солнцем белые стволы берез, мягко шелестели ветви, почти незаметно, только
если смотреть на рощу издали, тронутые зеленью.
Где-то далеко-далеко слева, по эту сторону дороги, угадывалась
богатыревская усадьба, а напротив нее - Анненгофская посадка, за которой
бесконечно тянулся Измайловский бор.
дорогу. В последний момент решили, что первую пару троек, на которой будут
скакать к "лаптевской" подставе, лучше купить, а потом отвести в сторону
от дороги и там бросить - кто-нибудь подберет.
сильные мрачные мужики.
Хлюста, только цена человеческой жизни была не сорок, а сорок пять рублей.
Когда по приказу сырейщика незадачливые разбойники пришли к Алесю, они
были в отчаянии.
еще было трудно ходить), и тот, кого он выбросил из брички (человек
отделался ушибами).
распухшим носом. Рябой новоселец Васька Сноп. И еще саженный красавец
Щелканов с нахальным и диковатым лицом.
пасху такого делать нельзя - били плетью во дворе Бутырской тюрьмы.
ходить. Но Загорский знал, чего ему это стоило, ему, которого никто
никогда не тронул пальцем, кроме как в драке, потому что детей у них бить
не полагалось ни родителям, ни чужим, а конюшня - позор панского двора.
Рогожскую, чтоб отказаться на три дня от услуг Чивьина: незачем впутывать
старика в это дело.
малиновая, голубая и желтая яичная скорлупа. И, соревнуясь с нею в блеске,
качались в воздухе связки забрызганных солнцем шаров, словно наполненных
небом, солнечным сидром или кровью.
водой, - и солнце искрилось в воде. Продавали "тещины языки", что
распрямляются до пояса, если подуешь, - и солнце дрожало на красных
языках.
то же солнце бесстыдно гуляло в прорехах.
на землю. И вот увидел...
золотом нетленный синий контур Крутицкого теремка. Что-то сжало сердце
Алеся. Сжало впервые за многие дни. Нежностью и болью.
от гнусности и нечистот? Как?..
дело, что в никонианских грешно мыться. Все окраины города, все его
торговые ряды, все роскошные дворцы были таким гнойником, что к нему было
гадко прикоснуться.
Нельзя, чтобы они играли водой в том самом тазу, в котором мылся какой-то
там Кирюшка, хотя он всего лишь холуй тех, кто в общие бани не ходит.
Крутицком подворье построили при царе Алексее Михайловиче пленные
белорусские мастера].
фанатизма, и темноты. Пусть крыши на этих улочках на Тележной, Вороньей и
Хиве, бурые от чая (берут в трактирах спитой чай, сушат его на крышах и,
добавляя разные примеси, делают "настоящий кахтинский" чай для
простонародья - все эти же "рогожские китайцы"), пусть на улочках здесь
лужи, пусть жизнь заскорузлая.
гонимы, потому что слава тем, кто гоним, потому что они верят, пусть и в
темное, - лишь бы только не в святость царей и их быдла.
знаешь нас, понимаешь... Значит, скоро и домой?
я исчезну?
ты согласишься вчетвером нападать на этап? На полувзвод караульных?
колеблясь ни минуты, и даже при этом условии шансов остаться в живых почти
не было. Они четверо шли на это сознательно: Алесь и Кондрат - как
кровные, Мстислав - из-за дружбы, Кирдун - потому что на это шел Алесь. И
он не жалел троих новых. Сами сели за стол с Хлюстом, сами напали на
бричку, сами должны были погибнуть от ножа, если б не он, Алесь.
солнце уложенный булыжником отрезок дороги, как, если перевести взгляд
направо, брусчатка кончается и начинается грязь, месить которую до самого
Нижнего, увалы и дорога, то ныряющая в ложбины, то (далеко-далеко)
взбегающая на гряды пригорков.
массив Измайловского зверинца и дорогу.
на дороге - ни души...
Большинство из них отстает от этапа здесь - примиряются. А часть - вон
там, возле "слезного" Лесного острова, за три версты отсюда. Какой смысл
идти дальше? Не дозволяют, да и не нужно, все равно не поможешь.
навсегда.
рыдания, бабы ломают руки, мужчины глядят в землю.
Затем - те, у кого только ручные. За ними - те, что вовсе без кандалов.
край света...
башни... (*28) Звенят цепи, ружья стражи.
колокольцами. Будут стоять богатейшие постоялые дворы, ибо это не только
дорога слез, но и дорога "к Макарию", на ярмарку. И одни будут везти
товары, а другие всю дорогу жить милостыней, а потому перед каждым селом
затягивать "песню милосердия", в такт ей бряцая кандалами:
Акунин Борис
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк