Несчастная, она больше не имела возможности защищаться, потому что могла
двигать только своей красивой головкой, трогательно повернутой к палачу; ее
волосы были растрепаны, слезы заливали прекраснейшее в мире лицо... самое
нежное и беззащитное лицо. Роден некоторое время созерцал эту живописную
картину, воспламеняясь, и вот его губы слегка прикоснулись ко рту жертвы. Он
не осмелился поцеловать ее, не посмел слизать слезы, исторгнутые его
жестокостью; одна из его ладоней, более дерзкая, чем другая, пробежала по
детским ягодицам... Какая белизна! Какая красота! Это были розовые бутоны,
которые возложили на лилии руки граций. Каков же должен быть человек,
решивший подвергнуть пыткам такие нежные, такие свежие прелести! Какое
чудовище могло черпать удовольствие в юдоли слез и страданий? Роден
продолжал созерцать, его суетливый взгляд пробегал по обнаженному телу, его
руки наконец осмелились осквернить цветы, предназначенные для этого.
Распутник приступил к божественным полушариям, которые волновали его сильнее
всего, он то растягивал их в стороны, то снова сжимал, впитывая взором их
волнующие изгибы. Только они привлекали его внимание, хотя совсем рядом
находился истинный храм любви, а Роден, верный своему культу, не соизволил
взглянуть на него, будто боялся его даже увидеть. Как только этот
злополучный предмет оказывался в поле его зрения, он старательно прикрывал
его: самая незначительная помеха отвлекала распутника. В конце концов его
ярость достигла предела и выразилась в гнусных инвективах: он начал поносить
ужасными словами и осыпать угрозами бедную несчастную девочку, не
перестававшую трястись всем тельцем под ударами, готовыми вот-вот разорвать
ее. Селестина продолжала возбуждать его, обезумевшего от страсти.
обрушил на жертву двадцать хлестких ударов, которые вмиг сделали
ярко-красным, даже багровым, нежно-розовый восхитительный румянец девичьей
кожи. Жюли испускала истошные крики, крупные слезы застилали ее прекрасные
глаза и падали жемчужинами на ее столь же прекрасные груди; от этого Родея
разъярился еще пуще и, вцепившись руками в истерзанное тело, начал гладить и
теребить его, очевидно подготавливаясь к новому натиску. И вот Роден
приступил к нему, подгоняемый сестрой.
ругательством, угрозой или упреком.
наслаждался при виде кричащих доказательств своей жестокости; его набухший
орган вспенивался спермой; он подступил к девочке, которую держала Селестина
и демонстрировала брату желанный зад. Содомит начал штурм.
кончиком головки громадного орудия он слегка примял самую сердцевину
розового бутончика; казалось бы, ничто не препятствовало дальнейшему
продвижению, однако он не посмел двинуться дальше. Селестина снова
затормошила его, он возобновил флагелляцию и закончил тем, что широко
раскрыл потаенный приют восторга и сластолюбия. Казалось, он утратил всякое
представление о реальности и перестал соображать. Он грязно ругался,
богохульствовал, выкрикивал проклятия. С еще большим рвением он обрушился на
все прелести, которые мог охватить взглядом: поясницу, ягодицы, бедра; все,
исключая крохотной, прелестной, нетронутой вагины, подверглось тщательной
экзекуции. Сестра возбуждала его с таким азартом и усердием, что можно было
подумать, будто она работает ручкой насоса. Между тем злодей остановился, он
почувствовал, что продолжение чревато потерей сил, которые были ему
необходимы для новых утех.
подобное повторится, учтите, что в следующий раз вы так легко не
отделаетесь.
немного, и я бы кончил; тебе следовало действовать помягче и время от
времени сосать член. Кстати, она очень соблазнительна, эта девочка, ты с ней
баловалась?
оргазма. Да я бы, изодрала каждую в клочья собственными руками! Ты совсем не
знаешь свою сестру, и мое сердце много тверже, чем твое. А теперь заберись
ненадолго в мой зад, Роден, я сгораю от вожделения.
Селестина задрала юбки и вновь обнажила свое седалище. Роден погрузился в
него без подготовки и в продолжении нескольких минут трудился в ее потрохах;
распутница за это время, помогала себе пальчиками, сбросила переполнявшее ее
семя и, успокоенная, но не удовлетворенная, отправилась за новыми жертвами.
если допустить, что природа могла дважды сотворить столь совершенный образец
грации и красоты.
вы умудрились заслужить порку, как неразумный ребенок.
обращения, - с достоинством ответила очаровательная девушка, - но неправ
всегда тот, кто слаб.
надеюсь, что он не вызовет сочувствия в сердце моего брата.
девочки одежду.
обольстительный, самый аппетитный зад, какой он видел в своей жизни.
что иногда страдаете геморроем, поэтому я сейчас осмотрю вас, и если болезнь
ваша действительно серьезная, я буду обращаться с вами не так сурово.
геморрой.
позу. - Это всегда может случится, так что я вас все равно осмотрю.
четвереньки. И вот Роден уже осматривал, ощупывал, поглаживал с довольным
видом прекраснейшую плоть, восхитительнейшие прелести.
все в полном порядке, значит можно спокойно приступать к делу.
власти двух чудовищ.
ли тебе жалость.
хотел насладиться судорогами, порожденными страхом; он не решился
мастурбировать на ее глазах - только гладил рукой бедро, на котором лежал
его восставший член. Процедура началась; мадемуазель Роден, не менее
жестокая, чем брат, действовала розгами с такой же силой. А наш герой,
желавший все увидеть, все запомнить, приблизился к сестре вплотную и
сладострастно вздрагивал в ритме ударов, которые терзали прекрасную плоть.
Не в силах более сдерживаться, он схватил другую связку, отстранил сестру, и
скоро брызнула кровь. Несчастная молчала, о том, как ей больно, можно было
судить только по конвульсивным подергиваниям обеих ягодиц, которые немного
раскрывались, когда наступала короткая пауза после удара, и сжимались в
предчувствии следующего. Далее повторилась предыдущая попытка: Роден
изготовился к атаке, Эме уловила этот момент и сжалась. Взбешенный Роден
ударил ее кулаком в бок, который согнул ее в дугу. Новая попытка, но Эме
приподнялась и снова избежала проникновения.
наказанию, которому вы намерены меня подвергнуть, поэтому умоляю вас
прекратить эти гнусности.
ударов, нанесенных уверенной, опытной рукой. Его гневное орудие, казалось,
грозило небу, Селестина взяла его и собралась направить в сторону
неприступной крепости.
поскорее эту строптивую девку, и пусть она восемь дней посидит на хлебе и
воде, чтобы знала, как мной манкировать.
почувствовав себя гораздо свободнее, начал его отчитывать, сопровождая брань
грязными ласками и поцелуями.
подробности живо заинтересовали нашего привередливого наставника, и ничто не
было пропущено; покровы спали с юношеского тела, все, было обследовано самым
внимательным образом - зад, член, яички, живот, бедра, рот - и расцеловано с
жадностью. При этом Роден бормотал угрозы и ласковые слова, оскорблял и
восторгался; он находился в том восхитительном состоянии, когда страсти
выходят из подчинения разуму, когда сластолюбец отчаивается только оттого,
что нет у него возможности умножить свои гнусности. Его грязные пальцы
пытались пробудить в юноше те же похотливые чувства, которые осаждали его
самого, и он не переставал осквернять свою жертву и руками и губами.
результаты своих усилий. - Вот вы и дошли до мерзкого возбуждения, которое я
вам запретил строго-настрого! Клянусь, еще два-три движения, и эта зараза
перейдет на меня.