А потом озеро сомкнулось над моей головой, и я не смог выбраться из него и
открыл рот, чтобы закричать, но в него стала литься вода. О Боже, Ребекка.
О, Боже мой.
теперь все в порядке.
мне становится все хуже. Я думал, что смогу избавиться от всего этого. Я
хочу сказать... Боже мой, я видел раньше мертвецов. Совсем рядом с собой. Но
это... Это совершенно другое. Та струна вокруг шеи, наручники на запястьях;
лицо, такое, словно кто-то бил по нему, пока оно не превратилось в кровавую
кашу... Это совершенно другое. Я не знаю даже, кто он, кем он был, вообще не
знаю ничего о нем.., но это гложет меня день за днем, ночь за ночью...
по поводу бородавок от прикосновения к лягушке. Да брось, говорил ты,
пройдет...
сейчас оно находится у меня в голове и я не могу выбросить его из моей
жизни. Но самое худшее, Ребекка: это подтачивает меня изнутри, гложет меня.
Кто бы ни сделал это, он или они наверняка были местными. Должны были быть
местными. Тот, кто сделал это, отлично знал о глубине озера и о
невозможности отыскать труп на его дне. Он отлично знал о том, что, если
автомобиль утонет, то навсегда исчезнет и тело. Ребекка.., ведь это может
быть один из тех самых людей, которым я развожу заказы. Это может быть
кто-нибудь из тех, кто сидит на одной с нами скамье в церкви. Кто-то, у кого
мы покупаем бакалею или одежду. Кто-то, кому известно все о нас и о нашем
образе жизни и который.., узнал, что мы стали всему свидетелями. Это пугает
меня так, как никогда ничто меня не пугало. И ты знаешь, почему? - Он
помолчал некоторое время, и я смог себе представить, как кровь забилась в
его висках. - Потому что если нельзя чувствовать себя в безопасности здесь,
то нельзя чувствовать себя в безопасности нигде во всем мире, - его голос
чуть сорвался на последнем слове. Я обрадовался тому, что меня нет в той
комнате и я не могу видеть его лицо.
месте, давая матери возможность спокойно тереть ему спину.
на ухо. Он ответил:
храпел, но не этой ночью. Мне стало интересно, не остался ли он просто
лежать с открытыми глазами, когда мама отодвинулась от него, продолжал ли он
видеть перед собой труп, который протягивал к нему руки из машины и тащил
его вниз, в темноту. Его слова неотвязно преследовали меня: "Если нельзя
чувствовать себя в безопасности здесь, то нельзя чувствовать себя в
безопасности нигде во всем мире". Это нанесло моему отцу рану, которая была
гораздо глубже, чем озеро Саксон. Возможно, это была горечь по поводу
произошедших у озера событий или по поводу жестокости, хладнокровия всего
этого. Возможно, это было осознание того, что какие-то ужасные тайны
скрывались за закрытыми дверями даже в одном из самых спокойных и безобидных
городков мира.
добрые и хорошие. Это происшествие сокрушило опору его жизни, и я убедился в
том, что убийца приковал и моего отца к этому ужасному моменту времени, так
же, как он приковал свою жертву наручниками к рулевому колесу. Я закрыл
глаза и стал молиться за отца, чтобы он нашел дорогу из этого царства тьмы.
этом пока еще не завершились.
почки, а цветы стали вылезать из теплой земли, я сидел между Беном Сирсом и
Джонни Вильсоном, окруженный орущими полчищами себе подобных, когда Тарзан,
Гордон Скотт, самый лучший Тарзан, который когда-либо существовал, вонзал
свой острый нож в брюхо крокодилу, откуда начинала течь самая натуральная
алая человеческая кровь.
меня локтем в ребра. Ну конечно, я все видел. У меня ведь были глаза, разве
не так? И ребра мои не надеялись выдержать такой же интенсивный натиск до
короткометражки "Трех неудачников", обещанной в перерыве между двумя
фильмами, первый из которых был о Тарзане.
сразу после второй мировой войны, когда сыны Зефира маршировали, ковыляли
или хромали обратно домой и жаждали удовольствий, которые могли бы прогнать
кошмары, связанные со свастикой и Восходящим Солнцем. Несколько
прекраснодушных отцов города порылись в своих карманах и наняли
архитектора-конструктора из Бирмингема, который составил план и разметил
площадки для отдыха и развлечений на свободном согласно плану пространстве,
где на самом деле располагались табачные склады. Меня, конечно, в то время
еще не было, но мистер Доллар мог красочно поведать любому эту историю. Все
это вылилось во дворец с оштукатуренными ангелами сверху, и вот каждый
субботний вечер мы, дети глиняных пустырей, протирали свои штаны, ерзая на
стульях, уничтожая попкорн, печенье и конфеты, оглашая воздух воплями и,
время от времени, дружным совместным свистом, давая нашим родителям, на
время избавившимся от нас, возможность перевести дух.
