судьбы? Но в конце концов я решил, что это лишь один из ее капризов: сегодня
он меня разорил, а завтра другой поможет мне.
который приказал своему "бостанги" отправить меня на работу в сады, а мои
богатства были конфискованы. Я начал увещевать, просить - мне дали понять,
что я - служитель религии, которая ужасает Магомета, и что мне лучше молчать
и хорошо работать. Мне было только тридцать два года - довольно цветущий
возраст, - и хотя мои утехи измотали меня, я чувствовал в себе достаточно
сил, чтобы терпеливо переносить свою судьбу. Я скверно питался, мало спал,
много работал, но если в моем физическом состоянии произошли какие-то
изменения, мой дух - говорю об этом, не хвастаясь - совершенно не пострадал,
и в мыслях у меня по-прежнему была похоть и злоба {Эти пороки обостряются с
возрастом, но не стареют. Ослабевают силы, чтобы осуществлять их на деле,
часто истощаются средства, но их неистребимая суть остается прежней. Она
даже усиливается вместо того, чтобы исчезнуть (Прим автора.)}. Иногда я
смотрел на стену сераля, у подножия которых трудился, и думал: да, Жером, у
тебя тоже был сераль и много очаровательных жертв в нем, и вот ты сам, из-за
своей оплошности, принужден служить тем, с кем ты соперничал.
упавшую к моим ногам, и поспешно подобрал ее. О, Небо! Каково было мое
удивление, когда я узнал почерк и увидел имя Жозефины... той самой
несчастной, которую я продал в Берлине с уверенностью, что она станет
жертвой извращенного убийства.
я погибну от рук злодея и с этой целью продали меня, однако моя звезда
охранила меня от ужасной судьбы, которую вы мне предназначили. И если мне
суждено быть счастливой, так это будет в тот момент, когда я разорву ваши
цепи. Завтра, в этот же час, вы получите в знак моих чувств к вам кошелек с
тремястами веницианскими цехинами и портрет той, которая когда-то любила
вас... В нем будет письмо, оно подскажет вам средства спасти нас обоих.
Прощайте, чудовище... которого я все еще люблю против своей воли; если ты не
отвечаешь мне тем же, по крайней мере уважай ту, которая мстит тебе только
благодеяниями. Жозефина".
мыслью было отчаяние оттого, что от жуткой смерти спаслась жертва, которую я
на это осудил; второй мыслью была досада: я буду чем-то обязан женщине, над
которой всегда хотел только властвовать. Ну ладно, решил я, примем сей дар
судьбы, главное - вырваться отсюда. Когда я воспользуюсь ею, она узнает, что
такое моя признательность.
поцеловал деньги, плюнул на портрет и жадно прочитал письмо. Меня извещали,
что Жозефина владеет значительным состоянием, которое я могу разделить
вместе с ней, если пожелаю и, особенно, если заслужу это; что я должен
немедленно отправиться в указанное место к хозяину судна, который ждет, и
договориться с ним о цене за переправку нас обоих в Марсель и о том, какие
следует принять для этого меры.
Дельмас был раскаивающийся ренегат, который жаждал вновь увидеть свою родину
и вырваться из лап турок как можно изящнее. Окошко захлопнулось; на
следующий день я получил последнее послание, где говорилось, что наше
предприятие произойдет ночью; мне предлагалось хорошенько запомнить это,
чтобы наверняка найти Жозефину, ее сердце и ее сокровища ранним утром в
глухом трюме судна Дельмаса.
нежной со стороны Жозефины и даже окроплена слезами, с моей стороны она была
довольно сухой и сопровождалась тем внутренним чувством злобы и яростного
протеста: когда кто-то попадет в мои объятия, я тотчас ощущаю живейшее
желание подчинить его своей власти. Жозефина была в том возрасте, когда все
черты переходят из стадии утонченности и очарования в красоту: она,
действительно, была очень красивой женщиной. В ожидании, пока капитан
поднимет паруса, мы выпили бутылку сиракузского вина, и моя милая спутница
поведала мне о своих приключениях.
ней от своего брата и пожелавший принести невинное создание в жертву своей
злодейской похоти. Чудом избежав мучительной смерти, предназначенной ей -
кстати, с помощью лакея, который ее обрюхатил, - она в ту же ночь скрылась
из Берлина и уехала, как и я, в Венецию. В этом городе ей помогали
многочисленные галантные приключения, пока ее не выкрал один тунисский пират
и не продал ее бею, чьей фавориткой она не замедлила стать. То, что она
захватила с собой, было большим богатством, однако составляло только треть
сокровищ, подаренных ей властителем, но всего унести она не смогла; я
насчитал около пятисот тысяч франков.
