АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
складками. Его куполообразная голова была покрыта тонкими седыми волосками,
такими редкими, что они не могли прикрыть блестящую кожу, усеянную
коричневыми пятнышками.
Мне он был неприятен - но не из-за внешности, которая казалась мне
интересной, а потому, что я считал его грубым и его манера выражаться
смущала меня.
Как-то раз он сказал сестре:
- У меня сегодня не было выделений из кишечника, сестра. Это не опасно?
Я быстро посмотрел на нее, чтобы увидеть, как она воспримет эти слова,
но она и бровью не повела.
Его постоянные жалобы раздражали меня - по моему мнению, ему хоть
изредка для разнообразия следовало бы говорить, что он чувствует себя
хорошо.
Иногда Мик спрашивал его:
- Как здоровье, Папаша?
- Хуже быть не может.
- Ну, пока ты еще не умер, - весело говорил Мик.
- Умереть-то не умер, да только по тому, как я себя чувствую, это может
случиться в любую минуту. - Папаша мрачно покачивал головой и отъезжал к
постели какого-нибудь новичка, которому еще не успели надоесть его
причитания.
К старшей сестре он относился с почтением и старался не вызывать ее
неудовольствия; объяснялось это главным образом тем, что она обладала
властью отправить его в приют для престарелых.
- А в таком заведении долго не протянешь, - говорил он Ангусу, -
особенно если ты болен. Раз ты человек старый и больной, то правительство
наше так и норовит от тебя избавиться, и чем скорее, тем лучше.
Поэтому, разговаривая со старшей сестрой, он всячески старался
задобрить ее и внушить ей, что страдает множеством недугов, которые
оправдывают его пребывание в больнице.
Однажды, когда она спросила его, как он себя чувствует, он сказал:
- Сердце у меня в нутре мертвый-мертво, как у дохлого барана.
Я сразу же представил себе колоду мясника, а на ней влажное, холодное
сердце, и мне стало не по себе.
Я сказал Ангусу:
- Сегодня я себя хорошо чувствую, очень хорошо.
- Вот это дело, - ответил он. - Никогда не вешай носа.
Ангус мне нравился.
Утром при обходе старшая сестра спросила у Папаши, который подкатил
свое кресло к камину, обогревавшему палату:
- Кто помял занавеси?
Открытое окно, на котором они висели, было возле камина, и легкий
ветерок относил их к огню.
- Это я сделал, сестра, - признался Папаша, - боялся, как бы не
загорелись.
- У вас грязные руки, - сердито сказала сестра, - все занавеси в темных
пятнах. Извольте впредь просить сиделку, чтобы она их отдергивала.
Папаша заметил, что я прислушиваюсь, и немного погодя сказал:
- Знаешь, старшая сестра - прекрасная женщина. Вчера она спасла мне
жизнь; она, кажется, расстроилась из-за этих занавесей, да только, будь я
дома и будь это мои занавеси, я бы их все равно примял. С огнем шутки плохи.
- Мой отец видел, как сгорел дом, - сказал я.
- Да, да, - нетерпеливо произнес Папаша, - но сейчас дело не в этом.
Судя по тому, с каким видом твой отец расхаживал по палате, он, наверно,
много чего насмотрелся. Пламя могло лизнуть занавеску, и она бы разом
вспыхнула; вот как это бывает.
Иногда Папашу навещал пресвитерианский священник. Этот человек в темной
одежде знал Папашу еще тогда, когда старик жил в хижине у реки. После того
как Папашу взяли в больницу, он продолжал навещать его и приносил ему табак
и номера "Вестника". Это был молодой священник, всегда говоривший серьезно и
пятившийся, словно пугливая лошадь, стоило кому-нибудь из сиделок обратиться
к нему с вопросом. Папаше не терпелось его женить, и он сватал его то одной,
то другой сиделке. Я всегда с большим интересом прислушивался к тому, как оп
расхваливал священника и как ему отвечали сиделки, но, когда старик
заговорил об этом с сиделкой Конрад, я перепугался, подумав, что она может
согласиться.
- Ну где ты найдешь такого хорошего жениха? - говорил ей Папаша. -
Домик у него славный, а что он не очень чистый, так не беда, ты наведешь
порядок. Тебе достаточно сказать одно словечко. Он порядочный человек и
соблюдает себя.
- Я подумаю, - обещала сиделка Конрад Папаше, - может быть, я схожу
посмотреть его домик. А есть у него лошадь и двуколка?
- Нет, - отвечал Папаша, - ему негде их держать.
- А я хочу лошадь и двуколку, - сказала она весело.
Тут я крикнул ей:
- У меня когда-нибудь будет и лошадь и двуколка!
- Ну и отлично, я выйду замуж за тебя. - Она улыбнулась мне и помахала
рукой.
