Только честно.
- Это правда. Я не врал, - сказал я.
- А сколько девчонок ты выманил на свидание до сих пор?
- Ну, я не считал...
- Двести?
- Да ну тебя! - засмеялся я. - Не такой уж я у женского пола популярный.
Ну, то есть, популярный, но не настолько. Я, как бы тебе сказать... весьма
локального применения. Узкий такой. Широких масс не охватываю... Но
человек пятнадцать точно выманил.
- Так мало?
- Такая вот несчастная жизнь, - вздохнул я. - Мрачная, стылая, тесная...
- Локального применения? - уточнила Юки.
Я кивнул.
Она ненадолго задумалась - наверно, о том, как можно жить такой жизнью.
Но, похоже, так ничего и не поняла. Что поделаешь. Молодо-зелено...
- Значит, пятнадцать, - сказала она.
- Ну, приблизительно, - поправился я. И еще раз прокрутил в голове
тридцать четыре года своей несчастной жизни. - Примерно так. Ну, самое
большее - двадцать.
- Двадцать... - повторила Юки разочарованно. - И что, из этих двадцати я
самая красивая?
- Да, - ответил я.
- А может, тебе просто красивые не попадались? - спросила она. И закурила
вторую сигарету. У перекрестка впереди замаячила фигура полицейского,
поэтому сигарету я отобрал и выкинул в окно.
- Попадались даже очень красивые, - ответил я. - Но ты красивее всех.
Серьезно, я не вру. Не знаю, поймешь ты или нет, но твоя красота как бы
существует сама по себе, независимо от тебя. Совсем не так, как у других.
Но я тебя умоляю: давай-ка в машине не курить. Во-первых, снаружи все
видно, во-вторых, салон провоняется. И потом, я тебе уже говорил: если
девочки с малых лет курят, у них с возрастом начинают плясать
менструальные циклы.
- Иди к черту! - надулась Юки.
- Расскажи про человека в овечьей шкуре, - попросил я.
- Про Человека-Овцу?
- Откуда ты знаешь, что его так зовут?
- Ты же сам сказал в прошлый раз. По телефону. "Человек-Овца".
- Что, серьезно?
- Ага, - кивнула Юки.
На дороге начались пробки, и перед каждым светофором приходилось ждать,
пока зеленый не сменится как минимум дважды.
- Расскажи мне про него. Где ты с ним встретилась?
Юки пожала плечами.
- Да не встречалась я. Просто... вдруг подумала о нем. Когда на тебя
посмотрела, - сказала она и накрутила на палец тонкую прядь волос. - Он
мне сам и почудился. Человек в овечьей шкуре. Как видение какое-то. И
каждый раз, когда встречала тебя там, в отеле, - он у меня в голове
появлялся. Поэтому я у тебя и спросила. А вовсе не потому, что я
что-нибудь знаю...
Притормозив у очередного светофора, я попытался осмыслить услышанное. Я
должен это осмыслить, во что бы то ни стало. Повернуть нужный винт и
завести пружину в голове. Раз, два...
- Ты говоришь, "вдруг подумала о нем", - сказал я Юки. - То есть, у тебя
перед глазами возникла фигура Человека-Овцы, так?
- Я не могу точно объяснить, - ответила она. - Как бы сказать получше...
Не то чтобы прямо фигура этого самого Человека-Овцы перед глазами
появилась, нет. Просто, понимаешь... Чувства того, кто все это видел,
передаются мне, как воздух. Но глазам их не видно. Глазам не видно, но я
их воспринимаю - и могу переделать в картинку. Только это не совсем
картинка. Ну, как бы картинка. Если б я даже могла ее кому-нибудь
показать, никто бы не понял, что это. То есть, это картинка, которую
только я сама понимаю, и все... Тьфу. Не могу объяснить нормально! Дура
какая-то. Вот ты понимаешь, о чем я говорю?
- Очень смутно, - признался я.
Юки насупилась и закусила дужку очков.
- То есть, что получается... - попробовал я наугад. - Ты можешь уловить
то, что я ощущаю внутри, или то, что пристало ко мне снаружи - какую-то
эмоцию или сверхидею - и преобразовать это в некое видение, вроде
символического сна, так что ли?
- Сверхидею?
- Мысль, которую думаешь очень сильно.
- Ну, может быть... То, что думаешь очень сильно - да, но не только это.
Есть еще то, что сделало эту мысль. Что-то ужасно мощное... Сила, которая
делает мысли. Если она есть, то я ее чувствую. Пропускаю сквозь себя, как
электрический ток. И тогда - своим зрением - вижу. Только не как обычный
сон. Скорее, как пустой сон... Вот, именно так! Пустой сон. Там нет
никого. Ни фигур, ни предметов. Ну вот как если у телевизора контраст до
предела вывернуть - чтобы стало или совсем темно, или совсем светло, да?
То же самое. Ничего не видать. Но кто-то там есть все равно! Надо просто
вглядеться очень внимательно. И вот я вглядываюсь - и чувствую. Что там
сидит человек в овечьей шкуре. Что он не злой человек. И даже вообще не
человек. Глазам не видно, но понятно. Просто он выглядит, как невидимка.
