усам и исподтишка бросил на своего компаньона вдумчивый, испытующий
взгляд. Молодые конторщики удивленно переглянулись: шеф гневается!
негромкое покашливанье г-на Маркуса, консул взглянул в окно поверх
зеленого матерчатого щитка и увидел Христиана, возвращавшегося домой. В
шляпе, слегка сдвинутой набекрень, он небрежно помахивал вывезенной
"оттуда" желтой тросточкой, с набалдашником из черного дерева в виде
поясной статуэтки монахини. Христиан явно был в полном здравии и наилучшем
расположении духа. Мурлыча себе под нос какую-то английскую песенку, он
вошел в контору и с приветливым "доброе утро, господа", - хотя стоял уже
яркий весенний день, - направился к своему месту, чтобы "немножко
поработать". Но тут консул поднялся и как бы мимоходом, не глядя на него,
обронил:
спину. Христиан машинально сделал то же самое, повернув к брату свой
длинный нос, казавшийся еще более острым, костистым и крючковатым от
впалых щек и свешивавшихся на английский манер усов. Когда они шли по
двору, Томас сказал:
"портала" в стиле рококо; в саду уже распускались первые почки. Наконец
консул, быстро глотнув воздуха, громким голосом проговорил:
твоего поведения.
сделать в клубе, - замечании столь неуместном и бестактном, что я просто
не нахожу слов... Правда, тебя быстро одернули и сумели поставить на
место. Может быть, ты возьмешь на себя труд припомнить этот случай?
рассказал?
достаточно громко, чтобы те, кто еще не знал этой истории, тоже могли
позабавиться...
голову набок, вытянул перед собой руки ладонями вверх и взволнованно
потряс ими. - В обществе, равно состоящем из коммерсантов и ученых, ты
позволяешь себе во всеуслышанье заявить: "А ведь если хорошенько
вдуматься, то всякий коммерсант - мошенник"... Ты сам коммерсант, имеющий
достаточно прямое отношение к фирме, которая изо всех сил стремится к
абсолютной честности, к полнейшей безупречности...
вдруг сморщил нос, вытянул шею, чуть-чуть склонил голову набок и так
прошел несколько шагов.
тоже понимаю шутки. Но ты, кажется, видел, как отнеслись к твоей
очаровательной остроте!.. "Что касается меня, то я очень высоко ставлю
свою профессию", - ответил тебе Герман Хагенштрем. Вот ты и сел в лужу,
шалопай ты несчастный! Человек, который позорит дело своей жизни!..
настроение полетело к чертям! Когда я отпустил эту шутку, все
расхохотались, явно соглашаясь со мной... И вдруг этот Хагенштрем
серьезнейшим тоном заявляет: "Что касается меня..." Дурак! Мне, честное
слово, стало стыдно за него. Я еще вчера вечером в постели много думал об
этой истории, и у меня было такое странное чувство... Не знаю, знакомо ли
тебе...
Он всем телом дрожал от негодования. - Хорошо, я допускаю, что этот ответ
не вязался с вашим настроением и был даже несколько дурного тона. Но ведь
надо выбирать людей, к которым обращаешься с подобными сентенциями, если
уж у тебя такая неодолимая потребность произносить их, и не ставить себя в
столь идиотское положение! Хагенштрем воспользовался случаем, чтобы
нанести нам удар. Да, не только тебе, но и нам! Понял ты, что значит его
ответ? Он значит: "К этим выводам, господин Будденброк, вы, видимо, пришли
в конторе вашего брата". Вот что он хотел сказать, осел ты эдакий!
тревожное выражение.
И тем не менее мне все равно, если ты лично себя ставишь в смешное и
дурацкое положение... А ничего другого ты вообще в жизни не делаешь! -
вдруг выкрикнул он, побледнев, голубые жилки отчетливее проступили на его
узких висках - там, где волосы образовывали два глубоких заливчика. Одна
бровь вздернулась вверх, гневом дышали даже жесткие кончики его вытянутых
щипцами усов, руки его двигались так, что казалось, будто он бросает слова
под ноги Христиану, на усыпанную гравием дорожку. - Ты смешон с твоими
любовными интрижками, с твоими шутовскими выходками, с твоими болезнями и
лекарствами!..
