Чтение 19–й страницы книги ~Флаги на башнях~

- Может, он заболел? Касаткин, проверишь потом.

Касаткин отвечает негромко:

- Есть проверить!

Но Нестеренко не может забыть "это несущественно".

- Кто заболел? Чернявин? Ты послушала бы, как он перед поверкой
разговаривал. А потом взял и заснул сразу.

Клава тронула плечо Игоря:

- Чернявин! Чернявин, как тебе не стыдно?

Но Игорь не дышит и в самой далекой глубине души проклинает свой
вздорный характер. Он невольно, сквозь досаду, представляет себе, как это
было бы красиво, если бы он сегодня, хоть и новенький, самым точным
образом отсалютовал этой девушке и вместе со всеми крикнул бы ей:
"Здравствуй!" Очень возможно, что она обратила бы внимание на его
оригинальное лицо и ехидную улыбку. Неужели она еще будет его тормошить? С
облегчением он слышит голос своего шефа Санчо Зорина:

- Да брось его, Клава! Пускай лежит. Он еще совсем сырой!

Игорь слышит, как легкие шаги удаляются от его постели. Он приоткрывает
глаз, видит движение к двери и снова закрывает глаз, потому что встречает
карий, веселый и все понимающий взгляд Володьки Бегунка.

20. НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

Через час Игорь Чернявин весело вошел в столовую. Только остриженная под
машинку голова несколько смущала Игоря, костюм у него самый новый, пояс
самый изящный, лицо у него самое интеллигентное и интересное. Заканчивала
завтрак первая смена, которая должна отправиться в школу. Игорь знал, что
Нестеренко на него зол, ожидаются неприятные разговоры, но, с другой
стороны, его продолжала увлекать роль остроумного протестанта. С уверенной
грацией Игорь проходил через просторную, светлую, украшенную цветами,
столовую. Скатерти сияют такой белизной, точно их сегодня переменили, или
это утреннее солнце так радостно светит?

Из столовой многие уже выходили. Игорь не заметил насмешливых взглядов,
направленных на него. Он знал свое место за столом и свое исключительное
право на него. За этим столом, кроме Игоря, сидят Нестеренко, Гонтарь и
Санчо Зорин. Действительно, Нестеренко и Санчо на своих местах, уже поели
и разговаривают. За другими столами только одиночки заканчивают завтрак, а
в конце столовой, возле Клавы Кашириной, вертится Володя Бегунок - самый
верный признак того, что сейчас будет сигнал на работу. Но Игорь еще не
работает, поэтому он весело подходит к столу и говорит свободно:

- А вот и мое местечко!

К удивлению Игоря, Нестеренко ничего укорительного на это не сказал,
напротив, спросил по-своему добродушно:

- Выспался?

- Ох, и хорошо выспался! Меня будили, кажется?

- Кажется будили.

- Я что-то там такое говорил?

- Что-то говорил.

Санчо отвернулся к окну. Откуда-то взялся возле окна Миша Гонтарь и
сердито посматривает на Игоря. Нестеренко увидел подходившую к ним Клаву и
вежливо приподнимается навстречу:

- Спасибо, Клава, за завтрак. Хорошо накормила.

Это Игорю нравится. Санчо ему вчера рассказывал, что существует правило
- за пищу благодарить дежурного командира.

- Не стоит, - говорит Клава.

Она смотрит на ручные часы и кивает Володьке, следующему за нею, как
тень:

- Через минуту можешь давать.

Володька проделал трубой движение, отдаленно напоминающее салют.
Нестеренко говорит ему тихо:

- Вот я скажу Алешке, как ты отвечаешь. Он тебе завинтит гайку.

Володька серьезнеет, краснеет и спешит к выходу, кстати, у него и дело
есть.

Нестеренко недовольно обращается к Клаве:

- Ты, Клава, распускаешь пацана. Он мне так не ответил бы!

Клава улыбается. У нее прекрасные зубы, и она еще краше в улыбке:

- Да я и не заметила. И не привыкла. Второй раз дежурю. А это кто? Ты -
Чернявин?

Чернявин вежливо поклонился.

- Почему ты прикидываешься в спальне? Такой большой, а прикидываешься,
как ребенок.

Краска заливает лицо Игоря. Он хотел бы видеть в Клаве только
хорошенькую девушку - и не в состоянии. Черт его знает, как получается, но
никак он не может забыть о том, что она дежурный бригадир. Неужели
шелковая повязка производит такое сильное впечатление? Игорь что-то
лепечет, начинает сбиваться:

- Бывает... товарищ...

