и начинали устанавливать станки.
парке на диване и читал "Двенадцать стульев". О. Бендер! Еще год тому
назад Бендер мог привести его в восхищение. А сейчас Игорь рассматривал
его опытным комсомольским взглядом и понимал, что Бендер человек
несчастный. Он так увлекся чтением, что свободно мог бы не заметить, кто
там уселся рядом с ним на диване, мог бы, кнечно, не заметить, если бы это
была не Оксана. А сейчас он густо обрадовался, бросил книжку на траву,
протянул к ней руку. Оксана была в белом выходном платье, она... но разве
можно словами описать Оксану? У нее смуглый румянец и загар, и краска
смущения, и синевато-золотой блеск в глазах, и пушистый орело каштановых
волос... Игорь задохнулся, и что-то в его душе махнуло рукой, закрыло
глаза и бросилось очертя голову... нет, не в пропасть, а куда-то в глубину
неба на раскаленную сковородку солнца, все равно, куда! Игорь вдруг
перестал ощущать деревья, кусты и дорожки парка, за парком здания колонии
и в парках, и в зданиях милые бригады колонистов - все перестало
существовать в мире, потому что на скамье, на краю скамьи сидела в белом
платье Оксана, - она - Джульетта, и ей нужно сейчас сказать, все
сказать...
жизнь любить буду, всю жизнь, ты слышишь, Оксана?
Он наклонился к ней и старался заглянуть в глаза. Она не испугалась и не
удивилась. Она так же сидела на краю скамьи в белом платье и неслышно
дышала, чуть-чуть приоткрыв губы, в ее глаза заглянуть было невозможно.
Игорь до боли выгнул пальцы своей левой руки, но боли не заметил: мир
колебался вокруг него и сверкал каждой своей частичкой.
что-то прибавить, но Оксана вдруг поднялась со скамьи. Было видно, что она
хочет бежать, но ее глаза успели еще посмотреть на Игоря. И посмотрели.
открывший синевато-золотые просторы и влажное сияние зрачка, и видел
благодарную ласку и набегающую слезу, и Игорь именно в этих глазах утонул
и захлебнулся счастьем. Ему на миг показалось, что счастье в том, как
Оксана сказала срывающимся голосом:
или просто спряталась за соседней группой кустов - нигде не мелькало ее
белое платье. Игорь стоял у скамьи и глядел на брошенную на траву книгу.
любви и Оксану за ласковый взгляд. Потом поднял глаза и крепко сжал губы:
мир восстанавливался вокруг него. Небо было синее и далекое, а на земле в
летнем могуществе стоял парк, а за парком Игорь чувствовал здания колонии,
и в зданиях милые бригады колонистов.
движением. Он понял, что сегодня началась жизнь и для жизни впереди
цветущие дороги. По ним он пойдет вместе с Оксаной. Они будут идти и
улыбаться друг другу, они будут идти, взявшись за руки. Ромео - это,
извините, совсем не то...
лукаво посмотрела на Игоря:
сделался по-настоящему ироническим. Он сказал с прежним своим насмешливым
задором:
Игоря дрожала нижняя губа, но рот был по-прежнему иронический.
друга.
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Флинт Эрик