реки стояло предостаточно луж; в них можно было даже поплавать.
джентльмены загоняли шары для гольфа в норы гоферов. А всего лишь в
нескольких милях находилась индейская резервация.
каникулы, но папе приходилось ежедневно ездить на работу в город. Он легко
мог бы добираться туда на своем автомобиле, но он запланировал проделывать
этот путь по воде и не желал отказываться от своих намерений из-за
несговорчивости природы.
полным доверием друг к другу направились в город. Но поздно вечером они
возвратились всего лишь в роли пассажиров -- один в кабине, другая на крыше
автомобиля нашего друга. Папа был очень усталым и упорно молчал о
приключениях того дня. Лишь много лет спустя он признался мне, что на самом
деле проделал восемь из десяти миль до Саскатуна пешком, а "Концепцию" тянул
по мелководью на буксире или переносил через песчаные банки на плече. Еще
один каверзный эпизод ему уготовил песчаный бар 24, который, на беду, оказался из зыбучего
песка. Но на этом моменте обычно он подробно не останавливался.
в библиотеку на Эрдли, но затем где-то южнее прошел дождь и уровень воды в
реке поднялся на несколько дюймов. Эрдли снова попал в немилость, а
"Концепция" оказалась в почете. В последовавшие недели она и папа близко
познакомились с множеством песчаных баров, зыбучих песков и с другими
тайнами пересохших проток. К изумлению всех наблюдателей, папа начал делать
успехи и добирался до своего места службы по воде. Но, по правде говоря, он
по-прежнему долго шагал до места, где уже можно было бы грести. Теперь он по
крайней мере был избавлен от позорной необходимости тащить каноэ на себе на
глазах у толпы, так как довольно глубокая протока в черте города позволила
ему с достоинством Гайаваты 25 грести
последнюю милю пути до причала у гостиницы Бессборо-отель.
тащил ее с собой до здания библиотеки. Первые дни, когда среди утреннего
транспортного потока в центре города появлялась быстро шагающая фигура с
грациозно покачивающимся зеленым каноэ на плечах, это вызывало у прохожих
различные замечания. Но через пару недель люди перестали пялить на него
глаза, и никто, за исключением нескольких сверхконсервативных лошадей,
запряженных в фургоны с мороженым, не удостаивал его косым взглядом. Он и
"Концепция" вписались в привычный пейзаж города.
научился удерживать равновесие и обычно стоял на носу, передними лапами на
узком фордеке, застыв эдаким зевом водосточной трубы в виде химеры. С его
стороны это было не пустое позирование, так как, очевидно, он взял на себя
обязанность предупреждать папу о приближении каноэ к мелководью или к не
видимому невооруженным глазом бару. Пользы от такого лоцмана было немного,
несмотря на его самые лучшие намерения, ибо пес был сильно близорук. Он не
мог также, как это говорится у речников, "читать воду". После истеричного
лая, вызванного завихрением потока, которое Матт по ошибке принял за
затонувшее бревно, он, бывало, спокойно пялился в пространство, когда
"Концепция" вдруг садилась на мель. Обычно от внезапного толчка Матта, как
из катапульты, выбрасывало за борт и он врезался мордой в мутную воду. Он не
обижался на подобные пакости со стороны реки и возвращался к своим
лоцманским обязанностям с еще большим рвением.
"Концепцию" веслом, но всякая возможность ходить под парусом исключалась. А
поскольку папа жаждал именно хождения под парусом, ему пришлось искать иные
воды, и как-то в конце недели он объявил, что мы посетим озеро Маниту --
крупное соленое озеро, которое лежит в сотне миль от Саскатуна.
не была сконструирована для того, чтобы плавать в водной среде, ненамного
более жидкой, чем черная патока. Маниту было для судна противопоказано.
Когда мы спустили "Концепцию" на воду, она только чуть-чуть обмакнула киль и
сидела на поверхности озера, как утка на льдине.
свою волю посредством балласта из камней. Потребовалось невероятное
количество булыжников, чтобы достичь нормального погружения, а когда папа и
я в конце концов сели в каноэ, то обнаружили, что "Концепция" столь же
маневренна, как бетонный гроб в желатине. Вода, в которой судно завязло,
была настолько густой, что я просто слышал, как кристаллики соли трутся о
его гладкие борта. А когда мы подняли парус, ветер оказал на каноэ такое же
слабое воздействие, как если бы на его месте были возведенные фондом Карнеги
26 стены публичной библиотеки Саскатуна.
начал выбрасывать за борт балласт. Он перевалил через борт с полдюжины
крупных булыжников, когда каноэ решило, что с него хватит. Один конец лодки
весело выпрыгнул из воды, в то время как другой в нее погрузился; через долю
секунды мы ужо плавали на поверхности неподвижного озера, а иод нами корпус,
полный камней, медленно тянул нашу "Концепцию" на дно.