обосноваться в Марселе; мы оба еще достаточно молоды, чтобы не экономить эти
деньги и надеяться когда-нибудь разбогатеть. Моя рука, - продолжал я с
напыщенностью, - будет вознаграждением за твои заботы сразу по прибытии,
если ты и вправду способна простить мне мое ужасное преступление.
глаз, на судне царила тишина, сладость свободы и пары Бахуса воспламенили
нас до такой степени, что мешки, на которых мы сидели, послужили троном
сладострастия. Я долго не испытывал оргазма. Я снова встретил женщину,
против которой мое коварное воображение уже готовило ужасные злодейские
планы. Юбки Жозефины были задраны, великолепие ее ягодиц покорило меня -
настолько прекрасно они сохранились, - и я проник в ее зад.
утехах бея. Как он ведет себя с женщинами?
к делу, он требует, чтобы женщина, совсем голая, лежала плашмя на ковре в
течение трех долгих часов. В это время его усиленно ласкают два "икоглана"
{Название ганимедов в восточных гаремах. (Прим. автора.)}. Когда господин
возбудится, они поднимают женщину и подводят к нему. Она низко склоняется, и
"икогланы" связывают ей руки и ноги. После этого она должна вращаться как
можно быстрее, пока не упадет. Вот тогда он бросается на нее и содомирует.
Только таким способом он наслаждается женщинами, и его любовь к ним
определяется скоростью, с которой они вращаются. Именно благодаря такому
таланту я ему и понравилась, а все подарки, которые я получила, - это знак
признания моих способностей.
признаться, ощутил при этом какое-то сладострастное самодовольство оттого,
что прочищаю задницу, в которую извергался турецкий император; как раз в эту
минуту появился Дельмас. Он решил предупредить, что сейчас поднимают паруса
и что через час или два мы можем навестить его в капитанской каюте. Там
Жозефина рассказала хозяину о своем намерении обосноваться вместе со мной в
Марселе и создать торговый дом, а по его вопросам я сразу сообразил, что у
него достаточно денег и что он не прочь быть третьим нашим компаньоном.
Тогда у меня созрел план ограбить и убить обоих моих благодетелей, завладеть
их деньгами и судном и направиться вместо Марселя в Ливорно, чтобы замести
следы. С такой мыслью я вскружил голову Дельмаса в отношении Жозефины, а ее
попросил не слишком сопротивляться домогательствам отступника от родины.
ночь Дельмас улегся с Жозефиной. Выждав некоторое время, я собрал вокруг
себя как можно больше членов команды, достал нож и оттолкнул часового от
двери каюты.
подлость этого негодяя: я доверил ему свою жену, и вот чем это кончилось.
Дельмас как будто ожидал этого: он сразу вскочил, выстрелил в меня и
промахнулся. Я заколол и его и мерзавку, делившую с ним ложе, оставил их в
луже собственной крови, поднялся на палубу и произнес перед экипажем такую
речь:
гнусное зрелище, которое большинство из вас видели своими глазами. Я наказал
подлеца, который был недостоин командовать вами, так как дошел до такой
низости. Мы с Дельмасом вместе владели этим судном, и хотя вы видели меня в
одежде раба, я имею право наследовать его состояние. Положитесь на мою
честность и мои способности, и у вас будет капитан лучше прежнего. Маршрут
остается приблизительно таким же, только изменим пункт назначения. Правь в
Ливорно, рулевой: мои коммерческие дела вынуждают меня предпочесть этот порт
Марселю: что же касается вас, друзья, с сегодняшнего дня ваше жалованье
удваивается.
в море, я завладел всем состоянием убитых, и мы прибавили ходу.
все беды, которые обрушила на меня! Надеюсь, это последняя твоя выходка, и в
конце концов ты убедишь и меня и всех, кто услышит мою историю, в том, что
если ты и швыряешь нас порой на рифы, так лишь затем, чтобы мы сполна
оценила все радости, которыми твоя рука вознаградит нас в надежной гавани.
Ливорно, достигало одного миллиона двухсот тысяч ливров, и спокойно
наслаждался путешествием, как вдруг вахтенный матрос крикнул, что за нами
гонится корсарское судно. Оценив свои силы, я решил первым идти на абордаж;
я перескочил на его палубу во главе со своим экипажем. Наши удары сеяли
смерть, мы купались в крови; я с саблей в руке ворвался в каюту капитана. И,
о небо! Что же я вижу перед собой! Святое небо! Я вижу Жозефину... Жозефину,
которую заколол вместе с Дельмасом! Яростным ударом я поразил человека,
бросившегося на ее защиту, затем обратился к ней:
вызовом ответила Жозефина, обнажая свою грудь. - Торопись и уничтожь его
навсегда. Я виновна: я преследовала тебя с целью отобрать у тебя жизнь, но