- Как это так "бывает"? А чего ты в столовую пришел?

- С вашего разрешения... кушать.

- Кушать! Разве тебе не обьяснили? Опоздать можно не больше, как на
пять минут. Раздача кончена двадцать минут тому назад. Столовая готовится
для второй смены. Тебе обьяснили?

- Мне говорил товарищ Зорин, но я выпустил из виду.

- Выпустил из виду?

Не дождавшись его ответа, Клава тронулась к выходу.

Это возмутило Игоря. Она говорить с ним не хочет! Неужели они здесь
воображают, что ему неизвестны советские законы?

Игорь сделал шаг вперед и очутился перед Клавой:

- Позвольте, выходит так, что вы меня лишаете завтрака?

- Вот какой ты чудак! Ты сам себя оставил без завтрака. Почему ты не
пришел?

- Значит, я без завтрака?

Нестеренко сказал мечтательно, глядя в сторону:

- Это малосущественно.

Игорь взялся за спинку стула, произнес медленно, веско, так, как он
разговаривал с начальником почты:

- Оставление без пищи все-таки запрещено. Мне это хорошо известно.

Зорин пришел в восторг. Быстрой рукой он дернул по своей и без того
всклокоченной шевелюре и сказал звонко:

- Верно, товарищ! Ты на Клаву пожалуйся.

- Обязательно! Имейте в виду, товарищ дежурный бригадир, я буду
жаловаться. Кому у вас нужно жаловаться?

В таком же тоне, с прибавкой небольшой дозы невинности, Зорин ответил:

- Общему собранию.

Нестеренко и даже Клава громко рассмеялись. Только Зорин был серьезнее:

- А ничего! Что ж тут такого? Он имеет право...

Но и Зорин не выдержал и захохотал уже в полную силу.

На дворе заиграли сигнал. Клава быстро направилась к выходу.

Игорь посмотрел ей вслед, бросил гневный взгляд на Зорина, но и сам не
выдержал: улыбнулся.

21. РУСЛАН

После "завтрака" Игорь в очень скучном настроении отправился осматривать
колонию. Голод его не беспокоил. Во время своей свободной жизни он привык
вкушать пищу независимо ни от каких расписаний и даже независимо от
аппетита, а исключительно по обстоятельствам. Его больше задело насилие,
произведенное над ним этой смазливой девчонкой, которая не только не
проявила интереса к его оригинальной наружности, но еще вздумала поучать
его.

Выйдя из здания, Игорь даже с некоторым удовольствием нашел и формулу
осуждения: они здесь гордятся своими порядками, салютами и вензелями;
воображают себя Советской властью, а на самом деле - обыкновенные
бюрократы. На своем веку Игорь насмотрелся таких бюрократов. "Скажите
пожалуйста, почему деньги присланы как раз на эту станцию?" Опоздать к
завтраку можно только на пять минут, а если опоздаешь на шесть минут, сиди
голодный. И они собираются воспитывать Игоря Чернявина! Кто знает, захочет
ли еще Игорь Чернявин, чтобы из него тоже бюрократа сделали. И все
бюрократы говорят: можешь жаловаться.

Так размышлял Игорь Чернявин, проходя по дорожке цветника. Цветы его
мало радовали. Собственно говоря, можно было выйти из цветника и
отправиться по дороге в город. К сожалению, у него не было никаких планов,
никакого начатого дела, а во-вторых, можно уйти и завтра.

Игорь прошел цветники и свернул вправо. Здесь начинался лес. На его
опушке - новое каменное здание. Оно было пристроено к глагольному концу
того дома, из которого Игорь вышел, и соединялось с ним висячим закрытым
мостиком. Санчо рассказывал ему об этом здании. В нем будут новые спальни,
только спальни. А в старых спальнях будет школа, а в теперешней школе еще
что-то будет. Игорь уже забыл. Вообще, строительство. Санчо, захлебываясь
от восторга, называл какие-то цифры: двести тысяч, триста тысяч. Санчо в
то же время и возмущался: кто-то где-то ассигнует деньги на новые спальни
и на прием новых ребят, а на производство никто не хочет давать ни
копейки, колонисты сами об этом должны подумать. Ребят можно набрать, а
работать где? Надо развивать производство. Слово "производство" Санчо
произнес с уважением, восторженно вспоминал Соломона Давидовича Блюма, но
тут же и посмеивался над
ним. Вообще, у них только снаружи все это прибрано, а что на самом деле,
кто их разберет. Вчера перед сном вся бригада потешалась, вспоминая
какой-то стадион. И Нестеренко сказал: