навсегда, что я больше не какая-нибудь дурочка и знаю, чего можно ждать от
жизни. Я уже не холодею от ужаса, видя, что не все в жизни так уж
добропорядочно устроено. Я знала таких людей, как Слезливый Тришке, я была
замужем за Грюнлихом и вдоволь насмотрелась на ваших suitiers здесь, в
городе. Пойми ты, бога ради, что я не деревенская простушка, и история с
Бабетт сама по себе не заставила бы меня бежать из дому. Это уж можешь мне
поверить! Беда в том, что чаша переполнилась!.. Она и без того была
полна... давно, очень давно! Капли было довольно, чтобы полилось через
край! А тут такая история - сознание, что даже и в этом я не могу
положиться на Перманедера! Конец! Терпение мое лопнуло! Я вмиг решилась
удрать из Мюнхена; по правде говоря, это решение уже давно, давно зрело во
мне, Том! Потому, что я не могу жить там, на юге! Богом тебе клянусь, не
могу! Как я была несчастна, ты не знаешь, Том! Ведь когда ты гостил у
меня, я и виду не подавала. Конечно, нет! Я женщина тактичная, не охотница
докучать людям своими жалобами и выбалтывать все, что у меня на сердце!..
Да и вообще характер у меня замкнутый. Но я страдала, Том, страдала
непереносимо! Во мне живого места не оставалось! Как цветок, - ты уж
извини меня за этот образ, - как растение, пересаженное на чужую почву...
Тебе это сравнение покажется смешным, потому что я некрасивая женщина, но
более чужой почвы для меня нельзя было и придумать! Право, уж лучше жить в
Турции! О, нам, северянам, не следует уезжать из своих краев! Нам надо
жить на берегу родного залива и честно есть свой хлеб... Вы все
подсмеивались над моим пристрастием к дворянству... А я в последние годы
не раз вспоминала слова, давно-давно сказанные мне одним очень неглупым
человеком. "Вы симпатизируете дворянам, - так он сказал. - А хотите знать
почему? Потому что вы сами аристократка! Ваш отец важная персона, а вы и
впрямь принцесса! Пропасть отделяет таких, как вы, от нас грешных, не
принадлежащих к избранному кругу правящих семейств..." Да, Том, мы
чувствуем себя аристократами, чувствуем свою обособленность, и мы не
должны даже пытаться жить там, где нас не знают и не умеют ценить, потому
что ничего, кроме унижений, нам такая жизнь не сулит, да вдобавок нас еще
сочтут до смешного спесивыми. Да, меня все находили до смешного спесивой.
В глаза мне этого никто не говорил, но я все время это чувствовала, и еще
больше страдала, Том! О-о! В стране, где торт едят с ножа и где принцы не
умеют как следует говорить по-немецки, где человека, который поднял даме
упавший веер, уже обязательно считают влюбленным, - в такой стране не
много надо, чтобы прослыть спесивой! Ты говоришь - не прижилась? Нет!
Среди людей без чувства собственного достоинства, без морали и честолюбия,
без благородства и солидности, среди бесцеремонных, неучтивых, неопрятных
людей, людей неповоротливых и в то же время легкомысленных, толстокожих и
поверхностных, - среди таких людей я не сумела прижиться и никогда не
сумею! Это такая же истина, как то, что я твоя сестра! Ева Эверс, та
сумела... Что ж, в добрый час! Но Эверс ведь еще не Будденброк, и, кроме
того, у нее есть муж, который хоть чего-нибудь да стоит. А каково было
мне? Ты подумай, Томас, припомни все с самого начала! Отсюда, из этого
дома, всеми уважаемого, из города, где люди к чему-то стремятся, где у
каждого есть цель в жизни, я попала к Перманедеру, который с моим приданым
"ушел на покой"... Да! Поступок, вполне соответствующий его натуре. Ничего
другого от него ждать не приходилось! А дальше что? Дальше должен был
появиться ребенок... Как я радовалась! Это бы все искупило! И что же?