Его как бы нет - но он есть... - Юки с досады прищелкнула языком. - Ужасно
объясняю!
- Почему же. Ты отлично объясняешь.
- Что, правда хорошо?
- Очень, - кивнул я. - По-моему, я понимаю все, что ты хочешь сказать.
Просто мне нужно время, чтобы это переварить...
Уже перед самым Цудзидо я вырулил к морю и, обогнув сосновую рощицу,
остановил "субару" меж двух белых линий на автостоянке. Машин вокруг почти
не было.
- Пройдемся? - предложил я Юки.
Стоял чудный апрельский день. Ветер дул, но почти незаметно, море было
спокойным. Лишь у самого берега то подымалась, то исчезала волна - словно
кто-то стоял у кромки воды и неторопливо встряхивал простыню. Мягкая,
размеренная волна. Серферы, оставив всякие попытки прокатиться,
повытаскивали свои доски на берег и курили, сидя на песке в мокрых
гидрокостюмах. Дым от горящей мусорной свалки поднимался к небу столбом, а
по левую руку в далекой дымке розовел цветущей сакурой остров Эно.
Огромная черная псина с крайне сосредоточенной мордой то бежала трусцой,
то неспешно вышагивала по волнорезу слева направо. Пять или шесть
рыболовных шхун дрейфовали у горизонта, а над ними, словно водовороты
белой пены, беззвучно кружили стаи чаек. Даже море пахло весной.
Мы пошли по пешеходной дорожке вдоль берега. Встречая по пути то любителей
бега трусцой, то школьниц на велосипедах, немного прошагали в сторону
Фудзисавы, отыскали подходящее местечко на пляже, сели на песок и стали
разглядывать море.
- И часто ты это чувствуешь? - спросил я Юки.
- Да не то чтобы постоянно, - ответила она. - Бывает. Иногда чувствую.
Таких людей, через которых я это чувствую, не очень много. Совсем
чуть-чуть. Но я и сама стараюсь защищаться. Когда это чувство приходит,
стараюсь как можно меньше думать о нем. Только оно начинается, я сразу -
бац! - и захлопываюсь. Потому что заранее знаю: сейчас начнется. А когда
захлопнусь, то и чувствую уже не так глубоко. Все равно, что глаза
зажмурить, - очень похоже. Зажмуриваю свои чувства. Тогда просто ничего не
видно, и все. Вот, когда в кино что-нибудь страшное происходит -
закрываешь глаза, да? Здесь так же. И пока оно не пройдет, так и сидишь,
закрывшись. Как можно крепче...
- А зачем закрываться?
- А не люблю, - ответила она резко. - Раньше, когда маленькая была, не
закрывалась. В школе, бывало, как почувствую что-нибудь - сразу вслух
говорю. Но от этого всем только хуже делалось. То есть, чувствую,
например, что сейчас кто-нибудь покалечится. И говорю в компании: "вот
этот парень скоро покалечится". И очень скоро тот человек ломает ногу.
Много раз так было. И постепенно меня стали принимать за какую-то ведьму.
Даже дразнили так - "ведьма". Вот какую репутацию заработала... А меня все
это обижало страшно. И однажды я обещала себе: больше ничего не
рассказываю. Никому. Как только почувствую, что сейчас что-нибудь увижу,
сразу и захлопываю все чувства намертво.
- Только со мной почему-то не захлопнула, так?
Она пожала плечами.
- Это как-то неожиданно получилось, врасплох. Не успела защититься. Как-то
вдруг - хлоп! - и эта как бы картинка в меня вселилась. Когда мы с тобой в
первый раз увидались. В баре отеля. Я еще музыку слушала, рок какой-то...
То ли "Дюран Дюран", то ли Дэвида Боуи... Когда музыку внимательно
слушаешь, так всегда получается, правда же? Защититься не успеваешь.
Расслабляешься потому что. За что я музыку и люблю...
- То есть, что получается, у тебя - дар ясновидения? - спросил я. - Раз ты
можешь предсказывать, кто когда ногу сломает, и все такое.
- Ну, как сказать... Пожалуй, тут все-таки что-то другое. Я же не
предсказываю, что будет, а просто чувствую, что происходит сейчас. Но там
есть и какой-то воздух особенный, как бы настроение того, что случится
потом. Понимаешь? Ну, например, кто-то делает упражнения на перекладине и
скоро повредит себе что-нибудь. Но в нем уже прямо сейчас есть
небрежность, какая-то самоуверенность лишняя, так ведь? Или, скажем, явно
дурачится человек. Вот в такие секунды меня это чувство как волной
накрывает. То есть, буквально волной - сам воздух ужасно плотный
становится. И я уже понимаю: ну вот, сейчас случится что-то плохое. И
сразу вслед за этим выскакивает "пустой сон". А потом... То же самое
происходит на самом деле. Это не ясновидение. Это что-то ужасно размытое.
Чернецов Андрей
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Афанасьев Роман