девчонку в белом. Я сверху видел волосы, которые казались медными, а на
самом деле были, по-видимому, пепельно-золотистыми. И лицо ее сейчас
отливало бронзой, а обычно было, конечно, бледным, как у всех, сидящих в
подземелье. Мне стало не по себе. Мало души в людях, вот что скажу я вам.
И удивительно только, как это бог еще терпит наши грехи и наше
бессердечие. Наверное, благодаря немногим праведникам. Да вот только где
они?
оружием и перекликаясь.
были хороши, и все остальное, и движения красивы, а это самое прекрасное в
женщине, если не считать глаз. Нельзя таких под замок.
надо?
изломе, большие серые глаза, как у оленя, глядящего на охотника влажно,
беззащитно и сдержанно. А рот великоватый, и нос не совсем ровный.
Неправильное обличье, и все равно таких не забывают.
вывозят? Не хотят рисковать. Думают, что Ракутович полетит выручать и
снимет осаду. Негоже, паны, негоже.
летит сокол, раз вороны взграяли с испугу.
это похожим на бесовский шабаш.
человека. И уж когда телеги начали втягиваться в ворота, оттуда долетели
слова:
род...
Но начальник стражи выстрелил несколько раз бичом, и наступила тишина.
никогда не видел человека: скулы обтянуты, глаза безумные, губу закусил.
подобный:
думать на своем языке. Я начал слишком жалеть этих чужих людей и, когда
жалею, думаю по-ихнему. А это не к добру.
мое дело судить того, кто мне платит. Вот когда он перестанет мне платить,
я его самого продам, чтоб заплатить моим парням, да еще и проломлю ему
череп - за бесстыдство.
отрезан от родины, и нет мне туда возврата.
делать, что там стало просторно для трусости, вероломства и скаредности. А
мы холодны на поле боя и вскипаем, когда нам не платят.
хотя ни зобастых, ни альбиносов среди нас не было, а были все такие парни,
что один мог отдубасить троих уроженцев колбасного края.
ли равно, какое небо над головой?
по-видимому, и сам господь бог не понимает).
верны, как немцы, но более безрассудны и яростны в драке.
зрелища. Он мужествен и жесток, но тут он дрожит и целует ковчежец с
мощами. У них, да еще у тех, что на юг от реки По, беспощадный и
неумолимый бог, чистилище и пламя. Когда умирает швейцарец, немец или
француз-гугенот, он умирает терпеливо, ибо надеется на милосердие, раз уж
он раскаялся.
спокойно, будто у них закадычные отношения и с богом, и с чертом. И мне
кажется, что они не очень-то верят в то и другое. Вслух я этого, конечно,
не скажу: слишком уж смердит на земле паленым.
не встречал худших правителей, чем те, что стоят над ним. Они взяли худшее
у Литвы и шляхты, не польстившись на их достоинства и потеряв свои.
евангельского. Здешним людям очень мало надо: каждый день только ломоть
хлеба с салом да их ужасная водка по праздникам. И еще доброта. Если к ним
добр - они сделают все. Даже если не будет сала и водки, одно уважение.
те, кто поставлен над ними волей Сатаниила, по неразумности и корыстолюбию
своему давно перестали их уважать, а теперь отнимают у них хлеб, и дрожат
от страха в замках, и тратят большие деньги на немецких, шведских и
венгерских наемников, потому что свои люди не хотят их защищать.
нам давали хлеб насущный, если уж его не могут дать нам наши ледники.
неладно что-то на тебе. И верится, скоро все тут затрещит.
Спохватился, но оставил: лень было. Да о таком по-нашему и думать нельзя.
разбойников. Огненные столбы гуляли по небу, чего отродясь не было.
годы люди начали верить в такое, от чего прежде открестились бы и забыли.
Первые знали, что мужицкий Христос уже здесь, но пока не объявился. Знали,
что уже и конь для него растет в мужицкой хате - пока еще жеребенок,
белый, а глаза, грива и хвост золотые. И кто-то его уже видел и болтал об
этом в корчме.
больно уж злы стали люди.
всем пространстве Белой Руси и Литвы, неведомо кто и каким образом
оставлял непрочтимые письмена красного цвета на церквах, костелах и других
строениях на высоте в несколько саженей, куда сущему и не достать, и в
закрытых на замок сундуках; а также непонятным способом были стрижены
овцы, у мужчин - бороды, а у женщин - косы.
2
натягивая одежду, бросил взгляд на него. Лицо было бледное, все в
испарине, искаженное. И в глазницах от свечи тени.
больше трусости, вот что. Но почему?"
Княгинино поле.
забрале возле башни стоял воротный страж и с ним еще человек, женщина, как
я позже узнал, его вдовая дочь Дарья. Оба молчали и вглядывались куда-то в
ночь. Мы стали рядом с ними.
самых маленьких, пригорков легли огромные тревожные тени. И лишь крохотные
лоскутки поля были озарены неуверенным оранжевым светом.