Чтение 24–й страницы книги ~Проклятие могилы викинга~

- Кстати, о мошке: совсем меня заела. Откуда только берется эта
проклятая мошкара? В лощинах еще снег, а они уже тут как тут!

Да, сомнений быть не могло. В ночной тиши уже слышалось ноющее гудение:
откуда ни возьмись на стоянку налетели тучи злобной, проголодавшейся
мошки. То были первые посланцы заполярного гнуса. Крохотные, ненасытные,
неотвязные мошки появляются еще до того, как сошел снег, и остаются до
конца лета. В безветренные дни все теплокровные животные терпят от них
адские муки. К счастью, на великих равнинах тундры безветренные дни -
редкость, не то летом жизнь там была бы просто невыносима.

Но, как назло, сегодняшний вечер выдался тихий, и, когда гудение
мошкары обратилось в оглушительный рев, путникам пришлось искать спасение
под меховыми одеялами, в которые все закутались с головой. Задыхаться или
быть съеденными заживо - иного выбора не оставалось, и они предпочли
задыхаться.

На заре подул западный ветерок и принес избавление от мошкары. Путники
позавтракали и поплыли вниз по течению все той же речушки. Незадолго до
полудня достигли берегов северо-восточного залива Нюэлтин-туа.

С тех пор как несколькими неделями раньше они оставили позади
северо-западный залив этого обширного озера, они сделали огромный круг.
Зиму сменила весна, и озеро стало теперь совсем другое. Кое-где в южном
конце еще виднелись пятна льда, но большая часть озера уже освободилась от
зимних лат, и когда каноэ вошли в него, тут гулял ветер, взбивал белую
зыбь. К счастью, острова, а их тут было множество, служили хорошей защитой
лодкам, не то пришлось бы раскидывать лагерь и ждать, когда спадет ветер.

Несколько часов Оухото в своем легком суденышке проворно и ловко вел
флотилию меж островами, с подветренной стороны. Под вечер приплыли в
залив, оттуда вытекала бурная речка. Она прогрызла в сером камне глубокое
русло, и рев порогов путники слышали задолго до того, как достигли губы.

Они причалили к берегу перед коротким крутым водопадом, и, глядя, как
он кипит и пенится, мальчики и Анджелина совсем присмирели. Оухото
посмотрел на их задумчивые лица и ухмыльнулся. Отвесил им низкий поклон,
забавно подпрыгнул, вскочил в каяк и помчался прямо в пенный водоворот.

Анджелина приглушенно вскрикнула, но тут же прикусила язык; мальчики
затаили дыхание. Каяк взметнулся на шестифутовую волну, помедлил мгновение
на гребне, точно птица, готовая взлететь, и скрылся за белой водяной
завесой. Еще несколько мгновений - и они вновь его увидели: он летел
стрелой, и Оухото так яростно работал веслом, что вокруг головы его
образовался смутный ореол света, отраженного от широкой лопасти. Еще
несколько мгновений... Каяк вырвался из нижнего водоворота, замер,
вызывающе закачался в тихой заводи, и Оухото помахал ребятам, приглашая
следовать за ним.

Джейми не верил своим глазам.

- Вот уж не думал, что такая жалкая скорлупка - и останется цела! -
сказал он.

- Хо! Жалкая скорлупка? - возмущенно воскликнул Питъюк. - Да она как
рыба. Эскимоса каяк всюду пройдет. Пускай индейский каноэ с ним потягался,
сейчас будем глядеть.

Не слишком охотно все четверо уселись на свои места. Джейми занял пост
рулевого на корме одного каноэ, Эуэсин - другого. Оухото поддразнивал их,
знаками предлагая поторапливаться, а они все равно приближались к порогу с
превеликой осторожностью, табанили изо всех сил, но вот течение подхватило
их, и пришлось им отдаться во власть реки.

Едва первый миг неуверенности миновал, ребятами овладел неистовый
восторг: ведь они плывут через бурлящие пороги. Они ловко направляли
лодки, увертываясь от самых больших волн. И вот целые и невредимые, хотя и
промокшие под фонтанами брызг, они вылетели на спокойную воду.

Оухото встретил их громким добродушным хохотом, круто повернул свою
лодчонку и понесся вперед, в свободные ото льда воды простиравшегося перед
ними нового озера.

- Эскимосы зовут его Тюлений озеро, - ответил Питъюк на вопрос Джейми.
- Говорят, тюлень доплывает сюда из океан. Может, правда говорят, может,
нет.

- Здорово, если правда! - воскликнул Джейми. - Если тюлень поднимается
по Большой реке, значит, мы наверняка сумеем спуститься.

- Переплыл один порог - сразу хвастать, - предостерег его Питъюк. -
Греби крепче, болтай меньше, а то Оухото не догоним.

Ветер дул теперь путникам в спину, и лодки быстро пересекли
шестимильное Тюленье озеро. Задолго до сумерек они причалили к глубоко
вдающемуся в озеро песчаному мысу; он был оторочен ивняком, и это сулило
топливо для костра.