Ребенок умер, родился мертвым. В этом, конечно, Перманедер не виноват,
боже упаси! Он делал все, что мог, и даже несколько дней не ходил в
пивную, честное слово! Но все одно к одному, Томас! Счастливее я от этого
не стала, как ты можешь себе представить. И я все снесла безропотно. Я
бродила там одна как перст, никем не понятая, ославленная спесивой, и
говорила себе: "Ты дала ему слово по гроб жизни. Пусть он ленив и
неповоротлив, пусть он обманул твои ожидания, но все это не со зла, сердце
у него чистое". А потом мне пришлось пережить еще и эту омерзительную
историю. Ну, тут уж я узнала, как хорошо он меня понимает, с каким
уважением ко мне относится! Ведь он крикнул мне вдогонку слово, которым
твой рабочий постесняется назвать собаку! И я поняла, что ничто меня
больше не удерживает и что остаться у него - позор! А здесь, когда я ехала
с вокзала по Голштинштрассе, проходил грузчик Нильсен, - он снял цилиндр и
низко мне поклонился; я ответила на его приветствие ни капельки не
спесиво, а так, как отец им отвечал, - вот так, рукою... Теперь я здесь.
Вели запрячь хоть два десятка лошадей, в Мюнхен тебе меня уже не вывезти,
Том! Завтра же я иду к Гизеке.
подперлась кулачком и невидящим взором уставилась в окно.
стоял перед ней. Потом он вздохнул и развел руками.
повернулся на каблуках и пошел к двери.
которым она его встретила.
валится, и нет никого, кто бы ей посочувствовал.
безразлично.
Христиана проку мало, а я - конченый человек, я свое отжила, с меня
спросить нечего. Вы теперь будете кормить меня из милости, ни на что не
пригодную женщину. Я все думала, что мне удастся хоть немного быть тебе в
помощь, Том. Но ничего не поделаешь! Теперь тебе одному надо будет
заботиться, чтобы нам, Будденброкам, не пришлось поступиться своим
местом... Да поможет тебе господь!
одряблевшим.
11
надежде, что сестра все же успокоится, одумается, на первых порах
потребовал только одного - чтобы она вела себя тихо и, так же как и Эрика,
не выходила из дому. Все еще может обернуться к лучшему. В городе пока что
никто ничего не должен знать. Очередной "четверг" был отменен.
Гизеке собственноручным ее письмом был вытребован на Менгштрассе. Она
приняла его одна, в средней комнате второго этажа, которую велела истопить
и где, одному богу известно для какой надобности, заботливо разложила на
громоздком столе письменные принадлежности и целую груду бумаги крупного
формата, которую она принесла из конторы. Оба они уселись в кресла.
подъяв взор к потолку, - вы человек, знающий жизнь как по собственному
опыту, так и в силу своей профессии. Я буду говорить с вами откровенно. -
И она посвятила его во все, что произошло с Бабетт и потом в спальне.
случай на лестнице, ни бранные слова в ее адрес, - повторить их она
отказалась, - не являются достаточным поводом для развода.
перечислить все предусмотренные законом поводы для развода. Внимательно и
с живейшим интересом прослушав целую лекцию о правовой точке зрения на
приданое, она величаво и дружелюбно распрощалась с ним. Затем спустилась
вниз и заставила консула пройти с нею в его кабинет.
человеку - мне не хочется называть его имени. Обо всем, касающемся
денежной стороны вопроса, я осведомлена полностью. Теперь пусть он
объяснится. Но так или иначе меня ему больше не увидеть. Если он выразит
согласие на формальный развод - отлично: тогда надо потребовать у него
отчета и возвращения моего dot [приданого (фр.)]. Если он ответит отказом,
мы все равно не сложим оружия, так как, да будет тебе известно, Томас:
хотя Перманедер и является юридически собственником моего dot - это
совершенно бесспорно, - но закон, слава тебе господи, охраняет и мои
имущественные права...
времени нервически поводя плечами, ибо французское словечко "dot" Тони
произносила с неописуемо горделивым выражением лица.
набраться терпения и еще много, много раз все обдумать и взвесить. В
ближайшие дни, скорей всего даже завтра, ему предстоит поездка в Гамбург
для крайне неприятных переговоров с Христианом. Христиан прислал письмо
консульше с просьбой о поддержке, о помощи - в счет будущего наследства.
Дела его в самом плачевном состоянии, а он, несмотря на целый ряд
предъявленных ему исков, без счета тратит деньги в ресторанах, в цирке и в
театрах, да и вообще, судя по обнаружившимся теперь долгам, которые ему
удалось сделать благодаря своему почтенному имени, живет значительно выше
средств. На Менгштрассе, в клубе и во всем городе знали, что виной тому
Алина Пуфогель, одинокая дама и мать двух очень красивых детей. Из
гамбургских коммерсантов не один Христиан состоял с нею в близких и дорого
стоящих отношениях...
затей Тони, а поездка в Гамбург не подлежит отлагательству. Кроме того,
весьма вероятно, что в ближайшее время Перманедер и сам напомнит о себе.
Березин Федор
Ларссон Стиг
Николаев Андрей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия