Чтение 24–й страницы книги ~Фиалки по средам~

бы вас налогами, и были бы вы теперь куда богаче... Обратите все ваши
ценности в золото и спите себе спокойно.

Супруги Борак послушались Фабера. Они купили золото, абонировали сейф в
банке и время от времени, млея от восторга, наведывались в этот финансовый
храм поклониться своему идолу. Потом я лет на десять потерял их из виду.
Встретил я их уже в 1937 году--у торговца картинами в Фобур-Сент-Оноре.
Борак держался с грустным достоинством, мадам Борак, маленькая, чистенькая
старушка в черном шелковом платье с жабо из кружев, казалась наивной и
непосредственной. Борак, конфузясь, попросил у меня совета:

-- Вы, дорогой друг, сами человек искусства. Как, по-вашему, можно еще
надеяться на то, что импрессио-

(108)

нисты снова поднимутся в цене? Не знаете?.. Многие считают это
возможным, но ведь их полотна и без того уже сильно подорожали... Эх,
приобрести бы мне импрессионистов в начале века... А еще лучше было бы,
конечно, узнать наперед, какая школа войдет в моду, и скупить сейчас картины
за бесценок. Да вот беда: заранее никто ни за что не может поручиться... Ну
и времена! Даже эксперты тут бессильны! Поверите ли, мой дорогой, я их
спрашиваю: "На что в ближайшее время поднимутся цены?" А они колеблются,
запинаются. Один говорит: на Утрилло, другой -- на Пикассо... Но все это
слишком уж известные имена.

-- Ну, а ваше золото? -- спросил я его.

-- Оно у меня.. у меня... Я приобрел еще много новых слитков... Но
правительство поговаривает о реквизиции золота, о том, чтобы вскрыть
сейфы... Подумать страшно... Я знаю, вы скажете, что самое умное перевести
все за границу... Так-то оно так... Но куда? Британское правительство
действует так же круто, как наше... Голландия и Швейцария в случае войны
подвергаются слишком большой опасности... Остаются Соединенные Штаты, но с
тех пор, как там Рузвельт, доллар тоже... И потом придется переехать туда на
жительство, чтобы в один прекрасный день мы не оказались отрезанными от
наших капиталов...

Не помню уж, что я ему тогда ответил. Меня начала раздражать эта чета,
не интересующаяся ничем, кроме своей кубышки, когда вокруг рушилась
цивилизация. У выхода из галереи я простился с ними и долго глядел, как эти
две благовоспитанные и зловещие фигурки в черном удаляются осторожными
мелкими шажками. И вот теперь я встретил Борака в "Золотой змее" на Лексинг-
• тон-авеню. Где их застигла война? Каким ветром занесло в Нью-Йорк?
Любопытство меня одолело, и, когда Борак поднялся со своего места, я подошел
к нему и назвал свое имя.

-- О, еще бы, конечно, помню,--сказал он.--Как я рад видеть вас,
дорогой мой. Надеюсь, вы окажете нам честь и зайдете на чашку чая. Мы живем
в отеле "Дель-монико". Жена будет счастлива... .Мы здесь очень скучаем, ведь
ни она, ни я не знаем английского...

-- И вы постоянно живете в Америке?

(109)

---- У нас нет другого выхода,-- ответил он.-- Приходите, я вам все
объясню. Завтра к пяти часам.

Я принял приглашение и явился точно в назначенное время. Мадам Борак
была в том же черном шелковом платье с белым кружевным жабо, что и в 1923
году, и с великолепными жемчугами на шее. Она показалась мне очень
удрученной.

-- Мне так скучно,-- пожаловалась она.-- Мы заперты в этих двух
комнатах, поблизости ни одной знакомой души... Вот уж не думала я, что
придется доживать свой век в изгнании.

-- Но кто же вас принуждает к этому, мадам?-- спросил я.-- Насколько
мне известно, у вас нет особых личных причин бояться немцев. То есть я,
конечно, понимаю, что вы не хотели жить под их властью, но пойти на
добровольное изгнание, уехать в страну, языка которой вы не знаете...

-- Что вы, немцы тут ни при чем,-- сказала она.-- Мы приехали сюда
задолго до войны.

Ее муж встал, открыл дверь в коридор и, убедив^ шись, что нас никто не
подслушивает, запер ее на ключ, возвратился и шепотом сказал:

-- Я вам все объясню. Я уверен, что на вашу скромность можно
положиться, а дружеский совет пришелся бы нам как нельзя кстати. У меня
здесь, правда, есть свой адвокат, но вы меня лучше поймете... Видите ли...
Не знаю, помните ли вы, что после прихода к власти Народного фронта мы сочли
опасным хранить золото во французском банке и нашли тайный надежный способ
переправить его в Соединенные Штаты. Само собой разумеется, мы и сами решили
сюда перебраться. Не могли же мы бросить свое золото на произвол судьбы...
Словом, тут и объяснять нечего... Однако в 1938 году мы обратили золото в
бумажные доллары. Мы считали (и оказались правы), что в Америке девальвации
больше не будет, да вдобавок кое-кто из осведомленных людей сообщил нам, что
новые геологические изыскания русских понизят курс золота... Тут-то и возник
вопрос: как хранить наши деньги? Открыть счет в банке? Обратить их в ценные
бумаги? В акции?.. Если бы мы купили американские ценные бумаги, пришлось бы
платить подоходный налог, а он здесь очень велик... Поэтому мы' все оставили
в бумажных долларах,

(110)

Я, не выдержав, перебил его:

-- Стало быть, для того чтобы не платить пятидесятипроцентного налога,
вы добровольно обложили себя налогом стопроцентным?

