ходит наша Сибирь! И народец только - сорвиголова.
Катерине Ивановне, а нам с вами нужно ехать сейчас.
сначала завернем в "Биржевую", а потом к Катерине Ивановне: там папахен
процеживает кого-то третий день. Крепкий старичина, как зарядит - так и
жарит ночей пять без просыпу, а иногда и всю неделю. Как выиграл - вторую
неделю гулять... Вы не слыхали, какую шутку устроил Данилушка с Лепешкиным?
Ха-ха... Приходят в одну гостиницу, там аквариум с живыми стерлядями;
Данилушка в аквариум, купаться... конечно, все раздавил и за все заплатил.
XI
звезд; под полозьями звонко хрустел снег, точно кто хватался за железо
закоченевшими на морозе руками. Лавки были закрыты; на площади и по улицам
от возов с товарами, купеческих фур И мелких лавчонок не было свободного
местечка. Посредине улицы едва оставался свободный проезд для экипажей;
дорога в обыкновенном смысле не существовала, а превратилась в узкое,
избитое ямами корыто, до краев наполненное смятым грязно-бурого цвета
снегом, походившим на неочищенный сахарный песок. Жизнь и движение по улицам
продолжались и ночью: ползли бесконечные обозы, как разрозненные звенья
какого-то чудовищного ярмарочного червя; сновали по всем направлениям
извозчики, вихрем летели тройки и, как шакалы, там и сям прятались какие-то
подозрительные тени.
подъезд.
людей сгрудились в домах, С улицы широкая ярмарочная волна хлынула под
гостеприимные кровли. Везде виднелись огни; в окнах, сквозь ледяные узоры,
мелькали неясные человеческие силуэты; из отворявшихся дверей вырывались
белые клубы пара, вынося с собою смутный гул бушевавшего ярмарочного моря.
Откуда-то доносились звуки визгливой музыки и обрывки пьяной горластой
песни.
подъезжали новые с седоками. В передней обдавало посетителей спертой
трактирной атмосферой. Где-то щелкали бильярдные шары, и резкими взрывами
неслись припевы дикой ярмарочной песни. Охрипшие и надсаженные голоса
арфисток неприятно резали непривычное ухо; на каждом шагу так и обдавало
ярмарочным кабаком с его убогой роскошью и беспросыпным, отчаянным
пьянством. Привалову страстно захотелось вернуться, но Веревкин уже
подхватил его под руку и насильно тащил по лестнице.
море... Вон как Сибирь матушка поднялась: стоном стон!
купчик, которого два лакея вели под руки.
Веревкин, продираясь к отдельному столику сквозь густую толпу, окружавшую
эстраду с арфистками.
с птичьим носом. Хор подхватил, и все кругом точно застонало от пестрой
волны закружившихся звуков. Какой-то пьяный купчик с осовелым лицом дико
вскрикивал и расслабленно приседал к самому полу.
представить. Чистокровный крупичатый москвич братался с коренным сибиряком,
одесский коммерсант с архангельским помором, остзейский барон с бухарцем,
лупоглазый румын с китайцем и т.д. Эта безобразная капля ярмарочного моря в
миниатюре представляла собой все наше многоязычное, разноплеменное и
неизмеримо разнообразное отечество: север и юг, запад и восток имели здесь
своих типичных представителей, слившихся в одну пеструю мозаику. Здесь же
толпились англичане, немцы, французы, американцы, итальянцы, армяне, евреи и
тот специально ярмарочный люд, который трудно подвести под какую-нибудь
определенную национальность. Есть такие люди, которых можно встретить только
на ярмарках. Чем они занимаются, зачем приезжают на ярмарки - неразрешимая
задача. Эти таинственные незнакомцы всегда чисто одеты и всегда щеголяют
тяжелыми часовыми цепочками, массивными брелоками и дорогими кольцами.
богобоязливо седой, благообразный старик из купцов старинного покроя; он
высиживал свою пару чая с каким-то сомнительным господином поношенного
аристократического склада. - В гору идет ярмарка-матушка... Умножается
народ!
толпе, но потом его глубоко заинтересовала эта развернутая страничка чисто
русской жизни. Здесь переплелись в один крепкий узел кровные интересы
миллионов тружеников, а эта вечно голодная стая хищников справляла свой
безобразный шабаш, не желая ничего знать, кроме своей наживы и барыша. Глядя
на эти довольные лица, которые служили характерной вывеской крепко
сколоченных и хорошо прилаженных к выгодному делу капиталов, кажется, ни на
мгновение нельзя было сомневаться в том, "кому живется весело, вольготно на
Руси"... Эта страшная сила клокотала и бурлила здесь, как вода в паровом
котле: вот-вот она вырвется струей горячего пара и начнет ворочать
миллионами колес, валов, шестерен и тысячами тысяч мудреных приводов.
Привалова.
сапога - пара: другой такой не подобрать. Ха-ха!..
брата. Они чувствовали себя здесь так же хорошо, как рыба в воде, и, видимо,
только подыскивали случай устроить какую-нибудь механику.
Веревкина. - Ты как попал к нам? Да и Сергей Александрыч... Ох-хо-хо!.. Горе
душам нашим...
смуглое лицо лоснилось, а глаза совсем заплыли. Он облобызал Привалова.
утробой Лепешкин. - Ты только погляди, какую мы здесь обедню отзваниваем:
чистое пекло!.. И все свои, все по купечеству... Гуляй, душа!..
стариков.
двух арфисток вверх ногами поставил: одну за одну ногу схватил, другую за
другую да обеих, как куриц, со всем потрохом и поднял... Ох-хо-хо!.. А
публика даже уж точно решилась: давай Данилу на руках качать. Ну, еще
акварию раздавили!.. Вот только тятеньки твоего нет, некогда ему, а то мы и
с молебном бы ярмарке отслужили. А тятеньке везет, на третий десяток
перевалило.
необыкновенно легко, именно легко, точно разом стряхнул с себя все невзгоды.
Ему хотелось пить и пить, пить без конца. Пьяный Данилушка теперь обнимал
Привалова и хриплым шепотом говорил:
встречу с Василием Назарычем в банке.
Старики ндравные, чего говорить, характерные, а только они тебя любят пуще
родного детища... Верно тебе говорю!.. Может, слез об тебе было сколько
пролито. А Василий-то Назарыч так и по ночам о тебе все вздыхает... Да.
Напрасно, Сереженька, ты их обегаешь! Ей-богу... Ведь я тебя во каким
махоньким на руках носил, еще при покойнике дедушке. Тоже и ты их любишь
всех, Бахаревых-то, а вот тоже у тебя какой-то сумнительный характер.
Костя все еще гостит и помирился со стариками; на приисках золото так и
лезет - на настоящую россыпь натакались; Верочка совсем невеста, жениха ей
беспременно надо, а то как бы грех не вышел какой, как с Надеждой
Васильевной. Ох, и хороша же была эта Надежда Васильевна: красавица, умница,
характером - шелк шелком, а вот, поди ты, ни за грош ни за копеечку пропала.
По зиме-то Марья Степановна нарочно посылала на прииски к Лоскутову,
разведать о Надежде-то Васильевне, что и как. Сказывали - слух пал, - дите у
ней, старуха-то и всполошилась: хошь и прокляла сгоряча, а свою кровь как,
поди, не жаль... Ну, ничего, все благополучно: и сама Надежда Васильевна и
дите. - Привалов слушал Данилушку с опущенной головой; эти имена поднимали в
нем старые воспоминания неиспытанного счастья, которые были так далеки от
его настоящего.
места. - Поедемте дальше...
вот еще здесь расправим немножко косточки.