read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


Факел, что держал в руках шляхтич, бросал дрожащие отсветы на эту
девчонку в белом. Я сверху видел волосы, которые казались медными, а на
самом деле были, по-видимому, пепельно-золотистыми. И лицо ее сейчас
отливало бронзой, а обычно было, конечно, бледным, как у всех, сидящих в
подземелье. Мне стало не по себе. Мало души в людях, вот что скажу я вам.
И удивительно только, как это бог еще терпит наши грехи и наше
бессердечие. Наверное, благодаря немногим праведникам. Да вот только где
они?
- Готовься! - скомандовал капитан.
Всадники начали собираться возле телег, громыхая подковами, звякая
оружием и перекликаясь.
Я все смотрел на эту худенькую девушку. Обиднее всего, что и ноги у нее
были хороши, и все остальное, и движения красивы, а это самое прекрасное в
женщине, если не считать глаз. Нельзя таких под замок.
- Пан, - крикнул кузнец, - уже все раскованы. К возам приковывать не
надо?
- Не надо, - сказал Кизгайла.
И тут девушка подняла на него глаза, и я видел ее лицо. Брови в крутом
изломе, большие серые глаза, как у оленя, глядящего на охотника влажно,
беззащитно и сдержанно. А рот великоватый, и нос не совсем ровный.
Неправильное обличье, и все равно таких не забывают.
И догадка, словно игла, кольнула в сердце: "Ирина". Так вот кого они
вывозят? Не хотят рисковать. Думают, что Ракутович полетит выручать и
снимет осаду. Негоже, паны, негоже.
А у нее ресницы задрожали и рот приоткрылся.
- Радуйся, пан, радуйся, пани Любка, загубили вы мою жизнь. Да, видать,
летит сокол, раз вороны взграяли с испугу.
- Двигай! - махнул рукой пан.
И загрохотали по плитам телеги, заметалось пламя факелов. И стало все
это похожим на бесовский шабаш.
А лицо пани Любки стало совсем страшным, даже зубы оскалились не как у
человека. И уж когда телеги начали втягиваться в ворота, оттуда долетели
слова:
- Иуда. Запродажный. Продал веру, братьев продал. Пусть сгинет твой
род...
Остальные взвыли на телегах, - многие, наверное, и говорить разучились.
Но начальник стражи выстрелил несколько раз бичом, и наступила тишина.
А Кизгайла, услышав последние ее слова, стал таким страшным, каким я
никогда не видел человека: скулы обтянуты, глаза безумные, губу закусил.
Любка положила ему руку на плечо - сбросил. И сразу сгорбился.
А от ворот, из-под самой арки, еще долетел тот же голос, тихий и музыке
подобный:
- Сдохни, Кизгайла.
Потом упала за ними решетка. Будто отрезало.
И я не вынес, пошел в свою комнату.
Завалился на постель с сапожищами - нарочно - и стал глядеть на свечу и
думать на своем языке. Я начал слишком жалеть этих чужих людей и, когда
жалею, думаю по-ихнему. А это не к добру.
Я ведь только уроженец кантона Швиц. И наемник. Я служу за деньги, и не
мое дело судить того, кто мне платит. Вот когда он перестанет мне платить,
я его самого продам, чтоб заплатить моим парням, да еще и проломлю ему
череп - за бесстыдство.
И надо, надо думать на своем языке не только в бою. Боже, как давно я
отрезан от родины, и нет мне туда возврата.
Уже девять лет. Даже пятнадцать.
Девять лет назад я понял, что в Германии мне и моим парням нечего
делать, что там стало просторно для трусости, вероломства и скаредности. А
мы холодны на поле боя и вскипаем, когда нам не платят.
Кроме того, эти немцы называли нас зобастыми чертями и белыми неграми,
хотя ни зобастых, ни альбиносов среди нас не было, а были все такие парни,
что один мог отдубасить троих уроженцев колбасного края.
Нам все это обрыдло, и мы подались сюда. Когда деньги в руках - не все
ли равно, какое небо над головой?
И вот я здесь и даже немного стал понимать этих людей (до конца их,
по-видимому, и сам господь бог не понимает).
У них холодные зимы, жгучие лета и в крови то мороз, то огонь. Они
верны, как немцы, но более безрассудны и яростны в драке.
Но самое поразительное - их смерть.
Когда умирает испанец, это ужасно. Я не видел более достойного жалости
зрелища. Он мужествен и жесток, но тут он дрожит и целует ковчежец с
мощами. У них, да еще у тех, что на юг от реки По, беспощадный и
неумолимый бог, чистилище и пламя. Когда умирает швейцарец, немец или
француз-гугенот, он умирает терпеливо, ибо надеется на милосердие, раз уж
он раскаялся.
А эти умирают спокойно, - за них заступается божья матерь, - так
спокойно, будто у них закадычные отношения и с богом, и с чертом. И мне
кажется, что они не очень-то верят в то и другое. Вслух я этого, конечно,
не скажу: слишком уж смердит на земле паленым.
Я не видел более незлобивого, добродушного и компанейского народа. И я
не встречал худших правителей, чем те, что стоят над ним. Они взяли худшее
у Литвы и шляхты, не польстившись на их достоинства и потеряв свои.
Если б я был здешним королем, мое царство было бы длиннее
евангельского. Здешним людям очень мало надо: каждый день только ломоть
хлеба с салом да их ужасная водка по праздникам. И еще доброта. Если к ним
добр - они сделают все. Даже если не будет сала и водки, одно уважение.
А те, кто поставлен над ними, - бедная девочка, бедные серые глаза! -
те, кто поставлен над ними волей Сатаниила, по неразумности и корыстолюбию
своему давно перестали их уважать, а теперь отнимают у них хлеб, и дрожат
от страха в замках, и тратят большие деньги на немецких, шведских и
венгерских наемников, потому что свои люди не хотят их защищать.
Я, конечно, не говорю о швейцарцах. Господ на то и создали, чтоб они
нам давали хлеб насущный, если уж его не могут дать нам наши ледники.
Ах, земля ты, земля, чужая и как будто уже чуток и своя! Неладно,
неладно что-то на тебе. И верится, скоро все тут затрещит.
Я перевернулся на спину и снова незаметно стал думать по-ихнему.
Спохватился, но оставил: лень было. Да о таком по-нашему и думать нельзя.
Тяжелые наступали времена. Развелось множество нищих, юродивых,
разбойников. Огненные столбы гуляли по небу, чего отродясь не было.
Росло угнетение, и голод детей, и бесчестье взрослых. И в эти тяжелые
годы люди начали верить в такое, от чего прежде открестились бы и забыли.
Белорусы ожидали прихода мужицкого Христа. Евреи - мессию из Турции.
Первые знали, что мужицкий Христос уже здесь, но пока не объявился. Знали,
что уже и конь для него растет в мужицкой хате - пока еще жеребенок,
белый, а глаза, грива и хвост золотые. И кто-то его уже видел и болтал об
этом в корчме.
- Скоро появится, ожида-айте. Если только антихрист раньше не придет.
Антихриста тоже можно было ожидать, больно уж много стало несчастья,
больно уж злы стали люди.
Недаром столбы по небу играли.
А еще тогда же происходили необъяснимые события. В Могилеве, как и на
всем пространстве Белой Руси и Литвы, неведомо кто и каким образом
оставлял непрочтимые письмена красного цвета на церквах, костелах и других
строениях на высоте в несколько саженей, куда сущему и не достать, и в
закрытых на замок сундуках; а также непонятным способом были стрижены
овцы, у мужчин - бороды, а у женщин - косы.
Надвигался мрак.
Беспросветный.



