девушек, которая должна была приблизиться к нему с розгами в руках и
примерно с такими словами:
ужасным из преступлений - убийством?
небесные не могут отвратить тебя от этого ужаса?
остановить меня.
только порок, дышу только ради порока, и один порок сопутствует мне в жизни.
подробностями и его последствиями и в конце концов воскликнуть (в данном
случае эти слова были обращены к Сильвестру, и произносила их Жюстина):
это ее ты хочешь уничтожить - такое прелестное создание, кровь и плоть твою?
меня на этот поступок; я бы хотел чтобы была еще ближе, еще красивее, еще
нежнее и т.д.
всех сил; они менялись местами и не переставали поносить пациента
оскорблениями и упреками, смысл которых зависел от преступления, задуманного
им. Когда он начинал истекать кровью, они по очереди опускались на колени
перед его фаллосом и брали его в рот, стараясь вдохнуть в него силы. Затем
монах заставлял их раздеться и приступал к всевозможным гнусностям и
издевательствам, но при одном условии: на теле девушек не должно было
оставаться следов, чтобы на церемонию они явились в подобающем виде.
предварительные процедуры, он свалил Аврору и Жюстину, связал их вместе и
некоторое время сношал обеих в вагину. После чего похлопал их по ягодицам,
похлестал по щекам, приказал облобызать свой зад и облизать заднее отверстие
в знак их глубокого почтения; распалив себя таким способом и предвкушая
высшее наслаждение от предстоящего детоубийства, он спустился в подвал,
опираясь на девушек, которые, как того требовали правила, должны были
исполнять при нем обязанности дежурных.
облаченные в черный креп с кипарисовым венком на голове, стояли рядом на
пьедестале, возвышавшемся до уровня стола. Октавия стояла к обществу лицом,
Мариетта - задом; их креповые одеяния были подняты до пояса и позволяли
видеть соответствующие места. Женщины выстроились в одну шеренгу, две группы
мужчин встали по другую строну, монахи остались в середине, а трое дуэний
окружили жертвы. Сильвестр поднялся на трибуну перед пьедесталом и произнес
следующую речь:
сомнения, неписанное право распоряжаться существами, себе подобными, которое
она предоставляет человеку. Убийство же есть первейший из законов природы,
непостижимой для глупцов, но понятной для таких философов, как мы; именно
через посредство убийства она каждодневно вступает в свои права, которые
отнимает у нее принцип размножения; без убийств, частных или политических,
мир был бы населен до такой степени, что жить в нем стало бы невозможно. И
уж, конечно, когда убийство становится удовольствием, как в нашем случае, не
совершить его было бы просто непростительно. Может ли быть что-нибудь
приятнее, чем избавиться от женщины, которой вы долгое время наслаждались?
Какой это дивный способ усладить свои прихоти и вкусы! Какое это пиршество
для тела и души! Посмотрите на этот зад, - продолжал оратор, указывая на
Мариетту, - этот зад, который так долго служил нашим удовольствиям;
посмотрите на эту вагину, - он указал на Октавию, - которая, хотя появилась
здесь недавно, не меньше служила утехой для наших членов! Так не пора ли
отправить сегодня эти столь презренные предметы, в лоно небытия, из которого
они и вышли только для нашего наслаждения? О, друзья мои! Какое это
блаженство! Через несколько часов земля примет эту гнусную плоть, которая
больше не будет отвращать наши пресыщенные желания, оскорблять наш взор...
Через несколько часов этих ничтожеств не будет, и даже воспоминания о них не
останется, разве что мы будем вспоминать обеих в предсмертных муках. Одна из
них, Октавия - красивая, нежная, робкая, добродетельная, честная и
чувствительная, - обладала самым роскошным на свете телом, до была мало
соблазнительна; она так и не рассталась со своей природной гордостью, и вы
прекрасно помните, как совсем недавно вам приходилось назначать ей самые
разные наказания, предусмотренные вашими правилами за проступки, которые она
совершала постоянно. Она не могла скрывать свое отвращение к вашим
привычкам, свой ужас перед вашими священными обычаями, свою ненависть к
вашим уважаемым персонам; вы знаете, как она, верная своим ужасным
религиозным принципам, часто обращалась к своему Богу, даже в моменты, когда
служила вашим утехам. Мне известно, что такие случаи замечал Жером; он любил
ее задницу и пользовался ею почти каждый день, хотя Жером больше не питает к
ней ничего, хотя ее ротик стал его единственным прибежищем по причине ее
дебильности, вы знаете, что он, соблазненный великолепными ягодицами этой
девицы, содомировал ее более двадцати раз. Между тем приговор вынесен именно
по просьбе самого Жерома, и ему принадлежит право - думаю вы с этим
согласитесь - быть первым и самым рьяным палачом Октавии. Посмотрите, друзья
мои, посмотрите внимательно, какими жадными глазами он ее сверлит - не
напоминает ли он льва, подстерегающего вкусного ягненка? Ах, блаженные плоды
пресыщения! Вы размягчаете пружины души и в то же время порождаете самые
сладостные ощущения распутства! Рядом с красавицей Октанией вы видите
Мариетту; ягодицы, которые она демонстрирует, долго воспламеняли ваши
желания; нет ни одного сладострастного эпизода на свете, который вы бы с ней
не испробовали. О, природа! Позволь мне пролить здесь несколько слезинок...