нелепым жестом поднимая кверху указательный палец. - Тут, видишь ли, ты не
в состоянии меня понять... Дело в том... как бы тебе сказать... у человека
совесть должна быть чиста... Не знаю, знакомо ли тебе это чувство...
Грабов, например, прописал мне мазь для шейных мышц. Хорошо! Если я не
стану ее употреблять, пренебрегу его предписанием, я буду чувствовать себя
пропащим, беспомощным, вечно буду в тревоге, в страхе, в неуверенности -
словом, не в себе; и опять начнутся затруднения с глотаньем. Если же я
пользуюсь мазью, то чувствую, что исполнил свой долг, на душе у меня
спокойно, совесть чиста, и я глотаю беспрепятственно. Дело тут, конечно,
не в мази, а в том... ты, пожалуйста, пойми меня правильно, что одно
представление может быть вытеснено только другим, так сказать
контрпредставлением... Не знаю, знакомо ли тебе...
голову. - И продолжай в том же духе, сделай одолжение! Но только держи
язык за зубами, не болтай ты направо и налево! Не надоедай людям твоими
мерзкими ощущениями. С такой непристойной болтливостью ты только и знаешь,
что попадать в смешное положение! А я повторяю тебе... в последний раз
повторяю: мне безразлично, строишь ты из себя дурака или нет, но я
запрещаю - слышишь ты? - запрещаю компрометировать фирму такими выходками,
как вчерашняя!
своим редеющим рыжеватым волосам; лицо у него было серьезное и грустное, а
взгляд безостановочно блуждал по сторонам. Мысли его, без сомнения, еще
были прикованы к тому, что он сейчас говорил. Наступила пауза. Томас в
молчаливом отчаянии шагал впереди.
Тебе надоел этот род занятий? Ты жалеешь, что вступил в торговое дело? В
свое время ты выпрашивал у отца позволения...
продолжать учение! В университете, наверно, чувствуешь себя премило...
Приходишь, когда тебе вздумается, по доброй воле. Сидишь и слушаешь... как
в театре...
призвание... Я не шучу! Я уверен, что это и есть твой тайный идеал, -
заключил консул.
понятия, малейшего понятия не имеешь о том, что такое работа; ты, который
способен только ходить по театрам, кутить и заниматься шутовством, чтобы
потом, вообразив, будто это наполнило тебя какими-то необыкновенными
чувствами, ощущениями, мыслями, копаться в себе, наблюдать за собой и
бесстыдно болтать об этом вздоре...
Это правда, ты верно подметил. В этом-то, понимаешь, и разница между нами.
Ты тоже не без удовольствия ходишь в театр, и, по совести говоря, у тебя в
свое время были разные там историйки, стихами и романами ты тоже когда-то
зачитывался... Но только ты всегда умел сочетать это с усердной работой, с
серьезным отношением к жизни... А мне это, понимаешь ли, не дано. Меня
этот вздор захватывает целиком, на что-нибудь такое... настоящее меня уже
не хватает... Не знаю, понимаешь ли ты...
скрестил руки на груди. - Ты малодушно подтверждаешь мою правоту, и тем не
менее все остается по-старому. Да что ты - человек или животное. Христиан?
Должна же у тебя быть хоть какая-то гордость, господи ты боже мой! Как
можно продолжать вести жизнь, в защиту которой у тебя и слов-то не
находится! Но это на тебя похоже! Ты весь в этом! Для тебя главное -
вникнуть в какую-нибудь ерунду, понять и описать ее... Нет! Моему терпению
пришел конец! - Консул отступил на шаг и сделал энергичный жест рукой,
словно что-то зачеркивая. - Конец, говорю я! Ты аккуратно являешься за
жалованьем, а в контору и носа не кажешь... И это бы еще с полбеды!
Управляйся со своей жизнью, как знаешь, живи, как жил до сих пор. Но ты на
каждом шагу компрометируешь нас! Нас всех! Ты выродок, нарыв на теле
семьи! Язва нашего города! И будь этот дом моим, я бы вышвырнул тебя за
дверь без всяких разговоров! - закричал он, широким, решительным жестом
обводя все вокруг - сад, двор и амбары. Он окончательно утратил
самообладание, давно сдерживаемая ярость прорвалась наружу.
до глубины души, и выражалось это, надо сказать, довольно комично. Он
остановился в позе, характерной для кривоногих, - чуть ссутулившись и при
Николаев Андрей
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия