единодушным задумчивым ропотом. И сорок трубачей заиграли
революционный траурный марш "Вы жертвою пали в борьбе роковой...", потом
шопеновский марш, марш торжественной скорби. Увитое горестным крепом
бархатное красное знамя склонилось. Вышел вперед секретарь совета Игорь
Чернявин и сказал:
его хотят вырвать. Стреляют! Сволочи, они убили ирова, они думали что? Они
думали: одних убить, других запугать, третьих обмануть! Они так думали! А
для чего? Для того, чтобы вернулась старая жизнь, которая им нравится,
потому что в той жизни они будут хозяевами,а мы будем у них рабочей
скотиной! Мы будем рабочей скотиной? Они не знают, гады, они не знают, что
мы уже привыкли быть людьми, настоящими людьми, рабочей скотиной мы теперь
не сумеем. Так мы и скажем: синьоры, мы не умеем! Колонисты! Скажите, что
я правильно говорю: и сейчас, и когда вырастем, и всегда будем помнить
товарища Кирова, и всегда будем помнить, кто его убил и для чего! И не
простим, и не пощадим, уничтожим каждого, кто станет на нашей дороге.
Только я говорю: не нужно ждать момента, не нужно ничего ждать. Каждый
день, каждый час думать об этом. Теперь мы еще лучше знаем, для чего наш
завод! Наш завод - это вооружение, это борьба, это новые люди, и такие
люди, которые не подкачают и ничего не простят. Нестеренко поехал в
авиастроительный, Колос поехал в университет, Миша Гонтарь сел за машину -
никто в рабы не пойдет. А этот день будем помнить. Я не знаю, что сказать,
я хочу, чтобы этот день, как тревога, понимаете, как сигнал тревоги, мы
всегда слышали. Я предлагаю: до той минуты, когда будут хоронить товарища
Кирова, пусть наше знамя здесь, возле Сталина, стоит, пусть стоит
склоненным, и мы станем с винтовками. Каждый колонист будет помнить, как
он стоял на страже возле нашего знамени.
ночь через каждые пятнадцать минут сменялись возле знамени парные часовые.
Они стояли смирно с винтовками в руках, в парадных костюмах, только
воротники белые сняли в знак траура. И до поздней ночи сидели на
бесконечном диване в "тихом" клубе колонисты, а пацаны сидели на ступенях
к бюсту Сталина и говориши шепотом.
флаги к верхушкам флагштоков и развернулись по ветру, с новой страстью, с
новой настойчивостью, с новым разумом бросились колонисты к станкам, к
школьным столам, к строгому порядку своего коллектива. Они продолжали идти
вперед, они смотрели направо и налево и далеко, далеко видели: теряясь в
туманных далях краев и границ, шел вместе с ними все вперед и вперед
великий фронт социалистического наступления.
отвоеванная в жизни, и продолжается любовь. Игорь Чернявин, у которого
большой рот выражает теперь не только иронию, но и силу, Игорь Чернявин
идет вперед, и в его руке рука Оксаны. И Ванда Стадницкая - мать и жена,
ударница на заводе, идет вперед и улыбается всегда, когда вспоминает
прошлые свои неудачи. И Ваня Гальченко и вся четвертая бригада славная,
непобедимая четвертая бригада - серебрянным маршем звенит по земле, и
другие бригады с ними рядом, великие бригады трудящихся СССР -
исторические бригады тридцатых годов.
В ДЕНЬ ПЕРВОГО МАЯ
Этот, в капитанской фуражке, только что пробил головой заслон из Петьки и
появился на переднем плане. Собственно говоря, он стремился побдиже
рассмотреть проходящие по улице танки, но глаза сами собой поднялись к
небу. А на небе творится невероятно чудесное, нестерпимо притягательное
для хорошей мальчишеской души! Будущий капитан Северного морского пути
очень недалек от мысли: не переменить ли морской путь на славу советского
летчика? Слишком уж сильно впечатление, упавшее на его голову, прикрытую
капитанской фуражкой!
летчиком, и как можно скорее. Мертвые петли, штопоры и скольжения вызывают
у него в настоящую минуту отнюдь не восхищение. Нет, они вызывают только
зависть. Это чувство так сильно у Петьки, что он не заметил даже
агрессивно-нахального проникновения на первый план этого самого франта в
капитанской фуражке. Легкая досада, конечно, где-то царапает сердце, но
некогда заниматься этой досадой. Так недоступны для Петьки небо и стальные
ловкие птицы, самой природой назначенные для Петькиной деятельности.
Ничего, Петька добьется своего, никакие соблазны не отвлекут петьку от
летного пути. Еще несколько лет, всего несколько лет!
и дома: он живет рядом с аэродромом. Танки тоже прекрасная вещь, но и
танки Володю сейчас не увлекают. Ему просто хорошо. Он занял лучшее место
на улице, и в жизни место у него не плохое - он советский школьник.
Приятно жить на свете и приятно спокойно ожидать завтрашних дней. К тому
же Володя мечтатель, только мечты у него все разные: сегодня одни, завтра
другие. Пусть танки с грохочущими взрывами проходят мимо. Они хороши, но
не менее хороша была и кавалерия, только что скрывшаяся за углом.
самолетов, приветствующих трудящихся в день пролетарского праздника. У
Нади радостно на душе, нет у нее ни зависти, ни мечты, чистая свободная
радость.
настоящего, а то прыгнул бы он прямо в середину эскадрильи, прыгнул бы без
всякой цели, от одного только восторга. Ваня сейчас забыл даже
об утренних неприятностях, когда возражал и грубил матери, отказываясь от
пальто, отмахиваясь от уговоров, от указаний на холодную погоду...
все забыл, забыл даже, что ему холодно. Слишком реально связана его душа с
душой того летчика, который идет впереди эскадрильи. Коля уже не различает
его крыльев на фоне туманного неба и все следит за ним и мечтает о чем-то
неясном и радостном, о какой-то высоте, о каком-то человеческом полете.
реалист и техник. Его увлекают сложные пути самолетов, и он радуется их
удаче, как конструктор находке товарища.
лицо нашему надежному будущему. Не красочные одежды творят эту яркость.
Посмотрите, какая радость сверкает перед вами в лицах этих детей, сколько
уверенной горячей радости в их движении, сколько новой человеческой
свободы в их улыбках!
НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ НА КАНАЛЕ
В п е ч а т л е н и я
Сто двадцать восемь километров трассы канала, и на этом протяжении чего
только нет: шлюзы, насосные станции, плотины и дамбы, мосты, гидростанции,
электростанции, подстанции, аванпорты, пристани, гавани, водосбросы и
водоспады, туннели...
человеческого гения и человеческого труда.
неприличными скандалами, недаром его именем называют сейчас всякое
мошенничество больших масштабов.
успеха, дело нескольких тысяч инженеров и целой армии строителей.
взглядом - затея безнадежная... Тогда журнались берет за пуговицу
какого-нибудь доброго местного деятеля и просит:
ходят, смотрят и пишут.
дальше. Это, вероятно, немного, всего километров пятнадцать.
ним и первая эмоция.
природы. Здесь природа представляется в чрезвычайно жалком виде. Она
глядит на вас вскопанным, взорванным, исковерканным и вывернутым лицом. На
десятках и сотнях квадртаных метров в видите следы и последние судороги
страшной схватки.
спокойствие, зеленую улыбку природы, уютные щетинки рощ, повороты оврагов
и нетронутую березовую чистоту.
небесами, немного слезой.
разбираемся в нем.
Лукьяненко Сергей
Белов Вольф
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Браун Дэн
Пехов Алексей