Однажды к Богатыреву приехали морские офицеры. Это после Свистополя было,
и развращены они тогда были - немыслимо. Как же - гир-рои. С битым задом.
Ну а медведя известно как травят. В кругу два бревна, крест-накрест
вкопанные в землю. На пересечении - кольцо, а за него зацеплен канат
длиной аршинов пять-шесть. А на канате - медведь. В кругу сам Богатырев, а
возле него хлопцы из Нового Села, что его слушаются, да все с кольями в
руках: иногда на медведя, а иногда и на публику. И начали офицеры
скандалить, потому что пьяные и возбужденные: "Богатырева травить! Бороду
ему выдрать!" Успокаивали их по-доброму - нич-чего. Станового они
прогнали. Полковника Калашникова, человека уважаемого, и того не
послушали. Тогда идет к ним Дмитрий Большой из Нового Села, первый на
Москву кулачник. Моряки ему кричат: "Прочь!" А он им: "Этого и нам,
мужикам, простить нельзя, а не то что высокородным". Тут один из моряков
Дмитрия Большого за бороду. Тот аж побелел. "Нет, - говорит, - барин!
По-нашему не так". Да в охапку того, да в круг, к медведю. Публика тогда -
на Дмитрия. А новосельцы с дружками - в защиту. Как начали бить офицеров,
те врассыпную, на поле, на шоссе. А за ними новосельцы, в колья их да
дубинками.
никакого суда. Только выпили потом битые с теми, кто бил. Много
смеялись... Новосельцы эти такие разбойники: на каждом дворе виселицу
ставь - не ошибешься.
по-культурному - Новая Андроновка. Дорожка тут-у-у! Народ смелый, никакого
дьявола не боится.
монастыря, запущенные, с обшарпанными стенами.
согласия. Приемлет священство от никонианской церкви.
роща.
Для империатрицы Анны. А теперь там, в этом лесу, разного мусора полно. А
вон там - полевой двор, речка Синичка, а за нею поле, а за ним -
Измайловский зверинец, аж до самого Лосиного завода.
малое верст тридцать. И тут же тракт. Очень удобное место для засады и
бегства.
Шамбаран] да через дорогу от двора богатыревское подворье.
заборы, салотопки), когда произошло нечто неожиданное.
свист резанул уши. Ломая ветви, из кустарника наперерез лошадям
устремились человеческие фигуры. Пятеро здоровенных то ли мужиков, то ли
мещан в поддевках. У двоих в руках шкворни [сердечник, стержень и т.п.;
болт, на котором ходит передок повозки], один с ножом, еще двое с
кистенями. Лица ничем не закутаны - значит, живыми не выпустят.
бричку. Густо висело над головами упоминание общей матери.
синем небе блестящий, покрытый шипами шар кистеня.
двое остальных, понимая, что это - все, что не будет ни дела, ни родины,
ни жены, он вздрогнул в смертельной тоске и только тут инстинктивно понял,
что ударить точно убийца не сможет: помешают те, что висят у Алеся на
руках.
кистень. Ударил в причинное место. Тот, словно переломившись, рухнул из
брички, затрепыхался на земле. Кистень выпал из его руки, но остался
висеть на краешке брички, покачивался.
Алеся, бросил его и тоже потянулся за кистенем.
другого в зубы, заломил назад, опрокинул из брички, бросился к первому,
что тянулся за кистенем, схватил за ноги, дернул. Тот грохнулся лицом о
переднее сиденье. Алесь взобрался на него, перехватил теплую рукоять
кистеня и с силой опустил шар на того, что оседлал Макара. Угодил по
хребтине. Ударенный завизжал, как заяц, оторвался, прыгнул из брички.
сзади, а тот, что лежал под ним, обхватил его ногу, мешая двигаться.
припечатал к низу брички голову того, что лежал под Алесем. И тогда они
вдвоем насели на детину, что держал Загорского сзади. Вышвырнули.
брички), держал его за руку с зажатым ножом. Налитое кровью лицо рослого,
сила, с которой он выкручивал руку, говорили о том, что борьба будет
недолгой.
отпустил Чивьина, заломился, упал на землю под колеса.
упал на редкость удачно - аккурат между колес - и теперь вставал, держась
за ушибленное место. Второй, которому Алесь дал в пах, все еще корчился.
Еще двое стояли и с недоумением глядели вслед, видимо, не могли понять,
как это вырвалась добыча.
сознание. А кони летели, разрывая воздух.
швырнул его плашмя на дорогу. Видел, как тот катился по склону. А потом
"поле побоища" скрылось из глаз.
лицо да у Алеся кровоточили пальцы на левой руке - разбил о лицо первого,
которого сбросил.
него был оторван, а лицо все еще бледное) сказал чужим голосом:
ты, князь, я гляжу, хват. Пропали б, если б не ты. Знаешь, кто это? Тот,
саженный, что под колеса угодил, это сам Алексашка Щелканов, первый в
Москве головорез и разбойник. Тот, которого ты первым сбросил, - Михаила
Семеновский. Это прозвище у него такое. Тот, кого ты по горбу кистенем
лизнул, - новоселец Васька Сноп. Остальных не знаю.
сволочи! Вот ужо я Ивану скажу. По Щелканову Сашке - брат его, Сенька,
тоже у Богатырева в работниках - Сибирь плачет [Александр Щелканов позже
выслан в Петропавловск-Камчатский]. Да и эти, Васька с Михайлой, иного не
стоят. Знаешь, что они однажды сотворили? По дороге в село Ивановское, что
за зверинцем, на фабрику двигался обоз с пряжей. Мужики шли возле первой
лошади. Так эти черти незаметно пристроились и два воза свернули с дороги
и увели. Мужики поначалу не заметили, а потом спохватились да с дрюками на
богатыревский двор. Михаила стоит у ворот. Те ломятся во двор, а он ворота
на собачий двор открыл, а там около сотни псов, да работники подошли с
ножами, и по фартукам кровь течет. Мужики, ясно, ходу. Да и то, даже если
б впустили их обыскать дворы - ничего не получилось бы. Там, у Ивана, на
"скверном" дворе две ямы Дохлятину ободранную туда сбрасывают и землей
засыпают, а потом, когда мясо сгниет, выбирают кости. И каждая яма на
тысячу конских туш. Так они лошадей "спрятали": завели вместе с возами в
яму и засыпали землей.
же. Сам не верю.
своему, дониконовскому, богу.
обнесены высоким забором, ворота - мощные.
два сторожа и спорили о петушиных боях.
из черного хлеба.
гребень и сережки и тут же самому дать исклевать. Вот тогда это будет
птица! А потом уже доводить до положения.
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей
Самойлова Елена