состоянии, а наши либертены во главе с Жернандом, даже не удостоив
жалостливым взглядом неподвижную жертву своей ярости, быстро вышли вместе со
своими юными наперсниками, предоставив служанкам и Жюстине приводить ее в
порядок.
новичок, случайно подхваченный волной собственных страстей, на его лице вы
прочтете угрызение совести, когда он, успокоившись, посмотрит на
отвратительные последствия своего исступления. А если это развратник, с
сердцем, прогнившим от всевозможных пороков, такие последствия его не
испугают; он будет взирать на них спокойно, без сожаления, быть может, даже
с приятным волнением утомленной похоти {Но если, и в том нет сомнения, самый
виновный бывает самым счастливым, так как его удовольствия не замутнены
сожалениями и угрызениями, тогда очевидно, что порок больше способствует
счастью, нежели добродетель. Какое горькое разочарование для моралистов!
(Прим. автора).}.
рассуждая о наслаждениях, которые только что вкусили, скоро почерпнули в
свежих воспоминаниях силы, необходимые для того, чтобы устремиться мыслию к
новым. Они уединились в просторном будуаре, взяв с собой педерастов, и там,
лаская и облизывая юношеские тела, каждый старался разжечь за приятной
беседой тлеющие угольки недавнего пожара. - Вы понимает сами, дядюшка, -
начал Брессак, - насколько восхительна ваша страсть?
- чем это сочетание сладострастия и жестокости, ничто в мире меня не
возбуждает так сильно и ничто не в состоянии настолько полно удовлетворить
наши прихоти, чем способ, который практикует господин де Жернанд.
только руками: я бы делал надрезы по всему телу.
свидетельствуют о том, что мало найдется мест на ее прекрасном теле, которые
избежали бы моей ярости.
способностью возбуждать вас во время этой процедуры?
сомнения в том, что графиня воспламеняет все мои страсти гораздо лучше и
полнее.
полу, - предположила Доротея.
Брессак. - Если бы дядя соизволил объяснить нам свои принципы, все общество
с удовольствием выслушало бы их.
доложить хозяину о состоянии той, кого поручили ее заботам, ей позволили
присутствовать на лекции, которую Жернанд начал следующим образом:
очень высокое мнение о женщинах, и конечно, вы не ошибаетесь, думая, что я
презираю их не меньше, чем ненавижу, но когда женщина связана со мной
брачными узами, я испытываю к ней двойное пренебрежение и тройную антипатию.
Прежде чем перейти к анализу этих чувств, я бы хотел спросить вас, на каком
основании следует считать, что муж обязан составить счастье своей жены, и по
какому праву жена может претендовать на это. Согласитесь, что потребность
сделать друг друга счастливыми может существовать у двух людей, имеющих
одинаковую возможность вредить друг другу и, следовательно, обладающих
равной силой. Подобный союз может получиться лишь в том случае, если между
этими людьми сразу будет заключен пакт о том, что каждый из них будет
использовать свою силу не во вред другому, но такое странное соглашение,
разумеется, немыслимо между сильным существом и существом слабым. По какому
праву последний требует, чтобы первый щадил его? И какая глупость может
заставить первого согласиться на это? Я готов согласиться не применять силу
в отношении того, кто может быть для меня опасен, но зачем мне церемониться
с человеком, который предназначен служить мне самой природой? Вы скажете: из
чувства жалости? Это чувство уместно в отношении существа, равного мне и
похожего на меня, и поскольку оно эгоистичное, это возможно только при
условии молчаливого согласия с тем, что лицо, внушающее мне сострадание,
будет относиться ко мне точно так же. Но если я во всем превосхожу его,
такое сострадание мне не нужно, и я не буду стремиться завоевать его.
Неужели я такой дурак, чтобы жалеть человека, которому я не должен внушать
жалость? Разве буду я оплакивать смерть цыпленка, которого зарезали к моему
обеду? Этот человек, стоящий гораздо ниже меня, не имеющий никакой связи со
мной, не может зародить в моем сердце никаких чувств. Таким образом,
отношения между женой и мужем ничем не отличаются от отношений между
цыпленком и мною. В обоих случаях речь идет о домашней живности, которой
надо пользоваться так, как подсказывает природа. Однако я задам уважаемым
дамам вопрос: если бы природа предназначила ваш пол для счастья нашего и
наоборот, разве она, эта слепая природа, допустила бы столько ошибок при
создании обоих полов? Разве она вложила бы в них такие серьезные недостатки,
из которых обязательно должны проистекать взаимные отчуждения и неприязнь?
Чтобы не ходить далеко за примерами, скажите мне, друзья, какую женщину
может сделать счастливой человек с такой организацией, как у меня? И
наоборот, какой мужчина может безмятежно наслаждаться женщиной, если он не
обладает гигантскими пропорциями, необходимыми, чтобы удовлетворить ее?
