Чтение 39–й страницы книги ~Петр и Алексей~

Кажется иногда, что в этой ненависти-тайный страх;
как будто мы, немцы, предчувствуем, что кто-то кого-то
непременно съест: или мы - их, или они - нас.

17 января

- Так как же вы полагаете, фрейлин Юлиана, кто
я такой, дурак или негодяй? - спросил меня царевич,
встретившись со мной сегодня поутру на лестнице.

Я сначала не поняла, подумала, он пьян, и хотела
пройти молча. Но он загородил дорогу и продолжал, гля-
дя мне прямо в глаза:

- Любопытно было бы также знать, кто кого съест -
мы вас, или вы нас?

Тут только я догадалась, что он читал мой дневник.
Ее высочество брала его у меня ненадолго, тоже хотела
прочесть; царевич, должно быть, заходил к ней в комнату,
когда ее не было там, увидел дневник и прочел.

Я так смутилась, что готова была провалиться сквозь
землю. Краснела, краснела до корня волос, чуть не пла-
кала, как пойманная на месте преступления школьница.
А он все смотрел, да молчал, как будто любовался моим
смущением. Наконец, сделав отчаянное усилие, я снова
попыталась убежать. Но он схватил меня за руку. Я так
и обмерла от страха.

- А что, попались-таки, фрейлен,- рассмеялся он ве-
селым, добрым смехом.- Будьте впредь осторожнее. Хо-
рошо еще, что прочел я. а не кто другой. Ну и острый же
язычок у вашей милости - бритва! Всем досталось. А ведь,
что греха таить, много правды в том, что вы говорите
о нас, ей, ей, много правды! И хоть не по шерстке глади-
те, а за правду спасибо.

Он перестал смеяться, и с ясной улыбкой, как товарищ
товарищу, крепко пожал мне руку, точно в самом деле
благодарил за правду.

Странный человек. Странные люди вообще эти рус-
ские. Никогда нельзя предвидеть, что они скажут или
сделают.
Чем больше думаю, тем больше кажется мне, что есть
в них что-то, чего мы, европейцы, не понимаем и никогда
не поймем: они для нас-как жители другой планеты.

2 февраля

Когда я проходила сегодня вечером по нижней гале-
рее, царевич, должно быть, услыхав шаги мои, окликнул
меня, попросил зайти в столовую, где сидел у камелька,
один, в сумерках, усадил в кресло против себя и загово-
рил со мной по-немецки, а потом по-русски, так ласково,
как будто мы были старыми друзьями. Я услышала от
него много любопытного.

Но всего не буду записывать: небезопасно и для меня
и для него, пока я в России. Вот лишь несколько от-
дельных мыслей.

Больше всего удивило меня то, что он вовсе не такой
защитник старого, враг нового, каким его считают все.

- Всякая старина свою плешь хвалит,- сказал он мне
русской пословицей.- А неправда у нас, на Руси, весьма
застарела, так что, хоромины ветхой всей не разобрав и
всякого бревна не рассмотрев,- не очистить древней гни-
лости...

Ошибка царя, будто бы, в том, что он слишком то-
ропится.

- Батюшке все бы на скорую руку: тяп-ляп и корабль.
А того не рассудит, что где скоро, там не споро. Сбил,
сколотил, вот колесо, сел да поехал, ах, хорошо; оглянулся
назад - одни спицы лежат.

18 февраля

У царевича есть тетрадь, в которую он выписывает
из Церковно-Гражданской Летописи Барония статьи, как
сам выражается, "приличные на себя, на отца и на дру-
гих - в такой образ, что прежде бывало не так, как ныне".
Он дал мне эту тетрадь на просмотр. В заметках виден
ум пытливый и свободный. По поводу некоторых слишком
чудесных легенд, правда, католических,- примечание в
скобках: "справиться с греческим";' "вещь сумнительная";
"сие не весьма правда".

Но всего любопытнее показалось мне заметки, в ко-
торых сравнивается прошлое чужое с настоящим рус-
ским.

"Лето 395.- Аркадий цесарь повелел еретиками звать
всех, которые хоть малым знаком от православия отли-
чаются". Намек на православие русского царя.

"Лето 455.- Валентин цесарь убит за повреждение
уставов церковных и за прелюбодеяние". Намек на унич-
тожение в России патриаршества, на брак царя с Екате-
риною при жизни первой жены, Авдотьи Лопухиной.

"Лето 514.- Во Франции носили долгое платье, а
короткое Карлус Великий запрещал; похвала долгому,
а короткому супротивное". Намек на перемену русского
платья.

"Лето 814.- Цесаря Льва монах прельстил на иконо-
борство. Также и у нас". Намек на царского духовника,
монаха Федоса, который, говорят, советует царю отменить
почитание икон.

"Лето 854.- Михаил цесарь церковными Тайнами
играл". Намек на учреждение Всепьянейшего Собора,
свадьбу шутовского патриарха и многие другие забавы
царя.

Вот еще некоторые мысли.

О папской власти: "Христос святителей всех уравнял.
А что говорят, без решения Церкви спастися не можно -
и то ложь явная, понеже Христос сам сказал: веруяй в
Мя жив будет вовеки; -а не в церковь Римскую, которой
в то время не было, и покамест проповедь Апостольская
в Рим не дошла, много людей спаслося".

"Магометанские злочестия чрез баб расширилися. Охо-
та баб к пророкам лживым".

В целых ученых исследованиях о Магомете сказано
меньше, чем в этих четырех словах, достойных великого
скептика Бейля!

Намедни Толстой, говоря о царевиче, сказал мне со
своею лисьей усмешкой:
- К приведению себя в любовь - сей наилучший спо-
соб: в нужных случаях уметь прикрыться кожею простей-
шего в скотах.

Я не поняла тогда; теперь только начинаю понимать.
В сочинении одного старинного английского писате-
ля - имя забыла - под заглавием Трагедия о Гамлете,
принце Датском, этот несчастный принц, гонимый врага-
ми, притворяется не то глупцом, не то помешанным.
Примеру Гамлета не следует ли русский принц? Не
прикрывается ли "кожею простейшего в скотах"?