Узкий этот перешеек протянулся с юга на север миль на пять и отделял
Тюленье озеро от другого, побольше, лежащего восточное. Низкий, ровный, он
был отличной естественной дорогой для оленей, идущих к северу или к югу
вдоль растянувшихся на сто миль берегов Нюэлтинтуа. Это было первое место,
где оленьи стада могли пересечь преграждавшее им путь огромное озеро.
Эскимосы называли этот перешеек оленьей дорогой, и путникам было видно,
что совсем недавно по нему прошли многие тысячи оленей.

Разбивая лагерь, они ощутили острый запах хлева. А когда отошли чуть
подальше от берега на плоскую мшистую равнину, оказалось, что несчетные
стада карибу обратили ее в густое бурое месиво.

Ребята стояли, и смотрели, и скоро увидели, как с отдаленного холма в
северном конце перешейка на них пошла медленная и темная, точно патока,
волна. Скоро стало ясно, что это - тысячное стадо самцов: по пятьдесят -
шестьдесят в ряд, они двигались так неотвратимо, что Джейми струхнул.

- Скорей уйдем с дороги! - закричал он Эуэсину и Анджелине, что стояли
чуть поодаль.

- Зачем боялся, Джейми? - крикнул Питъюк. - Олень не ест тебя. Стой
смирно, увидишь, что будет.

Джейми отчаянно хотелось отойти к берегу, но разве мог он отступить:
ведь Питъюк не двигался с места. Однако Эуэсин тревожился за сестру и
решил не рисковать зря. Олени длинными прыжками пожирали пространство,
стадо быстро приближалось, и Эуэсин отвел сестру к самому краю перешейка.

Но вот от головы стада до трех маленьких фигурок, оказавшихся у него на
дороге, осталось всего ярдов двести, и первые самцы учуяли запах человека.
Некоторые вздернули головы, громко зафыркали, остановились было. Но сзади
напирали сотни оленей, и передовым пришлось двинуться дальше.

Оленья волна неумолимо наступала на Джейми. Он круто обернулся,
расширенными глазами посмотрел, что делают Питъюк и Оухото. И поразился:
Оухото сидел и набивал табаком свою короткую каменную трубочку, а Питъюк
небрежно оперся на ружье и посвистывал.

Джейми хотелось бежать что есть духу, но он не дал себе воли, только
вскинул ружье. И вот стадо нахлынуло на него.

Казалось, его неминуемо затопчут, но в последний миг поток оленей
разомкнулся - они обтекали человека с двух сторон, держась футах в десяти.

Урчало у оленей в животах, похрустывали суставы, остро и резко пахло
зверем. Страх Джейми постепенно рассеялся, на смену пришло странное,
небывалое волнение, какой-то благоговейный, никогда прежде не испытанный
трепет. Живой бурливый поток, стремящийся мимо, несуетливый, бесстрашный,
взволновал мальчика до глубины души. Его переполняло чувство близости,
чуть ли не любви к этому великолепному невозмутимо спокойному зверю. Стадо
наконец прошло, а Джейми стоял словно зачарованный и долго, долго глядел
ему вслед.

Подошел Питъюк, лицо у него было торжественно спокойное.

- Теперь чувствуешь, Джейми, да? Дух оленя. Теперь ты знаешь, что
эскимос чувствует к тукту. Тукту дает эскимосу жизнь. Тукту, он нам брат.

19. МОШКАРА - ПРОКЛЯТИЕ ТУНДРЫ

За большим стадом проследовало несколько стад поменьше, и в одном из
них Оухото пристрелил на редкость упитанного оленя. Анджелина пошла
готовить ужин, а мальчики и Оухото остались разделывать тушу.

В этот вечер все пятеро долго не ложились, сидели у костра и
разговаривали. Назавтра предстояло выйти к Большой реке, дальше ребята
пойдут одни, без Оухото.

Они плохо представляли себе, что ожидает их впереди. Знали только, что
рано или поздно река приведет их к Гудзонову заливу, что на пути будет
несколько озер, что река чуть не сплошь в порогах - течение очень быстрое
- и что у побережья они, быть может, встретят морское племя - тамошних
эскимосов. И конечно, не хотелось расставаться с Оухото. Джейми так и
подмывало спросить Оухото, не пойдет ли он с ними до самого побережья, да
гордость удержала. К тому же он понимал, что Оухото не сможет подняться
потом вверх по Большой реке. По ней только один путь - вниз по течению.

Наутро вставать никому не хотелось. Завтракали хмуро, молча. Наконец
Оухото бросил вызов царящему у костра унынию. Он вскочил, весело крикнул,
взъерошил волосы Анджелины, добродушно толкнул Питъюка носом в песок и,
закинув за спину свой дорожный мешок, побежал к каяку. Путники
приободрились, быстро сложили палатку, нагрузили лодки. И под голубыми
небесами, подгоняемые попутным ветерком, поплыли к истокам Большой реки.

Они только еще вошли в залив, из которого брала начало река, всего
несколько миль отделяло их от последней стоянки, и вдруг Анджелина подняла
весло.

- Слушайте, - сказала она. - Что это?

Мальчики напрягли слух: откуда-то доносился низкий, приглушенный рокот,
точно вдалеке грохотал летний гром.