высказал Привалов, и в ее молодой душе проснулся какой-то смутный страх
перед необъятностью житейских пустяков.
ведь есть же средства против них?
вечерам иногда заезжал навестить Василия Назарыча. Это был плотный господин
лет под пятьдесят, широкий в плечах, с короткой шеей и сильной проседью в
гладко зачесанных темных волосах и такой же бородке. Для своих лет доктор
сохранился очень хорошо, и только лицо было совершенно матовое, как у всех
очень нервных людей; маленькие черные глаза смотрели из-под густых бровей
пытливо и задумчиво. Ходил доктор торопливой, неслышной походкой, жал крепко
руку, когда здоровался, и улыбался одинаково всем стереотипной докторской
улыбкой, которую никто не разберет.
Привалову. - Борис Григорьич помнит вас, когда вы были еще гимназистом.
бы узнал, если бы встретил вас.
пытливо рассматривая Привалова. - И не мудрено: вы из мальчика превратились
в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с
Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной
девочкой, - между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам,
остается только уступить свое место молодому поколению.
Надежда Васильевна.
которые останутся вечно новыми.
того учителя, под влиянием которого развилась Надежда Васильевна, но, к
своему сожалению, он не нашел того, чего искал.
уехал. - Он произвел на вас неприятное впечатление своей вежливостью и
улыбками? Уж это его неисправимый недостаток, а во всем остальном это
замечательный, единственный человек. Вы полюбите его всей душой, когда
узнаете поближе. Я не хочу захваливать его вперед, чтобы не испортить вашего
впечатления...
X
все-таки нужно, и в одно прекрасное утро он отправился к Половодову, чтобы
вместе с ним ехать к Ляховскому. Половодова не было дома, и Привалов хотел
вернуться домой с спокойной совестью, что на этот раз уж не он виноват.
Антониды Ивановны. - Александр Павлыч сейчас должен вернуться.
множеством прошивок, кружев и бантиков. Длинные русые волосы были ловко
собраны в домашнюю прическу; на шее блестела аметистовая нитка. Антонида
Ивановна улыбалась и слегка щурила глаза, как это делают театральные
ingenues.
полчаса? Теперь вы искупите свою вину и неделикатность тем, что проскучаете
со мной целый час... Да, да, Александр просил сейчас же известить его, как
вы приедете, - он теперь в своем банке, - а я нарочно пошлю за ним через
час. Что, испугались?
голубую гостиную в неизменном русском вкусе. Когда проходили по залу,
Привалов заметил открытое фортепьяно и спросил:
указала она кресло рядом с своим. - Рассказывайте, как проводите время. Ах
да, я третьего дня, кажется, встретила вас на улице, а вы сделали вид, что
не узнали меня, и даже отвернулись в другую сторону. Если вы будете
оправдываться близорукостью, это будет грешно с нашей стороны.
пораженный необыкновенной любезностью хозяйки. - Я хорошо помню улицу, по
которой действительно проходил третьего дня, но вашего экипажа я не заметил.
Вы ошиблись.
ручке кресла. - Вы хотите поймать меня и обличить в выдумке? Нет,
успокойтесь: я встретила вас в конце Нагорной улицы, когда вы подходили к
дому Бахаревых. Я, конечно, понимаю, что ваша голова была слишком занята,
чтобы смотреть по сторонам.
зубы, и я совсем не выходила из дому.
веселым настроением хозяйки и смеялся над теми милыми пустяками, которые
говорят в таких хорошеньких гостиных. Антонида Ивановна принесла альбом,
чтобы показать карточку Зоси Ляховской. В момент рассматривания альбома,
когда Привалов напрасно старался придумать что-нибудь непременно остроумное
относительно карточки Зоси Ляховской, в гостиной послышались громкие шаги
Половодова, и Антонида Ивановна немного отодвинулась от своего гостя.
на Привалова. - Представь себе, когда Сергей Александрыч узнал, что тебя нет
дома, он хотел сейчас же незаметным образом скрыться. В наказание я
заставила его проскучать целый час в моем обществе...
Половодов, целуя жену в лоб. - Я не желал бы быть на вашем месте.
карточку mademoiselle Ляховской, - объясняла Антонида Ивановна, блестя
глазами.
перейти, то есть, вернее сказать, переехать от фотографии к оригиналу
Тонечка, ты извини нас с Сергеем Александрычем мы сейчас отправляемся к
Ляховскому.
дороге к передней. - Помилуйте, сколько времени прошло, а вы все не едете.
Хотел сегодня сам ехать к вам.
Ивановна. - Сергей Александрыч был занят все время...
какое-то глупо-приятное чувство. На пороге Половодов еще раз поцеловал жену,
и эта картина семейного счастья могла тронуть даже каменное сердце. Никто
бы, конечно, не подумал, что такой поцелуй являлся только одной нотой в той
пьесе, которая разыгрывалась счастливыми супругами. Нужно заметить, что
пьеса не была каким-нибудь грубым заговором, а просто после известной уже
читателям утренней сцены между супругами последовало молчаливое соглашение.
И, странная вещь, после своего визита к maman, которая, конечно, с истинно
светским тактом открыла глаза недоумевавшей дочери, Антонида Ивановна как
будто почувствовала большее уважение к мужу, потому что и в ее жизни явился
хоть какой-нибудь интерес.
XI
на которой был и дом Бахарева. Он занимал собой вершину горы и представлялся
издали чем-то вроде старинного кремля. Несколько громадных белых зданий с
колоннами, бельведерами, балконами и какими-то странной формы куполами
выходили главным фасадом на небольшую площадь, а великолепными воротами, в
форме триумфальной арки, на Нагорную улицу. Непосредственно за главным
зданием, спускаясь по Нагорной улице, тянулся целый ряд каменных пристроек,
тоже украшенных колоннами, лепными карнизами и арабесками. Сквозные железные
ворота открывали вид на широкий двор, со всех сторон окруженный каменными
службами, конюшнями, великолепной оранжереей. Это был целый замок в
помещичьем вкусе; позади зеленел старинный сад, занимавший своими аллеями
весь спуск горы. Привалова поразила та же печальная картина запустения и
разрушения, какая постигла хоромины Полуяновых, Колпаковых и Размахниных.
Дом представлял из себя великолепную развалину: карнизы обвалились, крыша
проржавела и отстала во многих местах от стропил целыми полосами; массивные
колонны давно облупились, и сквозь отставшую штукатурку выглядывали
обсыпавшиеся кирпичи; половина дома стояла незанятой и печально смотрела
своими почерневшими окнами без рам и стекол. Видно было, что крыша в
некоторых местах была покрыта свежей краской и стены недавно выбелены.
Единственным живым местом во всем доме была та половина, которую занимал
Ляховский, да еще большой флигель, где помещалась контора; оранжерея и
службы были давно обращены в склады водки и спирта. У Привалова сердце
сжалось при виде этой развалины: ему опять страшно захотелось вернуться
обратно в свои три комнатки, чтобы не видеть этой картины разрушения. Когда
коляска Половодова с легким треском подкатила к шикарному подъезду,
массивная дубовая дверь распахнулась, и на пороге показалась усатая
улыбающаяся физиономия швейцара Пальки.
Зыков Виталий
Андреев Николай
Березин Федор
Распопов Дмитрий
Мережковский Дмитрий
Рыбаков Вячеслав