предательстве адъютанта и его, волосовской, преданности: он все-таки
сохранил и привез один ящик. Но по дороге он увидел немало следов
партизанской деятельности и понял, что если даже шеф и поверит ему, то
война оборачивается так, что впоследствии его все равно пристукнут
партизаны или войска. Тогда он спрятал ящик в лесу, сжег машину и,
побродив по лесам, прибился к маленькой деревушке. Он считал, что
немецкие документы помогут ему, если он попадет к полицаям, а рассказы
о лагере - если к своим. Ему повезло. Он попал к своим. Его спрятали.
Дважды ему удавалось откупаться от полицаев взятыми у адъютанта
марками, а когда Красная Армия начала наступление, он ушел в леса и
пристал к партизанам. Его приняли, потому что знали: жил в деревне, от
полицаев откупался. Потом вместе с партизанским отрядом влился в
армию. Его, конечно, проверяли, но ведь все, что он делал подлого, все
делалось под фамилией погибшего товарища, а сам Волосов оказался чист:
был в плену, бежал, жил в глухой деревне, потом ушел к партизанам. Но
в армии, он сам признавался, ему не понравилось.
машину. Но тут произошла с ним беда. Он стал бояться, что его
разоблачат. Ему все мерещилось, что откроют его деятельность в
гебитскоманде, а временами казалось, что отомстят немцы. И еще. У него
стала слабеть память. Он рассказывал, что когда его допрашивали как
военнопленного, то часто били по темечку и потому память у него
ослабела. Он боялся жить в Н. и боялся уехать от своего клада, потому
что мог забыть, где он его зарыл. Вот тогда он и посадил поблизости
куст отличной от всех сирени и составил схему местности. Но боязнь все
время толкала его в эту лощину проверить, на месте ли его богатство.
Тут его и стал замечать сторож овчарни. Однажды, как показалось
Волосову, сторож выследил его, и за это Волосов убил его и попал в
тюрьму.
вернуться к своему кладу. Это у него как психоз. Он, по-моему, и
рассказал мне о нем потому, что молчать уже не мог. Мучился он своей
тайной".
клад?
что, руководствуясь схемой, прежде всего нужно разыскать куст редкой в
этих местах обыкновенной русской сирени. Две ветки от нее он прятал в
новом портфеле, в котором хранил для отвода глаз запасные части, и в
боковинке машины. Дома он ничего не хранил, потому что боялся, что в
его отсутствие его могут обокрасть и открыть его тайну.
охранявший свою тайну, сам же записывал месторасположение тайника на
схему и сам рассказал о ней.
силы. Мы ведь лежали рядом почти месяц, а рассказывал он мне все это
недели две - все забывал и путался. Он и мне-то рассказал потому, что
больше некому было. А так у него хоть маленькая, но была надежда. Да
и, честно говоря, если бы я нашел те деньги - попытался бы помочь.
Я-то в тюрьму дуриком попал. Так... все ради веселой жизни.
кому продана автомашина, не сумел: во-первых, уже документов не было,
а во-вторых, на меня стали подозрительно коситься. Тогда я попытался
найти тот окоп. Но их в лощине оказалось много, а какой куст сирени
посажен возле окопа, я не знал. Мне они казались все на один манер.
и только одного индекса и одной серии номеров?
Он рассказал, что вот сюда ездила белая машина с одним человеком, а
потом стала ездить под другим номером и с другим человеком. И этот
индекс он запомнил, потому что ненавидел белые машины. От других людей
я все-таки узнал, что машину Волосова купил какой-то старший офицер,
который демобилизовался и уехал, но якобы он иногда приезжает в Н. И
вот когда я вернулся домой, то оказалось, что индекс и серия номера
принадлежат этой области. Я рассказал об этой истории Женьке Хромову,
и мы решили попытаться разыскать машину. Честно говоря, я слабо верил
в эту затею, а Женька поверил сразу. И еще меня сбило, что воровать
оказалось легко - часто машины даже не запирались. Вот я и подумал:
найдем - хорошо, а не найдем - на выпивку хватит, и лето поживем
весело. Но я, конечно, не ожидал, что дело примет такой серьезный
оборот. Все казалось - мелочи. Побалуемся - и хватит. А теперь вот...
снова небо в клеточку рассматривать. Плохо...
32
документы и протоколы допросов, а потом спросил:
все более хлопотной и опасной. Но я говорил с вашей матерью. (Хромов
сразу подобрался и уставился тревожным взглядом в следователя.) Нет,
она бодра, сильна и, честно говоря, вызывает всяческое уважение. Так
вот, она мне кое-что рассказала о вас. Мой вам совет один: в колониях
есть школы. Повторите позабытое и... пора начинать нормальную жизнь.
Ведь вы не мальчик, чтобы бросаться в дешевые авантюры. Да и не для
вас это. Вы не из того теста.
Вадим. Ему дадут, конечно, на полную железку?
свободного. - Хромов подумал, испытующе взглянул на Грошева и
попросил: - Вы не могли бы... не по-служебному, по-человечески помочь
мне в одном деле?
А то второй тюрьмы он не выдержит, сломается...
Потому что я сам себя осудил. И я свой приговор отбуду. А Вадима
жалко. Из него, может быть, выйдет... не то что человек, а славный
человечек. Он добрый и легкий.
стремлением помочь другому ценой собственного позора и горя. Так может
поступать только очень сильный и смелый человек. Мать Хромовых,
кажется, права: Евгений при желании может укрепить семью. Но ответить
Евгению что-нибудь определенное он, естественно, не мог.
деталях этого дела я доложу. А там - как решит суд.
папочку документов, пошел к гаражу.
крыло, как гладят живое, доброе существо...