- Жил-был человек на Руси, Данилой Филипповичем
звать,- произнес Емельян, усмехаясь,- читал книги, чи-
тал, все прочел, а толку, видит, мало - собрал их в куль,
да бросил в Волгу. Ни в старых-де книгах, ни в новых
нет спасения,- а нужна единая -
Книга золотая,
Книга животная,
Книга голубиная -
Сам Сударь Дух Святой!
Последние слова он спел на тот же лад, как Митька
певал свои странные песни.
- Где ж эта книга? - допытывался Тихон робко и
жадно.
- А вон, гляди!
Он указал ему в открытую дверь на небо.
- Вот тебе и книга! Солнышком, что перышком зла-
тым, сам Господь Бог пишет в ней словеса жизни веч-
ной. Как прочтешь их,- постигнешь всю тайну небесную
и тайну земную...
Емельян посмотрел на него пристально, и от этого
взора стало вдруг Тихону жутко, как будто заглянул он
в бездонно-прозрачную темную воду.
А Емельян, перемигнувшись с хозяином, внезапно
умолк.
- Так значит ни в старой, ни в новой церкви нет
спасения? - заговорил поспешно Тихон, боясь, чтобы он
совсем не замолчал, как давеча Митька.
- Что ваши церкви? -пожал Емельян плечами пре-
зрительно.- Мурашиные гнезда, синагоги ветхие, толкуч-
ки жидовские! Воры рубили, волы возили. Благодать-то
вся у вас окаменела. Духом была и огнем, стала дорогим
каменьем, да золотом на иконах ваших, да ризах попов-
ских. Очерствело слово Божие, сухарями стало черствы-
ми - не сжуешь, только зубы обломаешь!
И наклонившись к Тихону, прибавил шепотом:
- Есть церковь истинная, новая, тайная, светлица свет-
лая, из кипариса, барбариса и аниса срубленная, горница
Сионская! Не сухарей тех черствых, а пирожков горя-
ченьких, да мягоньких, прямо из печи там кушают -
слов живых из уст пророческих; там веселие райское, не-
бесное, пиво духовное, о нем же церковь поет; приидите,
пиво паем новое, нетления источник, из гроба одождивша
Христа.
- То-то пивушко! .Человек устами не пьет, а пьян жи-
вет,- воскликнул Парфен Парамоныч и, вдруг закатив
глаза к потолку, фистулою неожиданно тонкой запел впол-
голоса:
Варил пивушко-то Бог,
Затирал Святой Дух...
И Ретивой, и Митька подпевали, подтягивали, прито-
пывали в лад ногами, подергивали плечами, словно под-
мывало их пуститься в пляс. И у всех троих глаза стали
пьяные.
Варил пивушко-то Бог,
Затирал Святой Дух,
Сама Матушка сливала,
Вкупе с Богом пребывала;
Святы ангелы носили,
Херувимы разносили.
Тихону казалось, что до него доносится топот бес-
численных ног, отзвук стремительной пляски, и было в
этой песне что-то пьяное, дикое, страшное, от чего захва-
тывало дух и хотелось слушать, слушать без конца.
Но сразу, так же внезапно как начали, умолкли все
трое.
Емельян стал просматривать счетные книги. Митька
поднял сброшенный куль и понес дальше, а Парфен Па-
рамоныч провел рукою по лицу, как будто стирая с него
что-то, встал, зевнул, лениво потягиваясь, перекрестил рот
и проговорил обыкновенным хозяйским голосом, каким,
бывало, каждый вечер говаривал:
- Ну, молодцы, ступай ужинать! Щи да каша про-
стынут.
И опять лавка стала, как лавка - словно ничего и
не было.
Тихон очнулся, тоже встал, но вдруг, точно какая-то
сила бросила его на пол - весь дрожащий, бледный, упал
на колени, протянул руки и воскликнул:
- Батюшки родимые! Сжальтесь, помилуйте! Мочи
моей больше нет, истомилась душа моя, желая во дворы
Господни! Примите в общение святое, откройте мне тай-
ну вашу великую!..
- Вишь, какой прыткий! - посмотрел на него Емель-
ян со своей хитрой усмешкой.- Скоро, брат, сказка ска-
зывается, да не скоро дело делается. Надо сперва спросить
Батюшку. Может, и сподобишься. А пока ешь пирог с
грибами, да держи язык за зубами - знай, молчи да
помалкивай.
И все пошли ужинать, как ни в чем не бывало.
Ни в этот день, ни в следующий не было речи ни о
каких тайнах. Когда Тихон сам заговаривал, все молчали
и глядели на него подозрительно. Словно какая-то заве-
са приподнялась перед ним и тотчас вновь опустилась.
Но он уже не мог забыть того, что видел.
Был сам не свой, ходил, как потерянный, слушал и не
понимал, отвечал невпопад, путал счеты. Хозяин бранил
его. Тихон боялся, что его совсем прогонят из лавки.
Но в субботу, ровно через неделю, поздно вечером,
когда он сидел у себя в светелке один, вошел Митька.
- Едем! - объявил он поспешно и радостно.
- Куда?
- К Батюшке в гости.
Не смея расспрашивать, Тихон торопливо оделся, со-
шел вниз и увидел у крыльца хозяйские сани.
В них сидел Емельян и Парфен Парамоныч, закутанный в шубу.
Тихон примостился у ног их, Митька сел на облучок,
и они понеслись по ночным пустынным улицам. Ночь
была тихая, светлая. Луна - в чешуе перламутровых ту-
чек. Переехали по льду через Москву-реку и долго кру-
жили по глухим переулкам Замоскворечья. Наконец, мель-
кнули в лунной мгле, среди снежного поля, мутно-розовые,
с белыми зубцами и башнями, стены Донского мона-
стыря.
На углу Донской и Шабельской слезли с саней. Мить-
ка въехал во двор и, оставив там сани с лошадьми, вер-
нулся. Пошли дальше пешком вдоль длинных, покривив-
шихся, занесенных снегом, заборов. Завернули в тупик,
где по колено увязли в снегу. Подойдя к воротам о двух
щитках с железными петлями, постучались в калитку.
Им отворили не сразу, сперва окликнули, кто и откуда.
За калиткой был большой двор со многими службами.
Но, кроме старика-привратника, кругом ни души - ни
огня, ни лая собаки-точно все вымерло. Двор кончился,
и они стали пробираться узенькою, хорошо протоптанною
тропинкою, между высокими сугробами снега, по каким-то
задворкам, не то пустырям, не то огородам. Пройдя вто-