Я откинулся на спинку кровати, сразу с волнением почувствовав себя
взрослым, обремененным ответственностью. У меня не было ни малейшего
сомнения, что теперь мы с сиделкой Конрад обручены, и я старался придать
своему лицу то выражение, с каким отважный путешественник устремляет взор в
морскую даль. Несколько раз подряд я повторил про себя: "Мы запишем это на
ваш счет". Говорить такие слова, по моему глубокому убеждению, могли только
взрослые, и, когда я хотел почувствовать себя мужчиной, а не маленьким
мальчиком, я по нескольку раз произносил их про себя. Вероятнее всего, я
услышал эту фразу, когда ходил с отцом по лавкам.
Весь день я обдумывал планы, как обзавестись лошадью и двуколкой.
Когда доктор Робертсон кончил осматривать меня, он спросил Папашу:
- Как вы себя чувствуете сегодня, Папаша?
- Знаете, доктор, меня всего свело, словно я песком набит. Думаю,
следовало бы меня промыть. Как, по-вашему, порция слабительного мне поможет?
- Пожалуй, - с серьезным видом ответил доктор. - Я распоряжусь, чтобы
вам его дали.
Доктор направился к кровати пьяницы. Тот уже сидел, дожидаясь, чтобы к
нему подошли. Его губы подергивались, а на лице застыло выражение тревоги.
- Как вы себя чувствуете? - сухо спросил доктор.
- Меня все еще трясет, - ответил пьяница, - а так хорошо. Наверно,
доктор, меня уже можно выписать.
- Мне кажется, Смит, что у вас в голове еще не совсем прояснилось.
Разве вы сегодня утром не расхаживали по палате совершенно голым?
Больной ошеломленно посмотрел на него и быстро заговорил:
- Да, это верно, я вставал. Мне надо было помыть ноги. Они были очень
горячие. Подошвы прямо жгло.
- Посмотрим, - коротко сказал доктор. - Может быть, завтра мы вас
выпишем.
Он быстро отошел к соседней кровати, а больной продолжал сидеть,
наклонившись вперед, и теребить одеяло.
Вдруг он лег и застонал:
- Господи, господи!
Как только доктор Робертсон кончил обход, моей матери, которая уже
давно ждала в приемной, разрешили войти в палату. Когда она подходила ко
мне, я испытывал неловкость и смущение. Я знал, что она будет целовать меня,
а мне это казалось ребячеством. Отец меня когда не целовал.
- Мужчины не целуются, - говорил он мне.
Всякое проявление чувств я считал слабостью. Но если бы мать меня не
поцеловала, я был бы огорчен.
Я ее не видел уже несколько недель, и она показалась мне совсем новой.
Ее улыбка, ее спокойная походка, ее светлые волосы, собранные в пучок на
затылке, были мне так хорошо знакомы, что раньше я их не замечал; теперь же
мне было очень приятно увидеть их как будто в первый раз.
- Ее мать была ирландка из Типперери, а отец - немец. Это был мягкий и
добрый человек; в Австралию он приехал вместе с немецким оркестром, где он
играл на контрабасе. Моя мать, наверно, была похожа на своего отца. У нее
были такие же светлые волосы, такая же приятная внешность, такое же открытое
лицо.
Частые поездки в повозке зимой, в ветер и дождь, оставили свой след на
ее огрубевшем лице, которое не знало никакой косметики - не потому, что она
не верила в ее силу, а потому, что на это у нее не хватало денег.
Когда мать подошла к моей кровати, она, должно быть, заметила, что я
смутился.
- Я хотела бы поцеловать тебя, - шепнула она мне, - но тут столько
людей смотрит на нас... Будем считать, что мы поцеловались.
Когда приходил отец, он обычно завладевал разговором, несмотря на все
свое умение слушать; но когда меня навещала мать, больше говорил я.
- Ты много яиц принесла? - спросил я. - У нас есть один больной, он
бедный, и у него нет яиц. Когда он смотрит на стул, стул движется.
Мать взглянула на моего соседа (разговаривая, я смотрел на него) и
ответила:
- Да, я принесла много яиц.
Затем она пошарила в сумке и сказала:
- Я принесла тебе еще кое-что.
С этими словами она достала пакет, перевязанный веревочкой.
- Что это? - прошептал я взволнованно. - Покажи! Нет, я сам разверну.
Дай мне.
- Пожалуйста, - подсказала она, отодвигая пакет.
- Пожалуйста, - повторил я, протягивая к нему руку.
- Это тебе прислала миссис Карузерс, - продолжала она. - Мы еще не
раскрывали пакета, и нам всем хочется узнать, что в нем.
- Как она его принесла? - спросил я, положив пакет к себе на колени. -
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
|
|