Чтение 125–й страницы книги ~Петр и Алексей~

Никто не ответил. В срубе было тихо и темно, как
в гробу. Кругом пустыня. Верхушки деревьев глухо шу-
мели. Подымался ночной свежий ветер. "Если зажгутся,
- подумал капитан, постучал и повторил:
- Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!
Опять молчание: только коростели на болоте скрипели,
да где-то далеко завыла собака. Падучая звезда сверкну-
ла огненной дугою по темному небу и рассыпались искра-
ми. Ему стало вдруг жутко, как будто, в самом деле,
стучался он в гроб к мертвецам.
- Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! - про-
изнес он в третий раз.

Ставня на окне зашевелилась. Сквозь узкую щель блес-
нул огонек. Наконец, окно открылось медленно, и голова
старца Корнилия высунулась.

- Чего надобно? Что вы за люди и зачем пришли?
- По указу его величества, государя Петра Алексееви-
Ча, пришли мы вас увещевать: объявили бы вы о себе, ка-
кого вы звания, чину и роду, давно ли сюда в лес пришли
и с какими отпусками из домов своих вышли, и по каким
указам и позволениям жительствуете? И ежели на святую
восточную церковь и тайны ее какое сумнительство имеете,
О том показали бы письменно и наставников своих
выдали бы для разглагольствия с духовным начальством
без всякого страха и озлобления...

- Мы, крестьяне и разночинцы, собрались здесь все
во имя Исуса Христосика, и жен, и детей своих уберем
и упокоим,- ответил старец тихо и торжественно.- Хотим
умереть огнесожжением за старую веру, а вам, гонителям,
в руки не дадимся, понеже-де у вас вера новая. А ежели
кто хочет спастись, тот бы с нами шел сюда гореть: мы
ныне к самому Христу отходим.

- Полно, братец! - возразил капитан ласково.- Гос-
подь с вами, бросьте вы свое мерзкое намерение сжи-
гаться, разойдитесь-ка по домам, никто на вас не подымет
руки своей. Заживите по-старому в деревнях своих припе-
ваючи. Будете лишь дань платить, двойной оклад...

- Ну, капитан, ты сказывай это малым зубочным
ребятам, а мы таковые обманы уже давно знаем: по усам
текло, да в рот не попало.

- Честью клянусь, всех отпущу, пальцем не трону! -
воскликнул Пырский.

Он говорил искренно: он, в самом деле, решил отпустить
их, вопреки указу, на свой собственный страх, ежели они
сдадутся.

- Да чего нам с тобою глотку-то драть, охрипнем!-
прибавил с доброй улыбкой.- Вишь, высоко до окна, не
слышно. А ты вот что, старик; вели-ка выкинуть ремень,
я подвяжусь, а вы меня к себе подымайте в окошко, толь-
ко не в это, в другое, пошире, а то не пролезу.
Я один, а вас много, чего вам бояться? Потолкуем,-
даст Бог, и поладим...

- Что с вами говорить? Куда же нам, нищим и убогим,
с такими тягаться? - усмехнулся старец, наслаждаясь, ви-
димо, своей властью и силой.- Пропасть великая между
нами и вами утвердилася,- заключил он опять торжест-
венно,- яко да хотящие прийти отсюда к вам не возмогут,
ниже оттуда к нам приходят... А ты ступай-ка прочь, ка-
питан, а то, смотри, сейчас загоримся!

Окошко захлопнулось. Опять наступило молчание.
Только ветер шумел в верхушках деревьев, да коростели
на болоте скрипели.

Пырский вернулся к солдатам, велел им дать по чарке
вина и сказал:

- Драться мы с ними не станем. Мало-де, слышь,
у них мужиков, а все бабы да дети. Выломаем двери
и без оружия голыми руками всех переловим.

Солдаты приготовили веревки, топоры, лестницы, ведра,
бочки с водою, чтобы заливать пожар, и особые длинные
шесты с железными крючьями - кокоты, чтобы вывола-
чивать горящих из пламени. Наконец, когда совсем стем-
нело, двинулись к часовне, сперва обходом, по опушке
леса, потом по полянке, крадучись ползком в высоких
травах и кустах, словно охотники на облаву зверя.

Подойдя вплотную к срубу, начали приставлять лест-
ницы. В срубе все было темно и тихо, как в гробу.
Вдруг окошко открылось и старец крикнул:
- Отойдите! Как начнет селитра и порох рвать, тогда
вас побьет бревнами!

- Сдавайтесь! - кричал капитан.- Все равно с бою
возьмем! Видите, у нас мушкеты да пистоли...
- У кого пистоли, а у нас дубинки Христовы! -
ответил чей-то голос из часовни.
В задних рядах команды появился поп с крестом и стал
читать увещание пастырское от архиерея:
- "Аще кто беззаконно постраждет, окаяннейший есть
всех человек: и временное свое житие мучением погубит,
и муки вечной не избегнет"...

Из окошка высунулось дуло ветхой дедовской пищали,
и грянул выстрел холостым зарядом: стреляли не для
убийства, а только для устрашения гонителей.
Поп спрятался за солдатские спины. А вдогонку ему
старец, грозя кулаком, закричал с неистовой яростью:
- Адские преисподние головни! Содомского пламени
встанки! Разоренного вавилонского столпотворения семя!
Дайте только срок, собаки, не уйдете от меня - я вам,
и лучшим, наступлю на горло о Христе Исусе, Господе
нашем! Се, приидет скоро и брань сотворит с вами мечом
уст Своих, и двигнет престолы, и кости ваши предаст
псам на съядение, якож Иезавелины! Мы горим здешним
огнем, вы же огнем вечным и ныне горите и там гореть
будете! Куйте же мечи множайшие, уготовляйте муки лю-
тейшие, изобретайте смерти страшнейшие, да и радость
наша будет сладчайшая!.. Зажигайся, ребята! С нами Бог!

В окно полетели порты, сарафаны, гулупы, рубахи и
чуйки:

- Берите их себе, гонители! Метайте жеребий! Нам
ничего не нужно. Нагими родились и предстанем нагими
пред Господом!..

- Да пощадите же хоть детей своих, окаянные! -
воскликнул капитан с отчаяньем.

Из часовни послышалось тихое, как бы надгробное, пение.
- Взлезай, руби, ребята!- скомандовал Пырский.
Внутри сруба все было готово. Поджога прилажена. Ку-
дель, пенька, смолье, солома и береста навалены грудами.
Восковые свечи перед образами прикреплены к паникади-
лам так слабо, что от малейшего сотрясения должны были
попадать в желоба с порохом: это всегда делали нарочно
для того, чтобы самосожжение походило как можно меньше
на самоубийство. Ребят-подростков усадили на лавки; одеж-
ду их прибили гвоздями так, чтобы они не могли оторвать-
ся; скрутили им руки и ноги веревками, чтобы не метались;
рты завязали платками, чтоб не кричали. На полу в че-
реповой посуде зажгли ладан фунта с три, чтоб дети за-
дохлись раньше взрослых и не видели самого ужаса гари.

Одна беременная баба только что родила девочку. Ее
положили тут же на лавке, чтобы крестить крещением
огненным.