субботний вечер сидели в кино и смотрели Тарзана. Да, забыл объяснить,
почему с нами не было Дэви Рэя: его вроде бы тогда посадили под домашний
арест за то, что он попал Молли Люйджек огромной сосновой шишкой по голове.
в околоземное пространство. И пусть к чему-то там призывает по-испански
какой-то мужчина с бородой и сигарой на острове возле побережья Флориды. И
пусть грозится чем-то лысоватый русский, стуча кулаком по столу и притопывая
каблуком. И пусть солдаты пакуют свои вещмешки, отправляясь в джунгли под
названием Вьетнам. И пусть атомные бомбы взрываются в пустынях, вышибая всех
кукол из гостиных покинутых домов. Нас тогда все это ничуть не заботило. Это
не было волшебством. Настоящее, подлинное волшебство было только внутри
"Лирика" по субботним вечерам, во время просмотра длинных двухсерийных
фильмов, и мы полностью использовали этот бесценный дар, теряясь в чарах и
заклинаниях этого волшебного мира магии и колдовства.
герой тоже ходил в театр под названием "Лирик", и задумался об этом слове. Я
разыскал его в словаре с две тысячи четыреста восемьдесят тремя страницами,
подаренном мне дедушкой Джейбердом на десятый день рождения. О "лирике" там
говорилось: "Сочиняющий стихи, подходящие для пения. Лиричный. Образовано от
слова "лира". Там ничего не было сказано о кинотеатре с таким названием, и
потому я отыскал в словаре слово "лира". "Лира" вернула меня во времена
странствующих менестрелей, которые сочиняли лирические поэмы и исполняли их
на лирах, когда существовали еще замки и короли. Что и обратило меня к
прекрасному слову "история". Тогда, в мои ранние годы, мне казалось, что все
способы общения человечества, способы передачи различной информации начались
с того, что кому-то захотелось рассказать какую-то историю. Все началось
именно с желания поведать миру историю, и теперь для этого было создано
телевидение, кино и книги. Потребность рассказать, воткнуться в
универсальную розетку, - возможно, это одно из величайших желаний в мире. А
в потребности услышать историю, помимо своей собственной прожить и другие
жизни, побывать различными персонажами историй, пусть даже весьма недолго, -
в этом, наверное, состоит ключ к разгадке того волшебства, которое рождалось
в то время в нас и жило потом внутри некоторое время.
кресле от напряжения, и его локти непрерывно работали над моими ребрами. Бен
Сирс был полноватым мальчиком с каштановыми волосами, коротко подстриженными
и плотно прилегающими к голове. Кроме того, он был обладателем довольно
высокого девчачьего голоса и очков в роговой оправе. Его рубашка не была
заправлена в джинсы, как ей было положено. Он был таким нескладным, что
шнурки ботинок вечно болтались у него под ногами, грозя в любой момент
оплести ноги и повалить на землю. У него был почти квадратный широкий
подбородок и пухлые щеки, и он никогда бы не вырос таким, чтобы в снах
девчонок напоминать Тарзана, но он был моим другом. В противоположность
излишней подвижности и упитанности Бена, Джонни Вильсон был худощав и
спокоен. В его жилах текло немного индейской крови, которая поблескивала в
темных блестящих глазах. Под лучами летнего солнца кожа его обычно
становилась коричневой, словно кедровый орешек. Волосы у него были почти
черными и довольно ровно подстрижены сзади, кроме небольшого чуба, который
торчал из головы словно побег дикого лука. Его отец, работавший мастером на
каких-то горных разработках между Зефиром и Юнион-Тауном, носил точно такую
же прическу. Мать Джонни была библиотекарем в начальной школе Зефира, и я
полагаю, что именно это обстоятельство определило его пристрастие к чтению.
Джонни буквально пожирал энциклопедии, как любой другой ребенок мог бы
поедать конфеты и лимонные дольки. Нос его напоминал ирокезский томагавк, а
маленький шрам пересекал правую бровь в том месте, где его ударил его же
кузен Филбо, когда они вдвоем играли в "возвращение солдата домой в 1960
году". Джонни Вильсон мог спокойно выдерживать любые насмешки школьных
остряков, называвших его "парнем-скво" или "сыном негра", и кроме того, он
от рождения имел не правильную ступню и вынужден был носить специальный
ботинок, который только удваивал злорадство по отношению к нему. Он стал
стоиком задолго до того, как я узнал значение этого слова.
текущая к морю. Тарзан нанес поражение злым охотникам за слонами, возвратил
"Звезду Соломона" ее племени и уплыл в закат. Потом последовала
короткометражка с "Тремя неудачниками", в которой Мо вырывал волосы у Лэрри
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Грабб Джеф
Шилова Юлия
Майер Стефани