2
И жесток же был наш тятенька,
мужицкий царь.
Он бояр да князей повываживал.
Песня
Мне не удалось проспать до утра.
Была еще ночь, когда меня разбудил сам Кизгайла. Я зажег свечу и,
натягивая одежду, бросил взгляд на него. Лицо было бледное, все в
испарине, искаженное. И в глазницах от свечи тени.
"Трусит? - подумал я. - Нет. Ненавидит? Нет. Боится, но ненавидит
больше трусости, вот что. Но почему?"
Однако думать об этом не было времени. Я спешил.
- На стены, - сказал хозяин.
Через несколько мгновений мы бежали к Жабьей башне, выходившей на
Княгинино поле.
Тревоги пока еще не было заметно ни среди прислуги, ни среди солдат. На
забрале возле башни стоял воротный страж и с ним еще человек, женщина, как
я позже узнал, его вдовая дочь Дарья. Оба молчали и вглядывались куда-то в
ночь. Мы стали рядом с ними.
Луна, уже низкая и багровая, клонилась к далекому лесу. От всех, даже
самых маленьких, пригорков легли огромные тревожные тени. И лишь крохотные
лоскутки поля были озарены неуверенным оранжевым светом.
- Что там? - почему-то тихим голосом спросил я.
Дарья молча подняла руку, указывая ею вдаль.
Однако ночь была спокойна, лишь где-то слышалась песня коростеля.
- Она и услышала, - сказал охранник, - я-то сам глуховат стал.
- Да что такое? - снова спросил я.
- Визжит, - сказала Дарья.



Страницы: 1 2 3 4 [ 5 ] 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.