Марк Твен.
Принц и нищий
ПРЕДИСЛОВИЕ
человека, слышавшего ее от своего отца, который слышал ее от своего отца,
а тот от своего и так дальше. Триста лет, а быть может и долее, отцы
передавали ее сыновьям, и таким образом она была сохранена для потомства.
Возможно, что это исторический факт, но возможно - предание, легенда.
Пожалуй, все это было, а пожалуй, этого и не было, но все же могло бы
быть. Возможно, что в старое время в нее верили мудрецы и ученые, но
возможно и то, что только простые неученые люди верили в нее и любили ее.
1. РОЖДЕНИЕ ПРИНЦА И РОЖДЕНИЕ НИЩЕГО
родился мальчик, который был ей совсем не нужен. В тот же день в богатой
семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не
только ей, но и всей Англии. Англия так давно мечтала о нем, ждала его и
молила бога о нем, что, когда он и в самом деле появился на свет,
англичане чуть с ума не сошли от радости. Люди, едва знакомые между собою,
встречаясь в тот день, обнимались, целовались и плакали. Никто не работал,
все праздновали - бедные и богатые, простолюдины и знатные, - пировали,
плясали, пели, угощались вином, и такая гульба продолжалась несколько дней
и ночей. Днем Лондон представлял собою очень красивое зрелище: на каждом
балконе, на каждой крыше развевались яркие флаги, по улицам шествовали
пышные процессии. Ночью тоже было на что посмотреть: на всех перекрестках
пылали большие костры, а вокруг костров веселились целые полчища гуляк. Во
всей Англии только и разговоров было, что о новорожденном Эдуарде Тюдоре,
принце Уэльском [наследник английского престола носит титул принца
Уэльского], а тот лежал завернутый в шелка и атласы, не подозревая обо
всей этой кутерьме и не зная, что с ним нянчатся знатные лорды и леди, -
ему это было безразлично. Но нигде не слышно было толков о другом ребенке,
Томе Кенти, запеленатом в жалкие тряпки. Говорили о нем только в той
нищенской, убогой семье, которой его появление на свет сулило так много
хлопот.
2. ДЕТСТВО ТОМА
временам. В нем насчитывалось сто тысяч жителей, иные полагают - вдвое
больше. Улицы были узкие, кривые и грязные, особенно в той части города,
где жил Том Кенти, - невдалеке от Лондонского моста. Дома были деревянные;
второй этаж выдавался над первым, третий выставлял свои локти далеко над
вторым. Чем выше росли дома, тем шире они становились. Остовы у них были
из крепких, положенных крест-накрест балок; промежутки между балками
заполнялись прочным материалом и сверху покрывались штукатуркой. Балки
были выкрашены красной, синей или черной краской, смотря по вкусу
владельца, и это придавало домам очень живописный вид. Окна были
маленькие, с мелкими ромбами стекол, и открывались наружу на петлях, как
двери.
назывался Двор Отбросов. Дом был маленький, ветхий, шаткий, доверху
набитый беднотой. Семья Кенти занимала каморку в третьем этаже. У отца с
матерью существовало некоторое подобие кровати, но Том, его бабка и обе
его сестры. Бэт и Нэн, не знали такого неудобства: им принадлежал весь
пол, и они могли спать где им вздумается. К их услугам были обрывки
двух-трех старых одеял и несколько охапок грязной, обветшалой соломы, но
это вряд ли можно было назвать постелью, потому что по утрам все это
сваливалось в кучу, из которой к ночи каждый выбирал, что хотел.
замарашки, одетые в лохмотья и глубоко невежественные. Мать мало чем
отличалась от них. Но отец с бабкой были сущие дьяволы; они напивались,
где только могли, и тогда воевали друг с другом или с кем попало, кто
только под руку подвернется. Они ругались и сквернословили на каждом шагу,
в пьяном и в трезвом виде. Джон Кенти был вор, а его мать - нищенка. Они
научили детей просить милостыню, но сделать их ворами не могли.