Существуют ли по вашему мнению моральные качества в мужчине, которые
способны компенсировать его физические несовершенства? И какой разумный
человек, досконально знающий женщин, не воскликнет вслед за Эврипидом: "Тот
из богов, кто сотворил женщину, может гордиться тем, что создал самое
мерзкое из всех существ и самое вредное для мужчины!" Выходит, если
доказано, что два пола совершенно не подходят друг для друга и что не
существует худа для одного, которое не было бы во благо другому, тогда
неправда, будто природа создала их для взаимного счастья: она может дать им
желание сблизиться на короткое время с тем, чтобы способствовать
размножению, но только не желание соединиться и найти свое счастье друг в
друге. Коль скоро у слабого нет оснований требовать жалости от сильного, и,
стало быть, он не вправе рассчитывать на снисхождение, ему не остается
ничего другого, кроме как смириться. Поскольку, невзирая на невозможность
взаимного счастья, и тот и другой пол вечно ищут его, слабый должен,
благодаря смирению, собрать ту единственную толику блаженства, которая ему
доступна, а сильный должен добиваться своего счастья любым понравившимся ему
способом, ведь общеизвестно, что счастье сильного заключается в
осуществлении данных ему способностей, то есть в абсолютном подчинении
слабого.. Таким образом, оба пола найдут счастье друг в друге, но найдут его
каждый по-своему: один - путем слепого повиновения, другой - самым
энергичным угнетением. Если бы природа с самого начала не предполагала, что
один пол будет властвовать над другим, тиранизировать его, почему она не
дала им равных сил? Сделав одного во всех смыслах ниже второго, разве
недостаточно ясно она показала, что согласно ее воле сильный должен
пользоваться своими правами? Чем больше будет его власть, тем несчастнее
станет женщина, связанная с ним, и тем лучше он исполнит замыслы природы. И
судить о результатах следует не по жалобам слабого существа - любое такое
суждение будет ложным и порочным, потому что оно учитывает только точку
зрения людей слабых; надо судить об этом по степени могущества сильного, а
когда действие этой силы направлено на женщину, надо разобраться в том, что
такое женщина, и как относились к этому презренному полу в древности, как
сегодня относятся к нему три четверти народов на земле.
создание, всегда ничтожное в сравнении с мужчиной, бесконечно менее
сообразительное, менее умное, представляющее собой нечто отвратительное,
совершенно противоположное тому, что может понравиться ее господину, тому,
что должно доставлять ему удовольствие; мы видим существо грязное в течение
трех четвертей жизни, неспособное удовлетворить мужа, когда природа
заставляет ее вынашивать ребенка, вечно раздражительное, мстительное,
властное; это настоящий тиран, если дать ему волю, это пресмыкающееся
животное, если его держать в узде, но всегда лживое, всегда злобное и
опасное; наконец, это настолько извращенное создание, что на церковном
соборе в Маконе долго и всерьез рассуждали, можно ли причислить это
существо, столь же отличное от мужчины, как обезьяна от человека, к
человеческому роду. Но возможно, это было заблуждение того, давно прошедшего
века? Возможно, к женщине относились с большим уважением в более поздние
времена? Может быть, персы, мидяне, вавиляне, греки, римляне - может, они
почитали этот мерзкий пол, которого мы имеем сегодня глупость делать своим
идолом? Увы! Я вижу, что его повсюду угнетают, всюду отстраняют от дел,
унижают, держат взаперти - короче говоря, с женщинами обычно обращаются как
с животными, которыми пользуются в моменты нужды и сразу после этого снова
ставят в стойло. Когда я вспоминаю Рим, я слышу, как мудрый Катон взывает из
древней столицы мира: "Если бы мужчины обходились без женщин, они могли бы
общаться с богами". Один римский цензор начинал свою речь такими словами:
"Если было бы возможно прожить без женщин, мы познали бы истинное счастье".
Я слышу, как в театрах Греции декламируют: "О, Юпитер! Что заставило тебя
сотворить женщин? Разве не мог ты давать жизнь людям более разумным
способом, таким способом, который избавил бы нас от этого бича?" Известно,
что тот же народ - греки - смотрели на этот пол с таким презрением, что
потребовались специальные законы, чтобы вынудить спартанцев размножаться, и
в этой республике в качестве наказания преступника одевали в женское платье,
то есть в одежду самого низкого и презренного существа на свете.
сегодня на земле относятся к этому несчастному полу. Как с ним общаются? Во
всей Азии он рабски служит капризам деспота, который мучает и истязает его и
наслаждается его страданиями. В Америке народы, человечные от природ ы
(эскимосы), проповедуют исключительно благожелательные отношения между
мужчинами, а к женщинам относятся с необыкновенной жестокостью. Я вижу, как