бога, вряд ли посоветовал бы или разрешил нарушать святость праздника войной
и кровопролитием.
атаку в такой день?
имевшей до сих пор ни единой трещины. Судьи умолкли, зал притих в
напряженном ожидании. Но Жанна разочаровала судей. Она сделала лишь легкое
движение рукой, словно отмахнулась от мухи, и равнодушно промолвила:
послышался смех. Западня была расставлена с большой осмотрительностью, - и
вот она захлопнулась, ничего не поймав.
часть времени заняли казалось бы пустые и явно бесцельные расспросы о
происшествиях в Шиноне, об изгнанном герцоге Орлеанском, о первом обращении
Жанны к англичанам и так далее; но вся эта на первый взгляд безобидная
болтовня была полна скрытых ловушек. Однако Жанна счастливо обошла их все:
одни - благодаря удаче, которая часто сопутствует неведению и неопытности,
другие - по счастливой случайности, а большинство - при поддержке своего
самого лучшего, самого надежного помощника - ясного ума и безошибочной
интуиции.
девушки, пленницы в цепях, продолжались без конца. Достойная забава, нечего
сказать! Свора кровожадных собак-волкодавов, преследующая котенка! Могу
засвидетельствовать под присягой - это было так, именно так с первого и до
последнего дня! Когда останки бедной Жаняы пролежали в могиле уже целую
четверть столетия, папа римский снова созвал особый суд, чтобы пересмотреть
это дело, и лишь тогда только справедливый приговор очистил ее прославленное
имя от пятен и грязи и заклеймил приговор и поведение Руанского трибунала
плевком вечного позора. Маншон и некоторые из судей, принимавших участие в
Руанском процессе, предстали в качестве свидетелей перед папским судом,
реабилитировавшим Жанну посмертно. Вспоминая о гнусных проделках, о которых
я только-что рассказал, Маншон показал следующее (вы можете лично убедиться
в этом, ознакомившись с данными официальной истории):
на каждом слове. Ее мучили бесконечными допросами о всевозможных вещах.
Почти ежедневно утренний допрос продолжался три-четыре часа; потом из
протоколов утреннего допроса извлекали наиболее трудные и щекотливые пункты,
и они служили материалом для последующих допросов в послеобеденное время,
также длившихся два-три часа. Поминутно они перескакивали с одного предмета
на другой; и несмотря на это, она неизменно отвечала с поражающей мудростью
и необыкновенной точностью. Часто она поправляла судей, замечая: "Но я уже
однажды отвечала вам на этот вопрос, потрудитесь заглянуть в протокол", - и
отсылала их ко мне".
не о двух-трех днях, а о долгой веренице тяжелых, мучительных дней:
Иногда допрашивающие меняли тактику и, внезапно разорвав логическую цепь
мыслей, переключали ее внимание на иной предмет, дабы убедиться, не будет ли
она противоречить сама себе. Они изнуряли ее в течение нескольких часов
беспрерывными допросами, которые даже для самих судей были утомительны. Из
сетей, которые на нее набрасывали, с трудом выпутался бы самый искусный
человек. Она же давала свои ответы с величайшей осмотрительностью, и ее
эрудиция была совершенной в такой степени, что все эти три недели я думал,
не действует ли она по вдохновению свыше".
показали эти священники под присягой, эти служители церкви, избранные для
ужасного суда по заслугам своей учености, опытности, остроты практического
разума и непримиримого предубеждения против подсудимой. Они приравнивают эту
бедную деревенскую девушку, почти подростка, к целой коллегии из шестидесяти
двух ученейших мужей; более того - они ее одну ставят выше их всех! А разве
это не так? Они - из Парижского университета, а она - из овчарни и
коровника! О да, она была велика, она была недосягаема! Понадобилось шесть
тысяч лет, чтобы породить такое чудо, но и через пятьдесят тысяч лет оно не
повторится. Таково мое мнение.
Глава VII
следующий день, 24 февраля. Как оно началось? Да так же, как и вчера. Когда
все было подготовлено и шестьдесят два церковника в судейских мантиях
уселись в кресла, а стража и блюстители порядка заняли свои обычные места,
Кошон, обратившись к Жанне с высоты своего трона, приказал ей возложить руки
на евангелие и поклясться говорить только правду, ничего кроме правды, и
отвечать на все вопросы суда.
благородная, повернувшись лицом к епископу.
она. - Вы - мой судья, а берете на себя такую ответственность! Вы слишком
много себе позволяете.
что если она не подчинится, приговор ей будет вынесен немедленно. Кровь
застыла у меня в жилах, и я заметил, как побледнели многие присутствующие:
ведь это означало сожжение на костре! Но Жанна держалась гордо и отвечала
ему без малейшего смущения:
это права!
на скамью. Разъяренный епископ требовал присяги. Жанна сказала:
епископ.
то, что знает, однако, не все, что знает".
богу, пославшему меня.
жизнь, - берите ее и оставьте в покое мою душу.
из борьбы; но на этот раз он отступил, соблюдая видимость приличий, и
предложил компромисс. Жанна, быстро сообразив, усмотрела в этом некоторую
защиту для себя и охотно приняла предложение. Она должна была поклясться
говорить правду "касательно всего, записанного в обвинительном акте". Теперь
ее уже не могли увлечь в сторону; отныне в безбрежном море вопросов был
проложен какой-то курс - и она его будет держаться. Уступка была большей,
чем показалось вначале епископу; он не мог ее честно выполнить и явно
досадовал.
великий пост, представлялся случай уличить Жанну в нарушении религиозного
обряда. Я мог бы заранее предсказать ему неудачу. Еще бы, ведь ее вера была
ее жизнью!
то ни ее молодость, ни тот факт, что она изголодалась в тюрьме, не избавили
бы ее от опасного подозрения в неуважении к уставу церкви.
"голосам".
надеялся, что постепенно ему удастся доказать, что она поклонялась сатане и
служила заклятому врагу господа бога и всего рода человеческого.
которому была прикована, и сложила руки и умоляла его ходатайствовать перед
престолом всевышнего, чтобы господь просветил меня и наставил, как отвечать
на вопросы в суде.
повернувшись к Кошону, она воскликнула: - Вот вы говорите, что вы мой судья.
А я опять повторяю вам: будьте осторожны в своих действиях, ибо я поистине
послана богом, и вы подвергаете себя большой опасности.
противоречий?