сентименты должны погаснуть на этой кафедре истины и справедливости, и
только истина должна вещать устами оратора. Сколько пороков примешано к
добродетелям Мариетты! Она смеялась над вами, она презирала ваши взгляды и
ваши нравы; связавшись с недотрогами из сераля, она пыталась познать и даже
проповедовать религию, о которой мы не говорили ей ни слова, о которой она
услышала со слов набожных ослушниц. Мариетте недоставало усердия в ее
службе, ее приходилось все время понукать, но сама она была на редкость
недогадлива. Немногих девиц наказывали чаще, чем Мариетту, и, несмотря на
мое к ней расположение, вы знаете, сколько раз, закрывая глаза на факты, я
сам вступался за нее. И я сам прошу теперь ее смерти, ее выбрали по моему
предложению, и я хочу, чтобы она умирала в ужасных муках. Примите мой план,
и вы убедитесь, что ни одна наша жертва до сих пор так не страдала.
благодаря твердости наших характеров, пришли к последней стадии
развращенности, и ничто не заставит нас отступить от этого; давайте же
вспомним, что несчастен в пороке лишь тот, кто останавливается на полпути:
только наслаждаясь пороком, можно познать его истинные чары. В отличие от
женщин, которые нам надоедают в силу того, что слишком часто нам отдаются,
порок, напротив, больше услаждает нас в те минуты, когда мы доходим до
пресыщения. И причина здесь проста: надо близко узнать его, чтобы понять его
властную притягательность. Следовательно, только познавая его, мы начинаем
его боготворить. Первый поступок отвращает - это результат отсутствия
привычки, второй забавляет, третий опьяняет, и если бы ничто на этом
сладостном пути не противостояло самым сокровенным желаниям человека, он бы
уснащал только преступлениями каждое мгновение своей жизни. Сомневаться в
том, что самое большое количество счастья, которое доступно человеку на
земле, находят в лоне порока - это значит сомневаться в том, что дневное
светило является первопричиной растительности. Да, друзья мои, как солнце
служит двигателем вселенной, так и порок есть центр духовного огня, который
в нас пылает. Солнце заставляет расцветать плоды земли, порок пробуждает все
страсти в человеческом сердце, только он подогревает их, только он полезен
человеку. Что нам за дело до того, что порок оскорбляет наших ближних, если
мы им наслаждаемся? Разве мы живем для окружающих, а не для себя? Может ли
вообще здравомыслящий человек задаваться таким вопросом? Поэтому, если
эгоизм - первый закон разума и природы, если мы решительно живем и
существуем только для себя, священным для нас должно быть наше удовольствие:
все, что отлично от удовольствия, есть ложь, следствие ошибки и достойно
лишь нашего презрения. Порой говорят, что порок опасен для человека, но
пусть мне объяснят - каким же это образом? Может быть, потому, что он
посягает на права другого? Но ведь всякий раз, когда другой способен
отомстить, равенство прав восстанавливается, выходит, порок никого не
ущемляет. Просто невероятно, как извечные софизмы глупости умудряются
разрушать основу счастья живых существ! Насколько бы все люди были более
счастливы, если бы смогли договориться о способах наслаждения! Но здесь
перед нами встает добродетель, они обманываются ее соблазнительными
одеждами, и вот от счастья не остается камня на камне. Пора навсегда изгнать
эту коварную добродетель из нашего счастливого общества, давайте будем
презирать ее, как она того заслуживает, пусть самое глубокое презрение и
самые суровые наказания падут на голову тех, кто захочет исполнять ее
заповеди. Что до меня, я хочу еще раз повторить свое заклятие в ее адрес. О
мои счастливые собратья! Пусть ваши сердца откликнутся на мой призыв, пусть
под сенью нашей обители всегда пребудут лишь палачи и жертвы!
открылся. Шестеро монахов разошлись по углам зала, шестиугольная форма
которого предлагала каждому удобное место для утех. Гроздья свечей освещали
все углы, в каждом находились широкая оттоманка и комод, содержавший все
Лукин Евгений
Пехов Алексей
Махров Алексей
Доставалов Александр
Черепнин Владимир