Чтение 10–й страницы книги ~Земля-пустыня~

– Поэтому, поверьте, я всеми силами старался отбросить в сторону свои предположения, ведь нельзя же, в самом деле, не доверять этим сообщениям. И тем не менее сколько странных совпадений! В нарских храмах обнаруживаются подписи человека, обладающего почерком господина Ногами, а как известно, господин Ногами издавна любил посещать именно эти храмы. Потом кто-то вырезает как раз те страницы в книгах посетителей, на которых расписался этот человек. Может быть, это только мое предположение, но, возможно, Коити Танака был не только в Тоседайдзи и Ангоине. Не исключено, что он побывал еще в каких-либо храмах, расписался и там и что страницы с его подписью там тоже исчезли…

– Но почему в мире не может быть человека, почерк которого похож на почерк Ногами? – перебила его Сэцуко. – Простите за резкость, но на этом основании строить версию о том, что мой дядя жив, по меньшей мере глупо.

– Вполне возможно, что в своих предположениях я зашел слишком далеко. И все же они не так фантастичны, как могут показаться. Позвольте сообщить вам, что несколько дней назад на глухой окраине Сэтагая был убит человек, который во время войны служил в качестве военного атташе в том же представительстве, что и господин Ногами…

Лицо Сэцуко покрыла мертвенная бледность.

VIII

– Позировать? – спросила Кумико, удивленно глядя на мать.

Кумико, во-первых, неприятно поразила неожиданность предложения, а во-вторых, все это было так непохоже на ее мать, которая всегда отличалась большой рассудительностью.

Не успела она вернуться с работы, как мать сообщила ей, что один художник желает пригласить Кумико позировать.

– Пусть тебя это не пугает, – успокаивала ее мать. – Он лишь просит, чтобы ты несколько сеансов позировала ему в своей обычной одежде. – Такако назвала фамилию довольно известного художника: Кедзо Сасадзима.

– Но почему он решил выбрать именно меня? – спросила Кумико.

– Говорит, что где-то тебя увидел.

– Мне это не нравится.

– Художник задумал написать крупное полотно, для которого ему понадобился образ девушки. Он долго искал подходящий типаж и все никак не мог найти. Однажды он увидел тебя и сразу решил, что именно ты отвечаешь его замыслам. Так по крайней мере мне объяснил господин Таки.

– Господин Таки?!

– Он самый. В свое время господин Таки был специальным корреспондентом в той же стране, где последние годы служил твой отец. Я с ним очень давно не встречалась. И вот неожиданно сегодня он пришел к нам и рассказал о предложении художника. Меня это посещение удивило: ведь мы не встречались лет семь или восемь.

– И вы, мама, сразу согласились? – спросила Кумико, поразившись легкомыслию матери.

– Что мне оставалось делать? Ведь он столько лет работал с отцом бок о бок. Я не решилась отказать. Но если тебе это предложение неприятно, забудем о нем. Я предупредила господина Таки, что прежде всего нужно твое согласие. И все же дело идет всего лишь о трех сеансах. К тому же господин Таки очень настойчиво просил об этом.

– А откуда господин Таки знаком с художником Сасадзимой?

– Они давнишние друзья. Оказывается, художник обратил на меня внимание в электричке. Он даже специально сошел не на своей остановке, незаметно проводил-тебя до дома и узнал, кому этот дом принадлежит.

– Честно говоря, мне все это очень не нравится. Что за привычка – выслеживать человека? – сердито сказала Кумико.

– Художники – они такие. Если увидят подходящий для себя типаж, обо веем забывают. Но ведь пришел сам господин Таки, именно он просил за своего друга. Как же мне было ему отказать, тем более что речь шла всего лишь о трех сеансах.

– Но разве трех дней хватит? – с сомнением спросила Кумико.

– Художник сказал, что вполне достаточно. Ему надо сделать всего лишь набросок твоего лица.

– Ах так?

В общем, Кумико понимала, почему мама дала согласие. Все, что было связано с отцом, она принимала близко к сердцу и, конечно, не могла-отказать его старому другу.

– Я подумаю, – умерив свою непримиримость, сказала Кумико. При других обстоятельствах она рассердилась бы на мать и наотрез отказалась, но сейчас не хотела ей особенно перечить. – Мне что же, придется ходить к нему по вечерам? – спросила Кумико.

Поскольку днем Кумико работала, а вечером посещать незнакомого мужчину девушке неприлично, она рассчитывала, что это убедит мать в неприемлемости предложения художника.

Но Такако, по-видимому, обдумала все заранее.

– В этом году ты ни разу не брала отпуск, – сказала она.

– Да, но ведь я хотела использовать его, чтобы зимой покататься на лыжах.

– А ты возьми отпуск только на два дня, да воскресенье прихвати – вот три и получится. Надо пойти навстречу не художнику, нет, господину Таки.

– Как вы настойчиво уговариваете меня, мама!

– Но ведь господин Таки был другом отца.

– Хорошо, – согласилась Кумико, – но, наверно, мне придется позировать не весь день?

– Господин Таки сказал, не более двух часов.

Кумико согласилась, и Такако успокоилась. Ей казалось, что она исполнила свой долг перед покойным мужем.

– А ты знаешь художника Сасадзиму? – спросила она.

– Только слышала о нем, – ответила Кумико.

– Говорят, он очень талантлив, специалисты высоко ценят его картины, – с улыбкой сказала мать, повторяя, вероятно, слова господина Таки.

Кумико действительно приходилось читать о Сасадзиме хвалебные отзывы, в которых за ним признавали большой талант и отмечали необычное увлечение темными тонами. Особенно он пользовался популярностью среди американцев, которые с удовольствием приобретали его картины.