тело физически не могло утонуть в озере Маниту. Наоборот, мы настолько
выступали из воды, что нам стоило большого труда доплыть до близкого берега.
А когда мы приступили к подъему "Концепции" -- она лежала на глубине около
десяти футов, -- то необычные свойства Маниту оказались серьезной проблемой.
Мы обнаружили, что нырнуть в него невозможно. Это было весьма жуткое
испытание: мы не могли заставить себя погрузиться глубже, чем на один фут. В
конце концов папе пришлось увеличить свой вес-- подобно ныряльщику за
жемчугом в южных морях -- корзиной, полной камней. Держась за корзину одной
рукой, он смог достичь затонувшего судна и закрепить трос за банку. Затем,
на мой взгляд, довольно легкомысленно, папа отпустил корзинку -- и
моментально взвился из глубины, как играющий лосось, на полкорпуса выскочив
из воды, и шмякнулся па спину со звучным шлепком, который, должно быть,
причинил ему почти такую же острую физическую боль, как поведение
"Концепции" -- моральную.
папы походить под парусом, не шли ни в какое сравнение с мерой его упорства.
В августе того памятного года мы прицепили наш дом-фургон к Эрдли, поместили
"Концепцию" на его крышу и отправились в настойчивые поиски водоемов для
парусного спорта. И мы их отыскали.
райский уголок под названием Эмма-Лейк. Это было настоящее озеро, полное
настоящей воды, овеваемое дружелюбными ветрами.
много неудач. Затем мы сели в нее и подняли парус.
Запада -- и больше нигде. Небо было кристально чисто и беспредельно, а
жаркое солнце рождало на глади озера мириады ослепительных бликов. Стайки
черных крачек рассекали крыльями западный бриз, прилетавший к нам из
сосновых лесов. Он нежно надувал парус "Концепции", придавая ему прекрасную
форму крыла. Каноэ ожило.
синюю дымку от далеких лесных пожаров и не скрылось наконец совсем, унеся с
собой бриз. А мы еще продолжали плыть в нашем маленьком суденышке, быстрое и
легкое скольжение которого было более чем достойной наградой за те невзгоды,
которые нам пришлось перенести.
Плавание "Лысухи"
надежды и тоска морской души, прикованной к суше. В городе насчитывалось
достаточно много людей, разлученных с водной стихией. Папа перезнакомился с
большинством из них благодаря своей работе и особенно потому, что на полках
его библиотеки находилось одно из самых лучших собраний книг по лодочному
спорту. Некоторые из тех папиных сотрудников, которые могли спутать слово
"борт" со словом "брод", были склонны относиться неодобрительно к ежегодной
дорогостоящей заявке на приобретение книг с явным мореходным уклоном. Но
между прочим, главным библиотекарем был все же папа, и никто другой.
книгам. Этот человек, маленького роста, худощавый, с орлиным профилем, лет
тридцать тому назад эмигрировал из приморских провинций, и в течение
двадцати девяти лет ему не хватало ощущения морской воды, журчащей под килем
судна. То, что он приехал из внутреннего района провинции Нью-Брансуик и за
годы жизни в приморье фактически никогда не выходил в море на чем-нибудь
крупнее гребной шлюпки, не имело никакого отношения к тем чувствам, которые
испытывал Эрон. Как житель приморья, заброшенный в прерии, он верил, что в
нем течет кровь знаменитых мореплавателей из портов Северной Атлантики, а за
двадцать девять лет человек способен припомнить целый ряд вещей, которые
должны были бы и могли с ним случиться. Эрон обладал настолько великолепной
памятью, что мог часами говорить о том времени, когда он ходил из Люненберга
27 на Большую Ньюфаундлендскую банку,
сначала юнгой, затем бравым матросом, потом помощником капитана и наконец
шкипером самой красивой рыболовной шхуны на всем побережье.
и наконец, в 1926 году, когда Эрону шел шестьдесят пятый год, он приблизил
свою мечту и начал строить судно. Он уже выдал замуж своих дочерей, продал
свое дело, отослал свою жену в Калифорнию и теперь принялся работать для
себя, для души. Он планировал провести свое судно из Саскатуна до
Нью-Брансуика -- и собирался проплыть весь путь, до последнего дюйма. Эрон
принадлежал к той упрямой породе людей, которые не признают никаких
препятствий, даже географических, вроде пустяков в две тысячи миль суши,
которые пролегли между ним и его целью.
Лукин Евгений
Белов Вольф
Круз Андрей
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Доценко Виктор