кто заложив руки в карманы, кто за спину, кто в пылу спора размахивая ими
в воздухе. Из ста двадцати членов думы сегодня явилось не более ста.
Некоторые депутаты сельских округов, учитывая создавшиеся обстоятельства,
почли за благо остаться дома.
три владельца мелких предприятий, учитель гимназии, "сиротский папенька" -
г-н Мидерман, да еще г-н Венцель, известный в городе парикмахер. Г-н
Венцель, черноусый, низенький, плотный мужчина с умным лицом и красными
руками, не далее как сегодня утром брил консула Будденброка, но здесь был
с ним на равной ноге. Венцель обслуживал почти исключительно высший круг,
брил Меллендорфов, Лангхальсов, Будденброков, Эвердиков, и избранием в
городскую думу был обязан своей необыкновенной осведомленности во всех
городских делах, своей обходительности, ловкости и, несмотря на его
подчиненное положение, всем очевидному чувству собственного достоинства.
взволнованно воскликнул он при виде своего покровителя.
господин консул, но это самая что ни на есть последняя новость! Народ
движется не к ратуше и не на рыночную площадь! Они идут сюда, чтобы
угрожать городской думе! И подстрекнул их на это редактор Рюбзам...
где заметил своего тестя, сенатора Лангхальса и Джемса Меллендорфа. - Вы
слышали, что мне сейчас сказали? Можно верить этому? - спросил он, пожимая
им руки.
улицы доносится шум...
сюда в собственном экипаже. Высокая, представительная фигура cavalier a la
mode былых времен, сгорбившаяся под бременем восьмидесяти лет, при
обстоятельствах столь необычных опять распрямилась; он стоял с
полузакрытыми глазами, надменно и презрительно опустив углы рта, над
которыми почти вертикально торчали его короткие седые усы; на черном
бархатном жилете старика сияли два ряда брильянтовых пуговиц.
стоял Хинрих Хагенштрем, невысокий тучный господин с рыжеватыми
бакенбардами, в расстегнутом сюртуке и голубом клетчатом жилете, по
которому вилась массивная золотая цепочка. Он даже не повернул головы в
сторону консула.
подробностях рассказывал столпившимся вокруг него членам городской думы о
происшествии с его окном:
он угодил прямо в штуку зеленого репса... Подлецы! Но теперь это дело уже
государственного значения.
напялил сюртук поверх шерстяной фуфайки и принимал сегодня особо
деятельное участие в дебатах, то есть непрестанно и возмущенно восклицал:
"Неслыханная наглость!" - тогда как обычно говорил просто "наглость!"
старым приятелем К.-Ф.Кеппеном, в другом - с конкурентом последнего,
консулом Кистенмакером. По пути он пожал руку доктору Грабову и
перебросился несколькими словами с брандмайором Гизеке, с архитектором
Фойтом, председателем - доктором Лангхальсом, братом сенатора, и другими
знакомыми коммерсантами, учителями и адвокатами.
начался. Все в один голос кляли _этого писаку, этого редактора, этого
Рюбзама_, который взбаламутил толпу. А спрашивается - зачем? Городская
дума собралась здесь для того, чтобы обсудить, должен ли сохраниться
сословный принцип в народном представительстве, или предпочтительнее
ввести всеобщее и равное избирательное право? Сенат уже высказался за
последнее. А чего хочет народ? Схватить бюргеров за горло, вот и все. Да,
черт возьми, положение незавидное! Теперь все столпились вокруг комиссаров
сената, чтобы узнать их мнение. Окружили и консула Будденброка: считалось,
что он должен знать, как смотрит на все это бургомистр Эвердик, ибо с
прошлого года, когда сенатор доктор Эвердик, зять консула Юстуса Крегера,
стал президентом сената, Будденброки оказались в свойстве с бургомистром,
что заметно повысило их вес в обществе.