Внезапно Кумико вспомнила, что она где-то читала, будто Сасадзима холост.

– Мама, – на лице Кумико снова появилось недовольное выражение, – этот Сасадзима ведь не женат.

– Да, господин Таки сказал мне об этом, – без всякого смущения ответила Такако. – И заверил, что художник исключительно порядочный человек, ничего лишнего себе не позволит, да и речь-то идет всего о трех днях.

– Ну что ж, если вы так считаете, я согласна. И все же сама мысль о позировании мне неприятна, – сказала Кумико.

Сасадзима жил сравнительно близко – в том же районе Сугинами, возле станции Митакадай.

От станции к его дому вела дорога, постепенно поднимавшаяся в гору. В этом районе большинство домов стояло на обширных участках, где еще с прежних времен сохранились целые рощи.

Дом Сасадзимы находился в пяти минутах ходьбы от станции. Участок был необычно велик, а сам дом казался небольшим. Позади дома виднелось еще одно строение, по-видимому мастерская художника.

Была суббота, поэтому Кумико смогла прийти к Сасадзиме пораньше. Накануне ее мать сообщила господину Таки по телефону о согласии дочери и о часе первого визита, с тем чтобы он предупредил художника.

Миновав ворота и пройдя по дорожке, обсаженной бамбуком, Кумико остановилась перед слегка покосившимся порогом. Она обратила внимание на обилие цветов на участке. Особенно много было роз. Очевидно, Сасадзима любил цветы.

Кумико позвонила. Дверь отворил сам художник. Он ласково приветствовал Кумико и извинился за небрежность в костюме.

– Проходите, госпожа Ногами. – Художник улыбнулся, прищурив глаза, под ними собрались многочисленные морщинки. Его длинные волосы ниспадали на лоб и закрывали впалые щеки. Он, наверно, был заядлый курильщик: зубы у него уже потемнели от никотина, но это не вызывало неприятного ощущения.

Не дав Кумико ответить на приветствие, он проводил девушку в гостиную.

– У нас гости, – громко крикнул он куда-то в глубину дома. Когда спустя несколько минут пожилая женщина, по-видимому служанка, внесла чай, Кумико поняла, что именно к ней обращался Сасадзима.

Стены гостиной, словно картинная галерея, были увешаны работами художника. Кое в каких мелочах чувствовался тот самый беспорядок, который присущ лишь холостякам. Но может, Кумико это показалось, поскольку она знала, что Сасадзима не женат.

– Прошу простить меня за то, что вынудил вас посетить мой дом, – сказал Сасадзима. – Причину вам, вероятно, господин Таки объяснил.

– Да, – коротко ответила Кумико и слегка покраснела под пристальным взглядом художника.

– Позвольте искренне поблагодарить вас за согласие позировать мне. Я хотел бы сделать лишь несколько набросков вашего лица. Прошу вас чувствовать себя совершенно свободно, сядьте вот здесь, возьмите книгу и почитайте, – сказал художник, успокаивающе улыбаясь.

Кумико в самом деле успокоилась. Это спокойствие возникло из уважения и пока еще смутного доверия, какое она начала испытывать к художнику.

– Когда мы начнем? – спросил Сасадзима.

Кумико сказала, что хорошо бы с завтрашнего дня, с воскресенья.

– Откровенно говоря, я не был уверен, что вы согласитесь позировать, – добавил он.

Вошла служанка, она поздоровалась с Кумико, расставила чашки, налила чай и сразу же вышла.

– У меня нет жены, – смущенно улыбаясь, сказал художник, – поэтому в доме беспорядок. Вам придется потерпеть, тем более что с завтрашнего дня прислуги не будет.

Кумико испуганно взглянула на Сасадзиму. Его слова вновь возбудили в ней беспокойство: ведь ей придется в течение трех дней находиться наедине с художником в этой огромной мастерской со стеклянной крышей.

– Не люблю, когда во время работы по дому бродят посторонние люди, – объяснил художник. – Некому, правда, будет меня обслуживать, но я к этому привык. Ну, а кофе я вам сам сварю.

Протестовать бессмысленно, подумала Кумико, уж раз дала согласие, надо терпеть. Теперь художник мог воспринять ее отказ как оскорбление. Уж два-то часа она как-нибудь выдержит. К тому же Кумико не хотелось так просто потерять то чувство доверия, которое она начала испытывать к художнику.

– В какое время вам будет удобнее приходить? – спросил Сасадзима.

– Я бы хотела в первой половине дня…

– Прекрасно. В эти часы наиболее подходящее освещение. Жду вас завтра в одиннадцать, – сказал художник, не отрывая взгляда от Кумико.

Пустых разговоров художник, должно быть, не любил. Поэтому, договорившись о встрече, он сразу умолк, тем самым намекая, что ей пора уходить. Подобная невежливость, как ни странно, еще более успокоила Кумико.

Сасадзима проводил девушку до порога и с легким поклоном простился с ней.

Кумико той же дорогой направилась к станции. Она никак не могла разобраться в своих впечатлениях. В ожидании электрички Кумико глядела в ту сторону, где она только что была. Там, на холме, среди деревьев, виднелась сверкающая на солнце стеклянная крыша мастерской Сасадзимы.

Кумико охватило странное чувство: ей казалось, что не она, а кто-то другой будет завтра позировать в этой мастерской.

Кумико предполагала, что художник будет рисовать ее в мастерской, но Сасадзима сделал иначе. Он усадил ее в плетеное кресло на террасе и сказал:

– Начнем с эскизов.