принадлежал к их числу. То был добрый старик священник, выброшенный
королем на улицу с ничтожной пенсией в несколько медных монет. Он часто
уводил детей к себе и тайком от родителей внушал им любовь к добру. Он
научил Тома читать и писать, от него Том приобрел и некоторые познания в
латинском языке. Старик хотел научить грамоте и девочек, но девочки
боялись подруг, которые стали бы смеяться над их неуместной ученостью.
дом, где жил Кенти. Попойки, ссоры и драки были здесь в порядке вещей. Они
происходили каждую ночь и длились чуть не до утра. Пробитые головы были
здесь таким же заурядным явлением, как голод. И все же маленький Том не
чувствовал себя несчастным. Иной раз ему приходилось очень туго, но он не
придавал своим бедствиям большого значения: так жилось всем мальчишкам во
Дворе Отбросов; поэтому он полагал, что иначе и быть не должно. Он знал,
что вечером, когда он вернется домой с пустыми руками, отец изругает его и
прибьет, да и бабка не даст ему спуску, а поздней ночью подкрадется вечно
голодная мать и потихоньку сунет черствую корку или какие-нибудь объедки,
которые она могла бы съесть сама, но сберегла для него, хотя уже не раз
попадалась во время этих предательских действий и получала в награду
тяжелые побои от мужа.
милостыню не слишком усердно - лишь бы только избавиться от отцовских
побоев, - потому что законы против нищенства были суровы и попрошаек
наказывали очень жестоко. Немало часов проводил он со священником Эндрью,
слушая его дивные старинные легенды и сказки о великанах и карликах, о
волшебниках и феях, о заколдованных замках, великолепных королях и
принцах. Воображение мальчика было полно всеми этими чудесами, и не раз
ночью, в темноте, лежа на скудной и колкой соломе, усталый, голодный,
избитый, он давал волю мечтам и скоро забывал и обиды и боль, рисуя себе
сладостные картины восхитительной жизни какого-нибудь изнеженного принца в
королевском дворце. День и ночь его преследовало одно желание: увидеть
своими глазами настоящего принца. Раз он высказал это желание товарищам по
Двору Отбросов, но те подняли его на смех и так безжалостно издевались над
ним, что он решил впредь не делиться своими мечтами ни с кем.
мальчика священник объяснял ему их смысл, а порою дополнял своими
рассказами. Мечтания и книги оставили след в душе Тома. Герои его фантазии
были так изящны и нарядны, что он стал тяготиться своими лохмотьями, своей
неопрятностью, и ему захотелось быть чистым и лучше одетым. Правда, он и
теперь зачастую возился в грязи с таким же удовольствием, как прежде, но в
Темзе стал он плескаться не только для забавы: теперь ему нравилось также
и то, что вода смывает с него грязь.
Чипсайде или на ярмарках. Кроме того, время от времени ему, как и всем
лондонцам, удавалось полюбоваться военным парадом, когда какую-нибудь
несчастную знаменитость везли в тюрьму Тауэра [Тауэр - лондонская
крепость, служившая темницей для лордов, герцогов и даже королей] сухим
путем или в лодке. В один летний день ему пришлось видеть, как сожгли на
костре в Смитфилде бедную Энн Эскью [Энн Эскью (1521-1546) - протестантка;
из-за религиозных разногласий с господствующей католической церковью была
подвергнута пыткам и сожжена в Смитфилде], а с нею еще трех человек; он
слышал, как некий бывший епископ читал им длинную проповедь, которая,
впрочем, очень мало заинтересовала его. Да, в общем жизнь Тома была
довольно-таки разнообразна и приятна.
на него, что он, сам того не замечая, стал _разыгрывать_ из себя принца, к
восхищению и потехе своих уличных товарищей. Его речь и повадки стали
церемонны и величественны. Его влияние во Дворе Отбросов с каждым днем
возрастало, и постепенно сверстники привыкли относиться к нему с
восторженным почтением, как к высшему существу. Им казалось, что он так
много знает, что он способен к таким дивным речам и делам! И сам он был