-- Тут были еще и другие причины,--продолжал он еще более таинственным
тоном.-- Мы чувствовали, что приближается война, и боялись, как бы
правительство не заморозило банковские счета и не вскрыло сейфы, тем более
что у нас нет американского гражданства... Вот мы и решили всегда хранить
наши деньги при себе.

-- То есть как "при себе"? -- воскликнул я.--• Здесь, в отеле?

Оба кивнули головой, изобразив какое-то подобие улыбки, и обменялись
взглядом, полным лукавого самодовольства.

-- Да,-- продолжал он еле слышно.-- Здесь, в отеле. Мы сложили все -- и
доллары, и немного золота -- в большой чемодан. Он здесь, в нашей спальне.

Борак встал, открыл дверь в смежную комнату и, подведя меня к порогу,
показал ничем не примечательный с виду черный чемодан.

-- Вот он,-- шепнул Борак и почти благоговейно прикрыл дверь.

-- А вы не боитесь, что кто-нибудь проведает об этом чемодане с
сокровищами? Подумайте, какой соблазн для воров!

^- Нет,--сказал он.--Во-первых, о чемодане не знает никто, кроме нашего
адвоката... и вас, а вам я всецело доверяю... Нет уж, поверьте мне, мы все
обдумали. Чемодан никогда не привлекает такого внимания, как, скажем, кофр.
Никому не придет в голову, что в нем хранится целое состояние. Да вдобавок
мы оба сторожим эту комнату и днем и ночью.

-- И вы никогда не выходите?

-- Вместе никогда! У нас есть револьвер, мы держим его в ящике комода,
по соседству с чемоданом, и один из нас всегда дежурит в номере... Я хожу
завтракать во французский ресторан, где мы с вами встретились. Жена там
обедает. И чемодан никогда не остается без присмотра. Понимаете?

-- Нет, дорогой господин Борак, не понимаю, не могу понять, ради чего
вы обрекли себя на эту жалкую жизнь, на это мучительное затворничество...
Налоги?

(Ill)

Да черт с ними! Разве ваших денег не хватит вам с лихвой до конца
жизни?

-- Не в этом дело,-- ответил он.-- Не хочу я отдавать другим то, что
нажил с таким трудом.

Я попытался переменить тему разговора. Борак был человек образованный,
он знал историю; я попробовал было напомнить ему о коллекции автографов,
которую он когда-то собирал, но его жена, еще сильнее мужа одержимая
навязчивой идеей, вновь вернулась к единственному волновавшему ее предмету.

-- Я боюсь одного человека,-- шепотом сказала она.-- Это немец,
метрдотель, который приносит нам в номер утренний завтрак. Он иногда так
поглядывает на эту дверь, что внушает мне подозрение. Правда, в эти часы мы
оба бываем дома, поэтому я надеюсь, что опасность не так уж велика.

Другой их заботой была собака. Красивый пудель, на редкость смышленый,
всегда лежал в углу гостиной, но трижды в день его надо было выводить
гулять. Эту обязанность супруги также выполняли по очереди. Я ушел от них
вне себя: меня бесило упорство этих маньяков, и в то же время их одержимость
чем-то притягивала меня.

С тех пор я часто.уходил со службы пораньше, чтобы ровно в семь часов
попасть в "Золотую змею". Тут я подсаживался к столику мадам Борак. Она была
словоохотливей мужа и более простодушно поверяла мне свои тревоги и планы.

-- Эжен -- человек редкого ума,-- сказала она мне однажды вечером.-- Он
всегда все предусматривает. Нынче ночью ему пришло в голову: а что, если они
вдруг возьмут да прикажут обменять деньги для борьбы с тезаврацией. Как
тогда быть? Ведь нам придется предъявить наши доллары.

-- Ну и что за беда?

-- Очень даже большая беда,-- ответила мадам Борак.--Ведь в 1943 году,
когда американское казначейство объявило перепись имущества эмигрантов, мы
ничего не предъявили... А теперь у нас могут быть серьезные неприятности...
Но у Эжена зародился новый план. Говорят, что в некоторых республиках Южной
Америки вообще нет подоходного налога. Если бы нам удалось переправить туда
наши деньги...

(112)

-- Но как же их переправить без предъявления на таможне?

-- Эжен считает, что сначала надо принять гражданство той страны, куда
мы решим переселиться. Если мы станем, например, уругвайцами, то по закону