оставляя гостя в зале. - Я сейчас проведаю папу, он, кажется, не совсем
здоров...
газеты. Подняв глаза, он улыбнулся дочери и протянул ей руку.
зная, как ей приступить к делу.
сидеть здесь без всякого дела...
колено. В это время из залы донесся хриплый смех Данилы Семеныча, и
побледневший как полотно Бахарев проговорил:
Данила Семеныч, покачиваясь на своих кривых ногах, ввалился в кабинет.
- Уж я верно вам говорю...
папой не сделалось дурно... Понял? Чуть что, сейчас же скажи мне.
Данила неспроста приехал, я уж по его косым глазам вижу... Ей-богу!..
Ох-хо-хо!..
III
же за нею прибежала Верочка, вся перепуганная и бледная. Она едва могла
проговорить:
скорее!.. У них что-то произошло... Лука плачет... Господи, да что же это
такое?!
отчаянные крики: она не узнала голоса отца и бегом бросилась к кабинету.
Отворив двери, Надежда Васильевна увидела такую картину: Данила Семеныч
стоял в углу, весь красный, с крупными каплями пота на лбу, а Василий
Назарыч, не помня себя от ярости, бросался из угла в угол, как раненый
зверь. Он был страшен в эту минуту и с пеной у рта, сжав кулаки, несколько
раз подступал к самому носу Данилы Семеныча. Взрыв бешенства парализовал
боль в ноге, и старик с помутившимися глазами рвал остатки седых волос на
своей голове.
Василий Назарыч каким-то диким, страшным голосом. - На старости лет пустил
по миру всю семью!.. Все погубил!!. всех!!.
когда Надежда Васильевна показалась на пороге. - Поправимся...
только лето не приехал на прииски, и все пошло кверху дном. А теперь
последние деньги захватил Работкин и скрылся... Боже мой!!. Завтра же еду и
всех вас переберу... Ничего не делали, пьянствовали, безобразничали!!. На
кого же мне положиться?!.
выполз из кабинета Наступило тяжелое молчание, показавшееся отцу и дочери
вечностью. Девушка села на диван и ждала, пока отец, бегая по кабинету,
продолжал неистовствовать, порываясь к двери, точно он хотел догнать Данилу
Семеныча. Из бессвязного потока проклятий Надежда Васильевна узнала пока то,
что последние деньги, какие были посланы Бахаревым на прииски, украдены
бежавшим кассиром Работкиным. Она молчала, давая отцу полную волю излить
свое бешенство; в такие минуты подступаться к нему - значило подливать масла
в огонь. Эта сцена продолжалась с полчаса, пока наконец Василий Назарыч с
глухими рыданиями не бросился в свое кресло. Гроза была на исходе, и Надежда
Васильевна проговорила.
Нужно успокоиться, а потом и обсудить все обстоятельства.
опять вскакивая с своего кресла.
стонами, пока не перешли в то тяжелое, полусознательное состояние, когда
человек начинает грезить наяву.
кресла. - Не на кого положиться... Ох, хоть бы умереть скорее!.. Нищета,
позор... О, боже мой!!!
IV
Сергея Привалова в одну из жестоких степных голодовок. Обезумевшие от голода
родители с большим удовольствием продали шустрого ребенка за мешок муки и
пару плохих сапогов. Степняк-киргизенок, как пойманный зверек, был завезен
сначала в Шатровские заводы, а потом попал в Узел. В первое время он совсем
затерялся в толпе многочисленной дворни и несколько лет прислуживал
магнату-заводчику в качестве казачка. Уже подростком, когда старик Гуляев
открыл свои прииски в Сибири, Шелехов попал к нему и там вышел на свою
настоящую дорогу. Впоследствии он работал вместе с Бахаревым, который
заведовал гуляевскими приисками, и вместе с ним перешел к Александру
Привалову.
представлял самую пеструю смесь достоинств и недостатков. Предоставленный
самому себе, он, вероятно, скоро бы совсем смотался в закружившем его вихре
цивилизованной жизни, но его спасли золотые промыслы, которые по своей
лихорадочной азартной деятельности как нельзя больше соответствовали его
характеру. Здесь, на промыслах, у Шелехова выработалась та репутация,
благодаря которой он сделался своим человеком в среде золотопромышленников.
В поисках за золотом, на разведках по тайге и непроходимой глуши Шелехов был
незаменимым человеком. Его железная натура, кажется, не знала, что такое
усталость, и жить по целым месяцам в глубине тайги, по неделям спать под
прикрытием полотняной палатки на снегу в горах, делать тысячеверстные
экскурсии верхом - во всех этих подвигах Данила Шелехов не знал соперников.
Затем долголетняя практика выработала у Шелехова известный "золотой
инстинкт": он точно чутьем знал, где в земле скрывается золото, и старый
Бахарев часто советовался с ним в трудных случаях.
он был несносен и даже жалок во все остальное время, когда все дело
сводилось на систематический, упорный труд. Шелехов мог работать только
порывами, с изумительной энергией и настойчивостью, но к правильному труду
он положительно был неспособен.
только раз вырваться с прииска и попасть куда-нибудь в город, - он разом
спускал все, что копил в течение нескольких лет. С ним не было в этих
случаях никакого сладу, и Бахарев терпеливо ждал того момента, когда у
загулявшего Данилы Семеныча вылетит из кармана последний грош.
наконец появится в его кабинете с измятым лицом и совсем оплывшими глазами.
убеждена, что у Шелехова от природы "легкая рука" на золото и что стоит ему
только уйти с приисков, как все там пойдет шиворот-навыворот. Поэтому после
вспышки со стороны Василия Назарыча Данила Семеныч увлекался на половину
"самой", где его поили чаем, ублажали, и Марья Степановна снисходила даже до
того, что из собственных рук подносила ему серебряную чарку анисовки. Эта
чарка в глазах суеверной старухи имела особенное значение, потому что из нее
кушал анисовку еще сам Павел Михайлыч. Когда Шелехов прокучивал все и даже
спускал с себя шелковый бешмет, ему стоило только пробраться на кухню к
Досифее, и все утраченное платье являлось как по мановению волшебного жезла,
а самого Данилу Семеныча для видимости слегка журили, чтобы потом опохмелить
и обогреть по всем правилам раскольничьего гостеприимства.
половину "самой", где его уже ждала чарка анисовки и кипевший на столе
самовар.
Степановна, указывая глазами на половину мужа.
лицо платком.