Революция прибыла под самые окна зала заседаний! Взволнованные дебаты
внутри его мгновенно оборвались! Онемелые от ужаса, скрестив руки на
животах, все здесь собравшиеся смотрели друг на друга или в окна, за
которыми вздымались кулаки и воздух сотрясался от безудержного, дикого и
оглушающего рева и гиканья. Затем с поразительной внезапностью, словно
бунтовщики сами испугались своей смелости, за окнами воцарилась такая же
тишина, как в зале, и среди этого безмолвия, объявшего все кругом, в одном
из нижних рядов амфитеатра, где сидел Лебрехт Крегер, послышалось холодно,
злобно и явственно произнесенное слово: "Сброд!"
наглость!" И в это же самое мгновение в зале прошелестел торопливый,
срывающийся, таинственный шепот суконщика Бентьена:
залезть на чердак... Там есть слуховое окно... Я еще мальчишкой стрелял из
него в кошек. Оттуда очень легко перебраться на соседнюю крышу и
улизнуть...
скрещенными на груди руками и поникшей главой, он сидел за
председательским столом, вперив в окно взор, грозный и устрашающий.
насмотрелся... Хватит!..
неистовым, как вначале, а звучал ровно и непрерывно, напоминая какое-то
назойливое, певучее, даже довольное жужжание, только время от времени
прерывавшееся свистками и отдельными выкриками, прислушавшись к которым
можно было различить слова: "принцип", "гражданские права". Городская дума
внимала им в почтительном молчанье.
обратился к собранию председатель - доктор Лангхальс. - Надеюсь, что,
объявив наше собрание открытым, я поступлю в согласии с вашими
намерениями...
малейшего отклика.
решительно и без стеснения. Это был некий Пфаль из округа Ритцерауэр,
человек явно крестьянского обличья, депутат от деревни Клейн-Шретштакен.
Никто еще не слыхал его голоса ни на одном из собраний, но при данном
положении вещей мнение лица даже самого заурядного легко могло перевесить
чашу весов. Г-н Пфаль, наделенный верным политическим чутьем, безбоязненно
выразил точку зрения всего собрания.
там, наверху, так тебя видно с улицы. Они бросаются кирпичами! Нет,
благодарю покорно, с меня хватит.
придется бежать, мы друг друга передавим!
прошу вас учесть, что я обязался в трехдневный срок представить правящему
бургомистру протокол сегодняшнего заседания. Город ждет, протокол наш
будет опубликован в печати... Я бы считал нужным проголосовать, открывать
заседание или...
никто из присутствующих не захотел перейти к повестке дня. Голосовать не
имело никакого смысла. Опасно раздражать народ, - ведь никто не знает,
чего он хочет, - так как же принимать решение, которое может пойти вразрез
с желанием народа? Надо сидеть и ждать. Часы на Мариенкирхе пробили
половину пятого.
ждать. Они уже стали привыкать к шуму на улице, который нарастал, стихал,
прекращался и начинался снова. Все немного поуспокоились, стали
устраиваться поудобнее, кое-кто уже сидел в нижних рядах амфитеатра и на
стульях.
то тут, то там уже слышались разговоры о делах; в каком-то углу даже
приступили к заключению сделок. Маклеры подсели к оптовикам. Все запертые
здесь господа теперь болтали друг с другом, как люди, которые, пережидая
сильную грозу, говорят о посторонних вещах и лишь изредка с робкой
почтительностью прислушиваются к раскатам грома.
кто-нибудь вдруг вздыхал: дома жена дожидается с кофе, - и тогда г-н
Бентьен позволял себе напомнить о чердачном окне. Но большинство
придерживалось в этом вопросе мнения г-на Штута, который, грустно покачав
головой, объявил:
озабоченно глядя на него:
приключение?
белоснежных волос вздулись две голубоватые жилы; одна рука старика, тонкая
и аристократическая, теребила отливающие всеми цветами радуги пуговицы на